Но так как я не двигаюсь, он подходит сам, в руках у него наручники.
– Уж извини, настоящих нет, только кожаные. Но могу потуже затянуть… Руки! – орет он внезапно, и я вздрагиваю и протягиваю руки. Кожа наручников плотно облегает запястья, Джер застегивает ремешки.
– У тебя такие руки тонкие, как ты из полицейских-то не выворачиваешься? – Он стаскивает с меня джинсы и стринги, оставляет только чулки – идиотская привычка носить чулки даже под брюками… – Вот так… ну-ка, где тут у него что-нибудь? – тащит меня за собой за цепочку наручников, находит какой-то крюк и подвешивает. – Нет, это не пойдет… высоковато… ладно, побудь пока так, я переоденусь.
Вывернутым рукам не очень удобно, но терпимо. Только очень уж здесь холодно, очень… я вся покрылась мурашками, меня трясет. Возвращается Джер в своем дурацком прикиде, без слов вставляет мне кляп, я не успеваю даже пискнуть.
– Замерзла? – Он поглаживает меня по спине, по животу.
Внезапно он останавливается и отходит от меня, садится на табуретку и закуривает:
– Хочешь курить, Лори?
Я отрицательно качаю головой – курить не хочу, а вот воды бы выпила, потому что в горле пересохло. Не знаю почему, но так всегда происходит на пике возбуждения, Костя это помнит, поэтому бутылка минералки у него всегда под рукой. Но Джеру никто этого не сказал, разумеется. Я закатываю глаза, и он, заметив это, кладет сигарету и возвращается, расстегивает кляп. У меня свело скулы – шарик великоват, и несколько мгновений я не могу прийти в себя. Джеральд хлопает меня по щекам – не бьет, именно хлопает, приводя в чувство:
– Поплыла?
– Пить…
– А, сейчас.
Запасливый – минералка у него есть, неужели Костя рассказал? Тогда выходит, что он был в курсе этого плана. И за это я ему такое устрою, что мои сегодняшние мучения покажутся просто раем на земле. Я не прощу такого предательства – ведь это уже не впервые…
Вода течет по подбородку и шее, Джер, забавляясь, специально плещет на грудь.
– Зря ты, Лори, аппарат Косте грохнула – смотри, какая тема! Я вот думаю иногда, что Косте не столько важно быть твоим любовником, сколько существенна вот эта вся шняга – картиночки, рисуночки… А тебе, я смотрю, не такое нужно. Хочешь, я покажу? – Я непроизвольно постанываю. – Так что?
– Я не хочу… ничего не хочу, оставь меня в покое…
– Ты устала, Лори?
– Нет… я просто ничего не хочу…
– Давай так: ты поспишь, я тебя даже отвяжу кое-где, а потом мы продолжим. Я просто хочу тебе самой доказать, что Костя не то, что тебе нужно, вот и все. – Он отстегивает наручники от крюка, хотя с рук их не снимает, укладывает меня на кровать, распутывает узлы на лодыжках. Тянет из-под меня покрывало, и я передергиваюсь от мысли, что сейчас окажусь на грязном постельном белье, где неизвестно чем, с кем и как занимался вонючий козел Эдик. Джеральд ловит выражение моего лица и улыбается:
– Не бойся. Я его заставил все поменять, мы же тут надолго, так что – на использованном валяться? Я терпеть этого не могу. Ты поспи, ага? Что-то вид у тебя и впрямь не того…
Я плохо соображаю, если честно, и половина его слов проносится мимо меня, настолько мимо, что становится все равно… Я закрываю глаза, сворачиваюсь клубком и думаю, сколько же он планирует держать меня здесь. Все бы ничего, но выключенный телефон и отсутствие на работе могут насторожить мужа, что совершенно лишнее. Спать хочу, но глаза никак не желают закрываться. Я начинаю рассматривать помещение. Примитивно, но в принципе удобно – ну, если рассматривать эту конуру с точки зрения приспособленности к фотосессиям. Только грязища тут…
Интересно, а Костя на самом деле не в курсе, что мы здесь? Или просто позже подъедет? Правда, у него сегодня сутки, но это редко становится проблемой – подмениться ничего не стоит.
Меня тошнит – это бывает от страха, когда долго боишься и ждешь чего-то. Очень хочется курить, просто нестерпимо. Я сажусь, и Джеральд, развалившийся в кресле у камина, который он, оказывается, успел растопить, поворачивается в мою сторону:
– Ты что?
– Курить хочу…
– Встань и возьми.
Я встаю с кровати и иду в прихожую, где в сумке лежит пачка сигарет. Телефона там нет – он у Джера.
Возвращаюсь, беру со стола зажигалку, но Джеральд выхватывает ее и подносит к кончику сигареты. Я прикуриваю, однако он не убирает зажигалку, а делает пламя сильнее, я едва успеваю отклониться назад. Раздается смех:
– Лори, ты меня разочаровываешь! Что же ты всего боишься-то, а? Хоть бы не позорилась!
– Не хочу походить на опаленную курицу, – бормочу я, затягиваясь сигаретным дымом, и сажусь на край стола, потому что стульев в этом сарае нет.
– Боишься – Костя не захочет тебя? – усмехается он, и мне вдруг отчего-то очень неприятно это упоминание. – Захочет, Лори, не волнуйся. Ему ты любая в кайф – он мне вчера полночи про это трындел.
Странное дело: я сижу на столе перед практически чужим мне человеком совершенно голая, если не считать простыни, намотанной вокруг груди, курю и не испытываю абсолютно никакого дискомфорта.
Джер двигается ко мне, берет мои ноги и ставит к себе на колени.
– Лори… скажи-ка мне… ты на что готова пойти, чтобы Костя не узнал о сегодняшнем?
– Так он не знает?! – Почему-то мне в голову такая мысль не пришла, если честно… и это ужас…
– А ты думала, что это он подстроил? Конечно нет – он дежурит сутки сегодня, я вчера аккуратненько у него вызнал, во сколько ты на работу ходишь…
– Я хожу на работу вечером, и то, что я пошла туда сегодня с утра, – чистая случайность! – перебиваю я. – Я просто обещала…
– Да, и это я тоже знаю, – перебивает теперь уже он. – Вы разговаривали по телефону, ты сказала, что пойдешь танцевать, а Костя потом бесился. Он тебя ревнует к этому мальчику, с которым ты танцуешь, – ты знала?
Нет, Костя идиот все-таки… Что за бредовая идея ревновать меня к пацану, который мне в сыновья годится?
– Так что, Лори? Ты не ответила…
– Если ты решил меня шантажировать – не выйдет. Костя мне не муж, и мне совершенно все равно, узнает он о тебе или нет. А что касается того, на что я могу пойти… Спроси об этом просто, не приплетая сюда Костю, – и узнаешь.
– Ух ты, разозлилась… – улыбается Джеральд, поглаживая мое колено. – Красивая, когда злишься, – как кошка… кисуля такая…
– Не называй меня так!
– А как? Придумай, как мне тебя называть.
– Да как хочешь – только не так.
– Ну, тогда ты так и останешься Лори – хотя тебя мутит от этого имени.
Молчу. Зови, как хочешь…
– Ну что, Лори? Покурила, поболтала? Пойдем к станку, что ли?
…Мама дорогая… никогда прежде я не испытывала такого, это точно. Ощущения оказались такими, что перед глазами расплывались черные круги. Я не могла понять, что именно он делает со мной, все пыталась повернуть голову – и не могла.
– Я тебя ненавижу… – шептала я, пока он, отдыхая, гладил меня по голове, и он усмехнулся:
– Ты еще полюбишь меня сегодня, Лори.
«Я уже почти тебя люблю – неужели ты не видишь?..»
– Лори, а как муж смотрит на твое баловство?
– Никак. Он об этом не знает.
– Лори, ты дура? У тебя на спине рубец, причем такой, что не соврешь, что упала и голой кожей по асфальту проехалась.
Я пожимаю плечами. Этот вопрос мне не дает покоя и самой: что я буду говорить мужу, когда он вернется? Я, разумеется, залечу все, что смогу, но в целом-то? Судя по тому, что я видела в зеркале, сейчас я смогу подработать дублершей в каком-нибудь фильме о зверствах белогвардейцев, например… Ай, ладно, чего теперь-то грузиться? Дело сделано…
– Ложись сюда. – Он тянет меня за руку и укладывает рядом с собой. – Лори, скажи, тебе было хорошо?
– Ты же кричал, что всегда знаешь, когда есть, а когда нет, – подкалываю я.
– От тебя хочу услышать.
– Да. Было.
– Что ты обещала мне взамен?
Я смотрю на него в недоумении – а что это было-то? В смысле: что было сегодня, что продолжается до сих пор – разве не то, чего он хотел в обмен на ночь со мной? Ну, пусть это не ночь была, но все-таки?
– Что молчишь? Думаешь, как улизнуть?
– Я не совсем понимаю…
Он смеется и перебивает:
– Лори, ты такая прикольная, когда говоришь тоном строгой училки! Я прямо завожусь, ей-богу. Что тут понимать? Теперь ты мне должна.
– Ты это серьезно?
– Нет, это я так бездарно шучу, Лори. Разумеется!
– Мы не договаривались, что ты будешь хватать меня на улице и тащить в этот подвал! И – Костя…
– Лори, Лори! Успокойся! Костя тут ни при чем – присутствуй он, и ты сегодня не смогла бы так расслабиться. А ты была собой – такой, как хотела быть, потому что я тебе никто.
Я сажусь и обхватываю руками колени.
– Ты изумительная, Лори. – Джеральд тянет ко мне руку, но я дергаюсь. – Ну, чего ты? Так все здорово было… такая девочка шикарная – и вдруг фокусы какие-то.
– Я ненавижу, когда меня припирают к стенке, я тогда просто зверею – и уже ничем ты меня не остановишь, понял?!
Я встаю с кровати и начинаю одеваться.
– Лори, ты обиделась? – удивленно тянет он. – С ума сошла! Ну, чего ты?
– Не трогай меня! Все было просто офигительно, просто прекрасно, просто небывало – доволен? Это то, что ты хотел слышать? Все, я могу идти? Или продлевать станете?
– Вот же дура… – смеется Джер, не понимая, что я-то не шучу.
Я выскакиваю из подвала, хотя ноги меня слушаются плохо, и все тело ватное, и душа очень болит…
На улице темно, уже почти полночь. Я ловлю такси и еду домой. И только через пару часов понимаю, что забыла мобильный в кармане Джера…
На трезвую голову все выглядит просто отвратительным и аморальным. Серьезно. Почему так: получив удовольствие, назавтра начинаешь грызть себя, и раскаиваться, и думать – а вот если бы я сделала так, а не этак, то вышло бы, наверное, то, а не это… А уже все, поздно пить «Боржоми», когда его запретили. И уже ничего не изменишь, не вернешь и не переделаешь. Принцип «или не делай, или потом не оправдывайся» применительно к самой себе никогда не срабатывает. Состояние вроде глубокого похмелья, все трясется, ничего не хочу… только лежать под одеялом с головой – и все.