Джер оказался совершенно не тем, кем выглядел. Тогда, два года назад, я ни за что не заподозрила бы его в возможности проявления таких чувств в отношении меня, и в голову не пришло бы подумать о том, что этот человек сможет стать для меня больше чем просто любовником. Что ему удастся настолько глубоко влезть мне в душу и так прочувствовать и понять ее.
Решение, подсказанное Джером, приходит мгновенно. Я звоню приятельнице, работающей в одном из местных санаториев, и назавтра, невнятно объяснив мужу причину, уезжаю на неделю отдыхать и лечить нервы.
Я уже почти пять дней дома, а все никак не могу прийти в себя и осмыслить то, что произошло. Насколько низко может пасть человек в своем желании добиться цели…
Джер не позвонил мне в первый день, не ответил на мои звонки. Это было странно и так на него не похоже. На второй день я все-таки дозвонилась…
– Я не готов пока общаться с тобой, – это было сказано спокойным ровным тоном, как будто мы совершенно чужие люди.
– Что происходит? – но мой вопрос звучит уже в пустоту.
Ни объяснений, ни ответов – ничего, только противные гудки отбоя…
Я не нахожу себе места, мечусь по квартире и не могу понять, что произошло, что случилось, в чем я провинилась перед ним… Поддавшись порыву, звоню Славику и прошу завтра приехать пораньше с утра.
Падаю спать и даже не слышу, как возвращается с работы муж.
Утром я подскакиваю в такую рань, что сама удивляюсь. Но чувствую, что не могу сидеть дома – сойду с ума. Сашка сонно ворочается в постели, бурчит что-то насчет завтрака и снова засыпает.
Я беру сумку с ноутом и свою «типа дамскую», сую ноги в сабо и выхожу из квартиры. Нормальная семейная жизнь у меня, однако… Муж пришел – я сплю, муж спит – я ушла… Идиллия…
В клубе еще никого нет, я переодеваюсь в тренировочную форму, застегиваю туфли и иду вниз, вставляю в плеер диск с румбой и начинаю разминаться. Славик является только через полчаса, я уже на нервах – ненавижу опоздания.
– Извини – проспал, – честно винится он. – Я быстро, только туфли сменю.
Возвращается буквально через пять минут:
– Ты покурить не хочешь?
– Нет. Давай работать.
– Ты чего за румбу схватилась? Настроение поганое?
– Ты замолчишь или нет? – Я уже зла не на шутку, и Славик прекращает дергать кошку за усы:
– Да все-все, румба так румба, как скажешь.
Танцуем около часа, я даже усталости не чувствую. Но на душе как-то полегче…
– Ты такая прикольная, когда думаешь о чем-то, – замечает партнер, пропуская меня под рукой в поворот и прижимая затем к себе. – Прямо искры от тебя летят.
– Не сгори смотри, – фыркаю я, поднимаясь на высокий полупалец и открывая руки в стороны. Этот элемент я не люблю – партнер держит меня за талию, а я, упираясь только в его чуть разведенные в стороны стопы, выгибаюсь вперед, как будто лечу. Обычно у него начинают дрожать руки, и я частенько падаю на пол, потому что он не в состоянии удержать меня.
Сегодня, правда, все хорошо.
Я чувствую себя уставшей еще сильнее, чем до поездки. Мне всегда тяжело переживать ссоры и недомолвки, я обвиняю себя, даже если не виновата. А особенно мне тяжело, когда я не понимаю причины конфликта. Ничего не произошло, а Джер ведет себя совершенно необъяснимо.
Он звонит и просит меня спуститься к нему в машину. Это тоже какая-то глупость – и тон его, и ситуация вся вообще. Я предложила зайти в клуб, Славик уже убежал, но Джер отказывается.
Спускаюсь вниз, сажусь в машину и жду, что он хоть как-то отреагирует на мое присутствие. И он реагирует – протягивает мне несколько фотографий и спрашивает, глядя в окно:
– Почему ты не сказала, что встречаешься еще с кем-то, кроме меня? Ведь мы договаривались насчет гаремов, разве нет?
– Каких гаремов, о чем ты вообще? – Я перебираю снимки и вместо того, чтобы ужасаться, чувствую желание заржать.
На фотографиях чистой воды монтаж – я и Эдик. В страшном сне не приснится такое – я и этот ублюдок. Да если бы я встретилась с ним хоть раз, разве сидела бы сейчас в этой машине и разговаривала бы с Джером? Ага, а как же – я в реанимации лежала бы в лучшем случае! С неземной-то любовью Эдика ко мне… Я даже знаю, кто сделал эти фотографии, да тут никто не ошибется, пожалуй. Странно только, что Джер поверил и отреагировал, как малолетний ребенок.
– Что ты молчишь, Лори?
– Мне смешно.
– Смешно? Над чем ты собираешься смеяться?
– Над твоей очевидной слепотой и над тем, что ты совершенно не тот, кем мне показался. Как ты можешь не доверять мне?
– А как я могу доверять, если Эдик описал даже те места, где у тебя родинки? Их под одеждой не видно! – Джер зол и раздражен, он нервничает, курит беспрестанно, и мне его жаль. Как он мог…
– Ну, тогда мне просто не о чем с тобой говорить.
Я возвращаю фотографии и выхожу из машины, но Джер тут же выскакивает и преграждает мне путь в здание:
– Не уходи так.
– А как?
– Лори…
– Да все, хватит! И так понятно – тебе тоже чьи-то слова дороже моих. – Я пытаюсь обойти его, но Джер ловит меня за руки.
– Я же попросил – не уходи. У меня тоже были сомнения по поводу всего, но я хотел услышать тебя.
– Услышал?
– Да. Я знаю, что ты не могла меня так подставить.
– Тогда зачем ты проверял меня, Джер?
Он не отвечает, просто держит меня за руки и молчит. Я вижу, как ему сейчас отвратительно – значительно хуже, чем мне. Я не люблю, когда из-за меня людям больно, даже Косте зла не желаю… А уж тем более я не желаю этого Джеру, я слишком уже привязалась к нему, он слишком вошел в мою жизнь, он уже просто слишком мой.
– Позвони мне завтра, хорошо? А сейчас я пойду…
Я осторожно высвобождаю руки, глажу его по щеке, поворачиваюсь и ухожу так быстро, как только могу, чтобы он не увидел, что я вот-вот заплачу.
В клубе я сижу на стуле в курилке, давлюсь слезами и табачным дымом от завалявшейся здесь чудом «Гаваны» и думаю о том, что Костя все-таки сволочь – даже расстаться по-человечески он не может…
Это, конечно, маразм. Я сижу в кухне Джера в его темно-синем халате и пью коньяк вместе с Костей. Один на один, глаза в глаза – он и я.
– Ну что ж ты молчишь-то? – Костя поигрывает рюмкой и старается поймать мой взгляд, но я еще слишком трезва, чтобы начать смотреть на него прямо.
– У тебя поразительная манера портить мне жизнь, ты не находишь? – Я делаю глоток и морщусь от жгучего вкуса.
– Ну, ты тоже в этом преуспела, так что не вали все на меня-то, – парирует он, протягивая мне тарелку с лимоном и оливками. – Закуси, свалишься.
– Я думаю, что в этом твой план и состоит – напоить меня, чтоб свалилась, а потом… – бормочу я, отправляя ломтик лимона в рот.
Он смеется, но я-то чувствую, какой это напряженный смех, как Костя старается не выдать того, что ему досадно, – я угадала. Ну, мог бы так в лоб уж и не идти!
– Ты все такая же, что думаешь, то и лепишь.
– А ты думал, что я изменюсь за эти четыре месяца? С чего бы? И зачем, если Джера я устраиваю такой, какая есть? Он меня не ломает. В отличие от тебя, – не удерживаюсь я, и глаза Кости вспыхивают от гнева. Но он давит в себе желание заорать на меня.
– Ну не надо, Лор… Так сидим хорошо, а ты начинаешь.
Его миролюбивый тон раздражает еще сильнее.
– Да ты правде в глаза-то посмотри! – ору я, не сдерживаясь уже и забывая, что мы одни, и если что, заступиться будет некому. – Ты же маньяк, у тебя только одно на уме! Оставь уже меня в покое!
Он нехорошо улыбается, наливает коньяк и залпом выпивает.
– Заговорила, да? – насмешливо тянет он. – А раньше, помню, не возражала! Даже руки мне целовала – типа, спасибо, мне с тобой было хорошо! Скажешь – не было?
– Не было! Ты больной! Ты только свои прихоти видел, только свои заморочки ненормальные любил! А как было мне – тебе было наплевать! – Я хватаю сигарету и затягиваюсь, чувствуя, как сразу зашумело в голове.
Костя молчит, только кусает губу и как-то странно на меня смотрит. Знай я его чуть меньше – боялась бы. Но я прекрасно знаю, что ему нужно гораздо больше времени или гораздо более сильное оскорбление, чтобы как-то попробовать повлиять на меня физически. Он молчит, и в этом молчании я прекрасно вижу, что сделала ему больно. Сделала – потому что он привык считать себя хорошим любовником.
– Тогда как ты была-то со мной столько лет? – выдавливает он сквозь зубы. – Что ж не встала и не ушла, ты, такая вся из себя нереальная, а?
– Да жалела я тебя, идиота, – ты без меня загнулся бы от нереализованных фантазий!
Интересно, вот сейчас он меня ударит или нет? О, конечно нет – Джер стоит в дверях, мы и не слышали, как он вошел. Зато вот он прекрасно слышал мою последнюю фразу… И недоволен тем, что я уже пьяна…
– Лори, иди в комнату, хорошо? – Голос спокойный, но я чувствую напряжение, чувствую…
Встаю, запахиваю плотнее халат и удаляюсь в спальню, падаю на кровать. Эх, как потолок-то вертится… карусель-карусель… черт, вот нажралась…
В кухне ругаются Костя и Джер, я слышу, как последний недовольно выговаривает, что люди нормальные так себя не ведут и чужих женщин не спаивают втихаря. Костя защищается тем, что никто силком в меня коньяк не заливал, я совершеннолетняя, и незачем обвинять его в том, чего он не делал. Ну, прав, тут не поспоришь…
Джер приходит ко мне, садится на кровать и молчит. Я подбираюсь к нему, кладу голову на колени и пытаюсь заглянуть в глаза, но он не дает, отворачивается. Тогда я сажусь и произношу твердо:
– Если тебе будет легче, можешь меня ударить.
– Лариса, ну не говори ты ерунды, – вздыхает он. – Ударить я тебя могу, не вопрос. Но к чему это приведет?
– Джер… поверь – я не собиралась вообще с ним никаких дел иметь, если ты об этом. Я… я… я тебя люблю… – последнее выдыхаю так тихо, что даже сама не верю, что это было сказано. Но Джер слышит, разворачивается и берет меня на руки. И теперь уже я слышу, как он шепчет мне то же самое, а сам все целует и целует, крепко сжимая руками.