говорит он мне, но его тон намекает, что тема закрыта.
В итоге мои мысли перескакивают на кое-что другое, и я тут же начинаю паниковать.
Джетт проведет ночь. В моем доме. На полу, но все же. Он будет там спать, а это одна из
самых интимных вещей, которые можно делать рядом с другим человеком. Что, если он
храпит? Я вряд ли храплю. Хейзл бы мне об этом сказала, правда? Она никогда не стеснялась
говорить мне о таких вещах. Да, она бы мне по-любому сказала.
Джетт выключает зажигание, поворачивается и смотрит прямо на меня.
– Ты уверена, что хочешь, чтобы я остался?
Под автоматически включившимся на крыльце фонарем его глаза блестят, как звезды.
41
– Мы сделаем все от начала и до конца, Липовый Парень, – отвечаю я, показывая больше
уверенности, чем чувствую.
Подходим к входной двери, и я открываю ее безо всяких паролей. Кладу сумочку на стол.
– Ты что-нибудь взял с собой на ночь?
– Черт, да. В машине.
Джетт выходит и возвращается с рюкзаком. Боже, надеюсь у него там какая-нибудь одежда.
Наливаю для нас обоих по стакану воды. Мне она точно нужна. Достаю пузырек с
аспирином, вытряхиваю на ладонь несколько штук и запиваю водой.
Почти два часа ночи, и мне правда ничего не хочется, кроме как завалиться в кровать, но я
удивительно напряжена. Словно перепила кофе.
– Пойду, наверное, почищу зубы, – говорит Джетт и уходит, забрав с собой в ванную рюкзак.
Пока его нет, натягиваю пижаму. Самой собой, оставляю на месте лифчик, даже несмотря на
то, что будет жутко неудобно. Сверху надеваю штаны с футболкой, разрисованные
смайликами, которые родители подарили мне на Рождество пару лет назад. Знаю, папа с мамой
меня любят, но они понятия не имеют, какая я на самом деле и какие пижамы мне нравятся.
Натягиваю футболку через голову, когда слышу шаги Джетта в кухне. Быстро одергиваю ее
и проверяю, не видны ли соски сквозь двойной слой ткани. Потом выхожу из спальни.
Ради всего святого.
– Эй, у тебя есть чай или что-нибудь еще?
Моментально застываю, не говоря ни слова. Я слишком занята, пялясь на его руки и
ключицы. На нем черная майка и очень обтягивающие серые спортивные штаны.
Ни. Хрена. Себе.
Не уверена, но, по-моему, татуировка на руке Джетта – это на самом деле переплетение двух
драконов, красного и синего. Красный пересекает его грудь, а синий – спину. Хвост синего
дракона уходит вверх и заканчивается, обернувшись вокруг шеи. Волны на второй руке Джетта
безумно красивы, и я могу разглядеть детали, которые до этого не заметила. Посреди
бушующего океанского хаоса качается на волнах утлая лодочка. Интересно, что это значит? Я
наконец-то отрываюсь от разглядывания его татушек, и когда наконец возвращаю взгляд к его
лицу, понимаю, что Джетт ждет от меня ответа на вопрос… какой-то. Судорожно копаюсь в
голове, пока не вспоминаю. Чай. Он попросил чаю.
– Да, в шкафчике слева.
Джетт разворачивается, и на его спине мелькает синий дракон. Мне очень хочется попросить
его снять майку.
Он достает две чашки, наливает в них воду и ставит в микроволновку. И никак не
комментирует мой наряд. Подозреваю, потому, что я выгляжу как идиотка. Супер.
Я люблю пить чай с медом, так что направляюсь к шкафчику, где стоит мед. И тут раздается
сигнал микроволновки, Джетт делает шаг, чтобы достать чашки. Мы врезаемся друг в друга на
полном ходу.
– Извини, – хором выпаливаем мы, и отодвигаемся, хотя его руки остаются на моей талии.
Джетт смеется, я тоже начинаю хохотать, но в голове бьется лишь одна мысль. Его руки на
моем теле.
Микроволновка снова подает сигнал, но он доносится откуда-то издалека, хотя я стою
совсем рядом.
– Извини, – тихо повторяет Джетт.
Он с трудом сглатывает, и я смотрю, как дергается кадык у него на шее.
– Ничего, – шепчу я в ответ.
У него и в самом деле невероятные глаза. Если смотреть в них с близкого расстояния, то
можно даже разглядеть на радужке оттенки голубого и зеленого. Словно ему в глаза брызнули
понемногу разными сверкающими красками.
И прежде чем я успеваю его остановить, Джетт наклоняется и целует меня. Я упираюсь
руками ему в грудь, чтобы оттолкнуть, но не могу найти в себе силы сделать это. По телу
разливается тепло, а губы начинают пылать. Руки помимо воли скользят по его груди и
обхватывают Джетта за плечи, притягивая его еще ближе. Он стискивает меня с такой силой,
что потом точно останутся синяки. Но меня это почему-то не волнует.
42
Я забываю дышать, сосредоточившись на замысловатом танце, который исполняют наши
рты. Язык Джетта касается моих сжатых губ, умоляя впустить его. Да, Джетт, можешь войти.
Открываю рот, и он использует эту возможность на все сто.
Ого!
Но поцелуй заканчивается так же внезапно, как и начался. Губы и язык Джетта вдруг больше
меня не касаются. Открываю глаза и обнаруживаю, что он стоит, тяжело дыша и моргая, словно
вышел из транса.
– Ты только что нарушил пятое правило. Никаких поцелуев на ночь, если этого никто не
видит, – выдыхаю я, облизывая губы. У него обалденный вкус.
– Технически и четвертое тоже, – с трудом отвечает Джетт. Он откашливается и наконец
убирает руки с моих бедер. – Но я бы все-таки посчитал это случайным контактом. Мои губы
притянуло к твоим. Помимо моей воли. Я ничего не мог с этим поделать.
Джетт смеется, хотя никак не может отдышаться. Я вдруг ловлю себя на том, что кусаю губу.
Отступаю назад, он делает то же самое.
– Ничем не могу помочь, Липовый Парень.
Открываю микроволновку и вытаскиваю чашки. Двигаю одну по стойке к Джетту, и из нее
выплескивается кипяток, чуть не обварив ему ногу.
– Прости!
Он молча качает головой, потом хватает рулон кухонных полотенец со стойки и начинает
вытирать лужу. Я решаю, что лучше всего сосредоточиться на заваривании чая, так что именно
этим и занимаюсь, когда Джетт выпрямляется и выбрасывает мокрые бумажные полотенца в
урну.
В доме слишком тихо, так что я беру свой айпод и вставляю его в купленные Хейзл колонки.
Кухню заполняют начальные аккорды «Могу ли я остаться?» Рэя Ламонтейна, и Джетт
удивленно смотрит на меня, тут же узнав песню. Неужели мы еще и музыку одинаковую
любим? Есть какая-то ирония в том, что именно эта песня заиграла первой. Мы оба тихонько
смеемся и усаживаемся напротив друг друга. Мои губы все еще гудят от поцелуя.
– Ты знаешь эту песню? – спрашиваю я.
– Да.
Джетт начинает помешивать чай, и я понимаю, что он чего-то недоговаривает.
– Я ее обожаю. И она очень подходит, учитывая обстоятельства, – продолжаю я.
Он отвечает молчаливой улыбкой, и мы делаем по глотку чая.
Мне казалось, музыка улучшит положение, но на самом деле ситуация опять становится
неловкой. Почему-то.
Мы молча слушаем восхитительный голос Рэя. Песня заканчивается, и начинает играть
«Только ты» Элли Гулдинг. У меня на айподе куча разной музыки, но такое ощущение, будто
сегодня вечером у него есть собственные скрытые мотивы.
– Не хочешь посмотреть кино? – спрашиваю я, когда Джетт допивает чай и встает, чтобы
помыть чашку.
Подхожу к нему, но он отшатывается, словно боится оставаться рядом со мной. Пытаюсь
сохранить спокойствие и не надуться.
– Как хочешь. Ты не устала?
– Да, поздновато уже. Тебе когда на занятия?
– После десяти.
– О, хорошо. А мне к одиннадцати.
Вытираю руки полотенцем и пытаюсь придумать, что делать дальше.
– Я, наверное, поеду, – бормочет он, отступая от меня.
– Нет, останься, – шепчу я.
Я хочу, чтобы он остался. Мне нравится, когда он рядом, и я не хочу, чтобы все закончилось.
– Ты хочешь, чтобы я остался?
– Хочу.
Единственное слово повисает между нами в воздухе, словно оно живое и его можно
пощупать.
– Ладно, – медленно выдыхает Джетт.
43
Мы решаем посмотреть какой-нибудь фильм, и у меня полное ощущение дежа вю, словно
повторяется ночь, которую я провела у Джетта. Только у меня полно эротических фильмов от
Хейзл. А моя коллекция немного отличается от его.
– У тебя два диска «Уиллоу»? – поражается он, водя глазами по моему собранию фильмов.
– Ага. Один – специальное издание.
Джетт улыбается и продолжает осмотр. Потом выхватывает одну из коробок и протягивает
мне.
– «Лабиринт»? – Неожиданный выбор.
– Я давно его не пересматривал. Помню только Боуи с безумной прической.
Прическа и правда довольно безумная.
Устраиваемся на диване, оставив между нами достаточно места, чтобы наверняка избежать
всяких случайных контактов. Включаю кино и пытаюсь смотреть на экран, а не на Джетта.
– Ух ты, я и не подозревал, до чего ужасна эта нарисованная сова в самом начале.
Глаза мои, может, и на экране, но все внимание сосредоточено на Джетте и обнаженных
участках его кожи.
– Ага, знаю, – отзываюсь я, хотя не совсем уверена, что он только что сказал.
Мысленно даю себе оплеуху и снова сосредотачиваю внимание на фильме, но тут же
ощущаю взгляд Джетта на себе. Наверное, думает, какая непривлекательная у меня пижама. Эх!
– Господи, как тут все сверкает, – удивляюсь я.
Сама давненько этот фильм не пересматривала. Он даже круче, чем я помнила. Мы с
Джеттом смеемся в одних и тех же местах и все время обсуждаем происходящее на экране. У