— Я тут кучу всего накупил… Сластей, сэндвичей, чипсов… И даже «Гусиную кожу» для тебя — почитать.
Я решил, что лучше накупить побольше всего, чтобы ее отвлечь, вместо того чтобы пытаться утешить; это было мне совсем не по душе.
Келли лежала на кровати точно в такой же позе, как я ее оставил, тусклым взглядом уставившись в телевизор, но явно не видя, что по нему показывают.
Выложив покупки на другую кровать, я сказал:
— Думаю, тебе сейчас лучше всего принять горячую ванну. Я даже купил пену для ванной.
Пусть займет себя хоть чем-нибудь, и, возможно, ванна снимет то оцепенелое состояние, в котором она пребывала. Кроме того, передавая ее Конторе, я хотел, чтобы они видели, что я тоже не сидел сложа руки и Келли теперь чистенькая и хорошенькая. В конце концов, это был ребенок моего друга.
Открыв краны, я крикнул в комнату:
— Давай иди, раздевайся.
Келли ничего не ответила. Я вернулся в спальню, присел на краешек кровати и стал раздевать ее. Я думал, что она станет сопротивляться, но, напротив, она смирно сидела, когда я стягивал с нее рубашку.
— Джинсы снимай сама, — сказал я. Келли было всего семь, но в этот момент я почувствовал определенную неловкость. — Ну, давай расстегивай.
В конце концов мне пришлось сделать это самому: она была где-то далеко-далеко.
Я отнес ее в ванную. Старая добрая пена исполнила свое назначение, и пузырьки поднимались чуть ли не до потолка. Я рукой попробовал воду и опустил в нее Келли; она села, не произнеся ни слова.
— У нас целые запасы мыла и шампуня, — сказал я. — Хочешь, я помогу тебе вымыть голову?
Она сидела в воде, словно одеревенев. Я дал ей мыло, но она только уставилась на него.
Уже почти настало время снова звонить в Лондон. По крайней мере, на этот раз мне не придется идти в автомат; из ванной она ничего не услышит. На всякий случай я включил телевизор погромче.
Показывали какой-то странный замечательный мультик — с четырьмя персонажами в джинсах, наполовину людьми, наполовину акулами, которые говорили вещи вроде «Финтастика!» и «Пора акулить!» и явно не давали друг другу пинков под зад, предпочитая охаживать спинными плавниками. «Уличные акулы». Когда закончились начальные титры, я набрал лондонский номер.
И почти сразу услышал:
— Номер, пожалуйста.
Я продиктовал номер.
— Одну минутку, — сказала телефонистка.
Через несколько секунд телефон замолчал.
Странно. Я снова позвонил, сказал свой номер — и телефон вновь замолчал.
Что за чертовщина? Я попытался поразмыслить здраво, убеждая себя, что это просто накладка. Но на самом деле нутром я чуял правду. Все это делалось намеренно. Либо (всего лишь «либо») что-то не в порядке с линией. Впрочем, что толку об этом думать. Надо действовать.
Я заглянул в ванную и сказал:
— Телефон не работает. Спущусь, позвоню с улицы. Нам что-нибудь надо в магазине? А попозже мы спустимся вместе.
Ее взгляд был по-прежнему прикован к облицовочным плиткам ванной.
Я поднял ее на руки и закутал в полотенце.
— Ты уже большая девочка, можешь вытереться сама.
Я взял щетку для волос из ванного набора и отнес Келли в комнату.
— Когда вытрешься, расчеши волосы и обязательно будь сухой и одетой, когда я вернусь. Может быть, нам придется выйти. И никому не открывай дверь, ладно?
Ответа не последовало. Я выдернул телефонный шнур и вышел.
7
Пока я шел к стоянке, у меня появилось недоброе предчувствие. Я все сделал правильно — почему они меня отрубают? Неужели Контора собирается меня сдать? Я стал мысленно прокручивать все возможные сценарии. Может, они думают, что это я убийца? Не служат ли теперешние отключения прелюдией к отрицанию всего и вся?
Я подошел к телефону, набрал номер, но случилось то же самое.
Я медленно опустил трубку. Вернулся к отелю и уселся на невысокую ограду у входа; надо было хорошенько подумать. Довольно скоро я решил, что у меня нет иного выбора, кроме как позвонить в посольство. Этим я нарушу все правила. Но плевать мне на все их протоколы. Я набрал 411, справочную, и узнал номер. И тут же позвонил в посольство.
— Добрый день, посольство Великобритании. Чем можем быть полезны?
— Я хочу поговорить с ОССО.
— Простите?
— ОССО. Офицер связи по спецоперациям.
— Извините, мы не располагаем номером человека с такой фамилией.
— Свяжитесь с военным атташе и скажите ему, что на линии некто, кто хотел бы поговорить с ОССО. Это действительно важно. Мне нужно поговорить с ним сейчас же.
— Подождите минутку.
Вскоре раздался голос другой женщины:
— Добрый день. Чем можем быть полезны?
— Я хочу поговорить с ОССО.
— Извините, у нас нет такой должности.
— Тогда свяжите меня с ВА.
— Извините, но военного атташе здесь нет. Чем могу помочь? Вы не могли бы оставить мне свое имя и номер контактного телефона?
— Послушайте, — сказал я, — вот что я собирался сообщить. И передайте это ОССО или ВА. Я пытался дозвониться по своему номеру. Мой номер два-четыре-два-два, и мою линию постоянно глушат. Я попал в скверное положение и в данный момент нуждаюсь в некоторой помощи. Передайте ОССО или ВА, что если мне не удастся связаться с Лондоном, то я выхожу из тени и предаю огласке имеющиеся у меня сведения. Я перезвоню через три часа.
— Простите, не могли бы вы повторить то, что только что сказали?
— Нет, вы ведь меня записываете, так что поймете. Все, что от вас требуется, это передать то, что я сказал, ВА или ОССО — мне плевать, кому именно. Передайте им, что я буду звонить в Лондон по своей линии через три часа.
Я повесил трубку. Сообщение должно до них дойти. Возможно даже, что ОССО или ВА слушали этот разговор.
Некоторые из операций, в которых я участвовал, были такими грязными, что вряд ли кто-нибудь захотел, чтобы их предавали огласке. И кого-нибудь вроде меня могли пустить в расход, если бы дела не заладились. Я всегда действовал исходя из такого соображения: если ты вовлечен в теневые операции, работаешь на какую-нибудь секретную службу и не подготовил себе путь к отступлению, когда тебя решили подставить, то получай по заслугам. Без сомнения, Контора решила меня сдать.
Я скомпрометировал себя. Это была карта, которую можно разыграть только однажды. Легкой жизни после такого не жди. Для Интеллидженс сервис я был конченым человеком, и, возможно, мне придется провести остаток дней в какой-нибудь богом забытой горной деревушке в Шри-Ланке, да еще постоянно оглядываясь.
Что, если Контора решит признаться американцам в проведении операции, о которой они забыли упомянуть? Что, если они скажут: «Этот человек убил одного из ваших служащих»? Нет, это не пройдет. Контора не знает, насколько я блефую, и понимает, что, если я предам это дело огласке, это нанесет ей урон. Они вынуждены считаться со мной и помочь. Выбора у них нет. Конторе придется нас забрать. Меня отправят в Англию, а потом я буду сидеть в норе, пока они меня не позабудут.
Когда я вернулся в номер, Келли лежала на кровати, завернувшись в полотенце. Мультик закончился, и был слышен голос диктора новостей, но я не обратил на это особого внимания. Меня больше интересовало, как разговорить эту девочку.
Было похоже, что я быстро теряю друзей, и, хотя Келли было всего семь, мне хотелось, чтобы она была на моей стороне.
— Нам придется потерпеть еще часок-другой, Келли…
И вдруг меня пронзило. Серьезный женский голос вещал:
— «…зверские убийства и возможное похищение ребенка…»
Я повернулся к экрану.
Женщина была негритянкой, лет под тридцать пять. Ее лицо показывали крупным планом, а на заднем был дом Кева и все еще стоящий там «даяцу». Полиция мельтешила вокруг двух машин «скорой помощи» с мигалками.
Я схватил пульт и вырубил телевизор.
— Какая плохая девочка Келли! Почему ты не вымыла шею? Ну-ка, сейчас же марш обратно в ванную!
Я почти впихнул ее туда.
— И не выходи, пока я не скажу!
Я снова включил телевизор, приглушив звук.
— …соседи сообщают, — продолжала дикторша, — что видели белого мужчину, около сорока лет, примерно от пяти с половиной до шести футов ростом, среднего телосложения, с короткими каштановыми волосами. Он подъехал к дому на белом «додже», зарегистрированном в Виргинии, сегодня, приблизительно в два сорок пять. Передаю слово лейтенанту Дэвису из отделения полиции округа Ферфакс…
Рядом с ней возник лысеющий детектив.
— Мы можем подтвердить, что мужчина, соответствующий данным приметам, был здесь, и просим связаться с нами как можно большему числу свидетелей. Необходимо установить местонахождение семилетней дочери Браунов — Келли.
На экране появилась фотография Келли, которая стояла в саду рядом с Айдой. Фото сопровождалось устным описанием примет. Затем двое присутствующих в студии заговорили о том, что убийство семьи, скорее всего, связано с наркодельцами. Вслед за этим на экране появилась семейная фотография.
— Кевин Браун был служащим Управления по борьбе с наркотиками…
Затем ведущие расширили тему, рассказав о проблеме наркотиков в Вашингтоне.
Плеск воды в ванной стих. Келли могла появиться в любую минуту. Я стал переключать каналы. Больше про убийства нигде не говорили. Я включил детский канал и направился в ванную.
Плеска воды не было слышно, потому что Келли не мылась. Она сидела на полу под раковиной точно в той же позе зародыша, в какой я нашел ее в доме Кева, зажав уши руками, чтобы не слышать новости, которые передавали по телевизору.
Я хотел было поднять и утешить ее. Только вот не знал как. Я решил сделать вид, что ее поведение меня нисколько не удивляет.
— Привет, Келли, — улыбнулся я. — Что ты там делаешь?
Она зажмурилась так крепко, что лицо ее покрылось морщинками. Я взял ее на руки и пошел обратно в комнату.
— Эй, ты какая-то сонная. Хочешь посмотреть телевизор или сразу ляжешь в постельку?
Я понимал, что несу какую-то околесицу, но, честное слово, не знал, что сказать или сделать. Лучше всего притвориться, что ничего не произошло.