На кровати Келли валялись пустые пакетики из-под чипсов и тому подобное; все вместе напоминало сценку из «Зверинца».[33]
Я усадил ее и мигом принял душ. Когда я вышел, лицо у Келли было по-прежнему унылое. Я присел рядом.
— Я не сержусь на тебя, Келли, просто разволновался, куда ты подевалась. Обещаешь больше так не делать?
— Только если ты пообещаешь не оставлять меня одну.
— Обещаю. А теперь раздевайся, надо помыться.
Я схватил ее и практически засунул в ванну, прежде чем она успела опомниться.
— Ты сама моешь голову или кто-нибудь тебе ее моет?
Келли посмотрела на меня так, будто сейчас заплачет.
— Хочешь, чтобы я ее тебе помыл?
— Да, пожалуйста.
Трудно было понять, что происходит в ее головенке.
Я достал шампунь и стал мыть ей волосы; Келли ворчала, что пена попадает в глаза и щиплется, но я бы сказал, что ей нравилось обращать на себя внимание. Винить я ее за это не мог: не так-то уж много внимания перепадало ей в последнее время. Ее мир перевернули вверх тормашками, а она еще даже этого не знала.
— От тебя воняет! — скорчила гримаску Келли, уловив запах мочи Ланса Уайта на моей одежде.
— Эти шмотки уже давненько не были в стирке, — ответил я. — Проверь, весь ли шампунь ты смыла, а потом вымойся еще и мылом.
Она сделала вид, что все это ее страшно забавляет. Я порадовался, что хоть кому-то это смешно. Возвращаясь в комнату, я сказал, не оборачиваясь:
— Потом я хочу, чтобы ты надела чистое. Панталоны и рубашка на кровати.
— А что такое панталоны?
— Вот.
Я взял их и пошел показать Келли.
— Да это же просто штанишки!
Келли плескалась, как утка. Для меня это было здорово; чем дольше она оставалась в ванной, тем меньше мне приходилось общаться с ней. Мне казалось, что это уже слишком: мыть, одевать ее да еще слушать, как она трещит. Я оставил ее плескаться в свое удовольствие еще полчаса, а затем вытащил из ванной и велел пойти и вытереться.
А сам принял душ, побрился и переоделся. Старую одежду, свою и Келли, сложил в пластиковый мешок для стирки, который, в свою очередь, засунул в пакет из магазина. Теперь надо будет отделаться от этого при первой возможности.
Мы оба расположились в комнате. Келли наконец оделась. Рубашку она застегнула неправильно. Пока я расстегивал пуговицы и вставлял их в нужные петли, она смотрела на меня с неодобрением.
— В чем дело?
— В этих джинсах. Ужасно выглядят. Тебе надо было купить такие, как у папы.
В довершение всего я получил законодательницу мод, которая теперь станет попрекать меня любой мелочью.
— Моего размера таких нет, — продолжала Келли. — Мама всегда так говорит. Она вообще не носит джинсы, им с Айдой больше нравятся платья и юбки.
Перед моим мысленным взором мелькнула Марша, стоящая на коленях перед кроватью. Я на мгновение отвернулся, чтобы Келли не видела моего лица.
Затем началась схватка с ее волосами. Еще один навык, которым я в свое время не овладел, и щетка выдирала у девочки чуть ли не клочья волос. Келли ойкала и хватала меня за руку. В конце концов я отдал щетку ей и предоставил проделать это самой.
Пока она занималась волосами, я сел на кровать и спросил:
— Келли, ты не знаешь, какой кодовый номер у папиного телефона? Перепробовал уже, кажется, все. Нажимал один-один-один-один, два-два-два-два, все нажимал, ничего не подходит. Есть какие-нибудь соображения?
Келли прекратила причесываться, уставилась на меня, потом кивнула.
— Ну вот, видишь. И какие это цифры?
Келли ничего не ответила. Казалось, она что-то обдумывает. Может, она гадала, уж не предаст ли папу, если скажет мне?
Я вытащил из кармана телефон и повернул к ней:
— Смотри! Видишь, что он говорит? Введите код! Какие числа вводит папа?
Она стала нажимать на кнопки, а я следил за ее пальцами.
— Один-девять-девять-ноль?
— Год моего рождения.
Она улыбнулась и снова стала причесываться.
Теперь мы на пару участвовали в деле. Я вытащил из ящика письменного стола телефонный справочник и вернулся.
— А что ты ищешь? — спросила Келли.
— Ресторан «Славные малые», — сказал я и нашел адрес. — Мы съездим туда, там Пат.
Я подумал, уж не позвонить ли в это заведение и спросить Пата, но они запросто могли послать меня подальше. Так или иначе, это могло повлечь за собой цепь событий, о которых я ничего не буду знать, пока нас обоих вдруг не сцапают. Лучше будет туда наведаться.
Я нацепил очки, и Келли хихикнула. Взяв ее пальто, я помог ей его надеть. Когда она обернулась, я заметил, что с джинсов у нее все еще свисает бирка; я сорвал ее, затем проверил, что все остальное вполне заурядно — просто какой-то не очень модный папаша решил прогуляться с дочкой.
Облачившись в пиджак, я проверил, на месте ли обоймы и телефон, и спросил:
— Пат — помнишь такое имя?
— Нет. А кто она?
— Это он, его зовут Патрик. Может, ты видела его с папой?
— Пат отвезет меня домой?
— Скоро поедешь, Келли. Но только когда папе станет лучше, а ты будешь хорошей девочкой и будешь меня слушаться.
Вид у нее сразу стал унылый.
— А к субботе я вернусь домой? Мелисса устраивает вечеринку, я не могу не прийти.
Я продолжал нудить свое. Больше ничего я сделать не мог. У меня не было опыта задабривать детей.
— Пат заезжал к вам. Наверняка ты его помнишь.
— И я должна купить ей подарок. Я сделала для нее несколько браслетов — в знак дружбы, но я хочу что-нибудь еще.
— Ладно, мы попробуем найти Пата сегодня же, потому что он поможет тебе вернуться домой. Возможно, у нас будет время забежать в какой-нибудь магазин, годится?
— А где Пат?
— Думаю, что, наверное, в ресторане. Но ты должна вести себя очень тихо, когда мы приедем туда, и ни с кем не говорить, ладно? А если кто-нибудь заговорит с тобой, просто кивни или помотай головой, хорошо? Мы и вправду должны быть осторожны, иначе они не скажут нам, где Пат, и мы попадем в беду.
Я знал, что она будет хранить молчание. Она беспрекословно выполняла все, что я велел. У меня на душе кошки скребли, когда я говорил о ее возвращении домой, но что еще можно было придумать? К тому же, как бы все ни повернулось, меня не будет рядом, когда ей скажут правду.
До отхода оставалось еще кое-что сделать. Я отвернул край своего одеяла, сложив его ровнехонько по диагонали. Затем вытащил спичку из коробки, которую взял в вестибюле, и вклинил между стеной и тумбочкой, на которой стоял телевизор. Ручкой я сделал крохотную отметку на стене, прикрыв ее головкой спички. Наконец я положил скрепку в ящик под телевизором и чуть прибавил звук.
Затем быстро оглядел номер — не оставили ли мы чего-нибудь компрометирующего — и вернул телефонный справочник на место. Пистолет Кева по-прежнему лежал в бачке, но это была не проблема; уборщице приходить не было причин, не говоря уже о полиции с ордером на обыск.
Прихватив пару яблок и плиток шоколада, я сунул их в карман своего нового длиннополого синего пиджака. Потом закрыл дверь, проверил табличку, и мы покинули отель.
Я тут же взял такси до Джорджтауна. Поехав на автобусе или метро, я сэкономил бы, но в такси нас не могли видеть пешеходы и пассажиры. Шофер был нигерийцем. Карта города на сиденье не внушала особого доверия, к тому же водитель едва говорил по-английски. Он использовал несколько знакомых ему слов — спросить меня, как доехать до Джорджтауна. Это было все равно что лондонский шофер, не знающий, где Челси. Я терпеливо указал ему путь по карте. Как я и предполагал, это было примерно в получасе езды отсюда.
Шел дождь, слишком мелкий для того, чтобы включить «дворники», но шофер ненадолго приводил их в действие каждую минуту. Келли грызла яблоко и глядела в окно. Я присматривался к другим отелям. Скоро снова придется переезжать.
Мы сидели молча несколько минут, пока мне не пришло в голову, что водитель ждет от нас разговора.
— В твоем возрасте я еще ни разу не ездил в такси, — сказал я. — И по-моему, до пятнадцати лет.
Келли посмотрела на меня, по-прежнему жуя яблоко:
— Тебе что — такси не нравится?
— Нет, просто денег у нас было маловато. Отчим никак не мог найти работу.
Вид у Келли стал озадаченный. Она долго и пристально смотрела на меня, потом отвернулась и снова уставилась в окно.
Машины выстроились в пробке перед Кей-бридж.[34] Джорджтаун находился как раз на другой стороне Потомака, и было бы быстрее выйти и дойти пешком, но имело смысл оставаться в укрытии, подальше от чужих глаз. Теперь лицо Келли почти наверняка мелькало в газетах, если не на объявлениях. Полиция уж наверное приложила массу времени и сил, чтобы разыскать ее похитителя.
Я подался к переднему сиденью, взял карту и показал шоферу на Висконсин-авеню — улицу, идущую с севера на юг. Я помнил Джорджтаун как практически изолированный район, с несколько манерными, замысловатыми домами, напоминавшими Сан-Франциско. Тротуары были бугристые, из красного кирпича, и каждая машина была если не «БМВ», то «вольво», если не «мерседес», то «гольф» или «дискавери». На каждом доме и магазине была внушительных размеров вывеска, предупреждавшая, что данная частная собственность охраняется какой-либо фирмой. Попробуйте ворваться, и вас ждет молниеносный ответ команды, которая вас захомутает, прежде чем вы успеете схватить хоть что-нибудь.
Висконсин — широкий проспект с магазинами и жилыми домами по обеим сторонам. Мы нашли ресторан «Славные малые» через полмили вверх по холму, справа. Если говорить о ресторанах вообще, то этот выглядел довольно-таки угрюмо; весь передний фасад его был черным, вплоть до задымленных стекол; выделялась только позолоченная вывеска над входом. Было почти время обеденного перерыва; весь персонал должен был работать на своих местах.
Мы вошли через темные стеклянные двойные двери, и в лица нам сразу повеяло холодным кондиционированным воздухом. Мы очутились в конце полуосвещенного вестибюля, который простирался вдоль всего фасада. Посередине помещался стол администратора; сидящая там девушка была очень ухоженной и дружелюбной на вид. Вкус Пата произвел на меня глубокое впечатление. Девушка улыбнулась, когда мы с Келли, рука об руку, направились к ней.