Атлант расправил плечи? Это никому не нужно, особенно теперь. Больше нечего расправлять, нечего держать: они неизбежно катятся в пропасть.
Атлант нанес увечья. Себе, окружающим, каждому, с кем пересекался.
Кэтрин права: он херовый человек и вполне заслуживает ненависти в свою сторону. Из-за него Тыковка не получил поддержки, которая была ему нужна, и, скорее всего, это еще больше подкосило организм и дало раку победить. И что теперь делает Леон? Орет на его жену, которую Тыковка любил. Как будто это сможет его вернуть.
Телятину наконец приносят, но Леон не чувствует вкуса мяса. Он и вкус виски почти не воспринимает, просто закидывая в себя рокс за роксом. Как можно все исправить? Если, конечно, еще есть что исправлять: возможно, сейчас Кэтрин собирает вещи и к утру исчезнет из Сеула, оставив его одного лицом к лицу с другими корейцами.
Наверное, они тоже будут его ненавидеть. Леон поймет. Он заслужил.
Последний глоток. Он расплачивается и поднимается, чувствуя легкость в голове. Алкоголь, поначалу успокаивающий нервы, теперь действует наоборот: от тоски хочется вздернуться. Леон не может это так оставить, необходимо хотя бы попробовать изменить ситуацию. Они с Кэтрин живут в соседних номерах, это он запомнил.
Лифт поднимается невероятно медленно, словно заставляет его передумать. Поговорить завтра на чистую голову, объяснить Кэтрин – он не имел в виду то, что сказал; хоть это и ложь. Он так и думал, просто… Тыковка же в ней что-то нашел. Он ее любил. Почему тогда нельзя и Леону попробовать посмотреть на нее чужими глазами?
Нет, завтра поздно. Она и правда может исчезнуть.
Собраться, поправить одежду, подойти к нужной двери. Леон заносит руку, чтобы постучать, но останавливается на полпути. Соберись, нюня. Это что еще за новости?
Он стучит, но не слышит шагов по ту сторону двери. Стучит снова, пока не начинает по-хамски барабанить обеими руками.
Когда дверь открывается, Леон тут же осознает: он не просто херовый человек, он – полное дерьмо. Кэтрин стоит перед ним в серой футболке с Бэтменом, опухшая и с покрасневшими от слез глазами. И это футболка Тыковки.
– Что тебе нужно, Леон? – с отчаянием спрашивает она.
– Я пришел извиниться.
Сейчас, да и за все время, это самое искреннее, что он говорил. Кэтрин кивает головой, приглашая его внутрь, и закрывает дверь, так и оставшись рядом с ней.
– Извиняйся, – предлагает она.
Леону тут же становится неловко. Пьяный кураж выветривается лишь от ее острого взгляда. Футболка с Бэтменом… Заплаканное лицо… Даже растрепанные волосы говорят об одном: он застал Кэтрин в худший момент.
– Я был не прав, – с трудом произносит Леон. – Прости.
– Это все?
Она шмыгает носом, и Леон едва подавляет в себе желание обнять ее и успокоить. Он не привык общаться с плачущими женщинами.
– Я не должен был обзываться и хамить. Нужно было начать диалог с тобой по-другому.
Он звучит как школьник. Кэтрин выпрямляет плечи и открывает рот, чтобы ответить, но вдруг качает головой и кивает на диван посреди номера.
– Садись, – приказывает она и опускается на краешек сама.
Леону еще более неловко: он оглядывается на дверь, но раз потратил пенни, доставай и фунт. Обещал себе помириться с Кэтрин, и вот он, шанс.
– Ты уверена, что хочешь меня сейчас видеть?
– Уверена, что нет, – закрывает глаза Кэтрин. – Но раз ты сам пришел, ладно. Сегодня у меня специальная акция: задавай любой вопрос о наших отношениях, я готова ответить.
В голове взрывается десяток вопросов, и приходится взять паузу, чтобы их упорядочить. Молчание затягивается, и Леон даже поднимается, пытаясь заполнить его хотя бы движениями.
– Давай выпьем, – предлагает он. – У нас же есть рум-сервис?
– Достань мне содовую из мини-бара, я не пью. И… пожалуй, себе тоже.
– Мне бы…
– Содовую, – настойчиво повторяет Кэтрин. – Судя по качке, ты уже отлично набрался.
– Ты не видела меня действительно пьяным, – успокаивает ее Леон.
В мини-баре он берет бутылку содовой для нее и пиво для себя. Разговор может оказаться даже сложнее, чем предыдущий: Леон собирается узнать о той части жизни Тыковки, о которой не догадывался.
– Расскажи, как вы познакомились.
– Все просто: он пришел ко мне на консультацию и сразу позвал замуж. – Кэтрин впервые за время их общения расплывается в улыбке. – Я, конечно, отказалась.
– Ты давно работаешь онкологом?
– Работала. Нет, это был первый год, но я проходила резидентуру там же. Клиника при Колумбийском университете.
– Если ты отказалась… как тогда вы поженились?
Кэтрин коротко и емко описывает их историю: встретились в баре, Тыковка шантажом вытащил ее танцевать, а потом угрожал заведующей отделением, что уйдет, если ему не сменят лечащего врача. В глазах напротив появляется мягкость и ностальгия, и Леон держится из последних сил, не поддаваясь слабости: каждое слово, каждая теплая улыбка капают едкой кислотой на сталь внутри.
Тыковка отвез Кэтрин на Ниагарский водопад. Они поженились в Вегасе в розовом «кадиллаке» и с жирным Элвисом – она показывает фотографию на телефоне. Вместе были в Германии, вместе познакомились с ребятами из концерна. Здесь, в Сеуле, сделали парные татуировки.
Это правда. Леон по собственной глупости пропустил огромный кусок жизни брата и сейчас только больше ненавидит себя за то, что мог быть с ними в некоторых моментах. Если бы знал, если бы не вел себя как зацикленный на корпоративных успехах мудак и выслушал Тыковку хоть раз.
– Прости. – Кэтрин что-то замечает в его лице и сама закрывается. – Не хотела принести боль.
– Я… – осекается Леон. Похоже, лицо выдало его. Сто лет такого не случалось. – Пожалуйста, продолжай. Хочу все знать.
Пиво заканчивается, и он поднимается за вторым. Кэтрин вновь отказывается пить: она старается говорить ровно, но в конце концов Леон замечает, что в уголке глаза у нее поблескивает слеза.
– Стоп, – командует он. – На сегодня воспоминаний достаточно.
Открыв бутылку зубами, молча переваривает услышанное. Что же, он был лютым долбоебом, когда лез к Кэтрин с тупыми обвинениями. Она не охотница за деньгами, не пыталась соблазнить бедного Тыковку и вообще не такая ужасная.
В этой хрупкой девушке просто хранится огромная сила духа. И только теперь, на диване в сеульском отеле, после сложного перелета и еще более сложного разговора, она позволяет себе маленькую слабость: боль во взгляде и крохотную слезинку в уголке глаза.
– Как ты держишься? – вдруг спрашивает Леон. – Почему вообще так держишься?
– А что мне делать? – удивляется Кэтрин. – Ты бы предпочел, чтобы я не могла из дома выйти?
– Я без претензий, – сглатывает пиво он. – Чего ты как еж?
– Тебя не понять, – вздыхает она и наконец садится поглубже на диван, обнимая руками живот. – Я как еж, а кому-то для нормального разговора нужно напиться.
– Есть такое, – хмыкает Леон и протягивает руку. – Ну что, еж, миримся?
– Только если ты перестанешь так меня называть.
Кэтрин отвечает на рукопожатие. У нее маленькая ладонь и тонкие хрупкие пальцы, но удивительно серьезный взгляд. И впервые за все время их знакомства они и правда могут просто разговаривать, а не звенеть яйцами. Леону не хочется уходить: с ней хорошо и спокойно. А еще сейчас со всем, что он узнал, особенно страшно оставаться одному.
– Последний вопрос, – тянет время он. – Почему семь месяцев?
– Прости? – удивляется Кэтрин. – О чем ты спрашиваешь?
– Ты сказала, что готова работать семь месяцев. Не год или полгода.
Если она и правда знакома с ребятами из концерна, это может помочь. Кажется, Леон, пытаясь придумать для нее работу, верно попал.
– Скоро все равно станет очевидно, – вздыхает Кэтрин. – Я беременна.
Можно будет попробовать с тем самым столиком съездить в Германию: образцы уже готовы и утверждены, а им все равно пора выходить на новые рынки… Стоп, она что?!
Леон подрывается с места, резко разворачиваясь на пятках. Для осознания ее слов приходится несколько раз повторить их про себя.
– В каком смысле беременна? – уточняет он на всякий случай. Вдруг послышалось.
– Ты в порядке? – спрашивает Кэтрин. – В каком смысле женщины могут беременеть?
– Том знал? – вырывается у Леона против воли.
– Нет, – мрачнеет она. – Я не успела сказать. Гэри тоже не знает. Никто не знает, кроме моей подруги Хейли и родителей.
Так-так. Беременность означает, что у Кэтрин будет ребенок и это будет ребенок Тыковки. Логично, такое случается у людей, которые спят вместе, а они даже были женаты. Понятно, откуда взялась беременность. Единственное, что Леону совершенно непонятно, – что ему с этим делать. Поскольку детей в его мире не было, то и планов на них тоже не появлялось.
И вот теперь Тыковка мертв, его жена беременна и с этим нужно что-то делать.
– Через семь месяцев ты родишь? – задает тупой вопрос Леон.
– Планирую.
Он невольно отшатывается, и Кэтрин снова закрывается: лицо сковывает бесстрастная маска, а руки грозно скрещиваются на груди.
– Мне нужна секунда, – просит Леон, – осознать.
– Как хочешь.
Паника неуместна: сейчас Кэтрин необходима помощь, а не его истеричные попытки принять происходящее. Леон оглядывается назад, словно там стоит Тыковка, который с осуждением смотрит на них. И он был бы прав, конечно, просто… А что люди делают с беременными женщинами?
Взгляд падает на расческу, оставленную на тумбе, и решение само прыгает в руки.
– Иди ко мне, – командует Леон, взяв расческу.
– Что ты делаешь?
– Что умею. Просто доверься.
Он сам обходит диван и становится позади Кэтрин, неловко морщась. Это поможет им обоим: девушки расслабляются, когда им расчесывают волосы, а Леону обычно подобные действия помогают расставить мысли по местам.
– Ты начинаешь меня пугать, – произносит она.
– Чш-ш-ш, – отвечает он успокаивающе, – сама увидишь, как это хорошо.