Если бы он вовремя обратил внимание на звоночки от Тыковки, успел бы подхватить всю эту историю с раком, а не дал ей идти самотеком. Так что теперь, хотят братья или нет, Леон планирует присутствовать в их жизни.
На первый раз они с Джеком и Флоренс встретятся в стейк-хаусе на Манхэттене. Идти всего двадцать минут, поэтому Леон оставляет «Теслу» на подземной парковке.
В город снова возвращается весна. Леон даже расстегивает куртку: пусть воздух все еще обдает прохладой, а приложение погоды показывает двенадцать градусов Цельсия – к Фаренгейту он так и не привык, – кутаться в лишнюю одежду не хочется. Дома сейчас даже теплее на пару градусов: переходные месяцы всегда нестабильны.
Вот уже шесть лет Леон каждое утро проверяет прогноз погоды в обоих городах, Нью-Йорке и Манчестере. Эта привычка, наверное, многое говорит о его адаптации, которая остается исключительно внешней. Быть англичанином, окруженным американцами, не так уж весело и просто.
Однако приятно, что в этой стране все еще остались образованные люди. Да, их можно пересчитать по пальцам и в целом местная система образования скорее пугает, чем вдохновляет, но отдельные единицы дают веру в то, что не все потеряно. Например, та же Зои: чувствуется, ее знания обширнее, чем у подавляющего большинства. Да и Флоренс стала настоящим профессионалом в своей сфере. К тому же у них в офисе полно американцев, и если не углубляться в их уровень общих, необходимых для развития личности знаний, все не так плохо.
Впрочем, Себ Макрори не назовет ни одной исторической фигуры Европы, а Джанин однажды сказала «в неглиже». В такие моменты Леона разбивает тоска.
Погруженный в свои мысли, он быстро доходит до ресторана и проверяет часы: слишком поторопился. У него еще десять минут, которые можно было потратить на работу. Но Джек и Флоренс удивляют: мимо к парковке проезжает знакомый серебристый «Линкольн».
Они появляются на тротуаре под руку, и Леон не может не отметить, как Джек смотрит на Флоренс. Эти двое здорово потрепали ему нервы прошлым летом… Зато теперь они вместе, и счастье в глазах брата стоило всех пережитых проблем.
– Я думал, мы рано, – улыбается Джек, когда они подходят.
– Привет, – протягивает руку Леон.
Он склоняется к Флоренс, оставляя поцелуй у нее на щеке, и чувствует напряженность между ними. Это нормально. Ей просто непривычно: за те три года, что она жила с Гэри, они встречались только в офисе и на светских собраниях. По сути едва перебросились десятком слов.
Флоренс всегда была загадкой для Леона: она каким-то образом выдержала три года совместной жизни с Гэри. Они друг другу не подходили, но все равно здорово продержались, учитывая огромную разницу между ними.
Леон помнит глаза Гэри, когда тот рассказывал: «Они продали дерьмо в банке. Как люди устраиваются?! Я ежедневно сру бесплатно, а эти делают по триста косарей за банку!» Если он так же возмущался при Флоренс – и вряд ли сдерживался, – как же она его терпела?
Леон был уверен, после их расставания будет пересекаться с Флоренс только изредка, в культурной тусовке, но она снова удивила. За шестнадцать лет, которые Леон знает Джека, он впервые стал свидетелем, как брат по-настоящему влюбился. И что еще необычнее – в кого.
Когда они заказывают еду, повисает неловкое молчание. Леон выбирает между рибаем и ягненком, и вдруг слышится тихий голос Джека: «Поешь нормально, мы для этого сюда пришли».
– Я думаю о хорошем стейке, – достаточно громко произносит Леон. – Флоренс, Джек?
– Мы тоже это обсуждали.
– У вас ведь скоро отпуск?
– Нет, только через два месяца, – натянуто улыбается Флоренс и добавляет тише, явно для Джека: – Ладно.
– Запланировали что-то?
– Хотели уехать в Италию, – отвечает Джек. – Но сейчас уже не знаем…
– Мне кажется, надо ехать, – предлагает Леон. – Тем более поздней весной или ранним летом.
– Это из-за Тыковки, – напоминает Флоренс.
Ну конечно. Гэри и Пайпер перенесли свадьбу на осень, Флоренс и Джек подумывают отменить отпуск. Если так пойдет, они все здорово замкнутся на произошедшем, застрянут в скорби и перестанут двигаться дальше.
Леону и самому хочется так поступить, но он понимает: это неправильно. В конце концов, Тыковка не хотел бы, чтобы его смерть парализовала еще несколько жизней. Он был слишком добрым для подобного.
– Надо ехать, – повторяет Леон после того, как они делают заказ. – В конце концов, у нас есть жизнь за пределами офиса, и, мне кажется, вам обоим будет полезно развеяться. Кстати, Флоренс, как дела в галерее?
Она бросает непонимающий взгляд на Джека, но тот только кивает в ответ.
– Все хорошо, – говорит Флоренс. – У меня скоро открытие новой выставки, я собрала картины и инсталляции от художников с африканскими корнями, есть несколько совсем свежих имен.
– Переосмысление этники?
– Можно и так сказать. В основном это развитие изначальных традиций в современности, трансформация сквозь века и синергия корней с ветвями.
Глаза Флоренс загораются: голос становится живым и настоящим, когда она рассказывает о том, насколько разными оказались племенные традиции Африки, как для нее самой стало открытием то, что границы стран и границы культур – это словно параллельные вселенные.
Джек смотрит на нее как пират на добытое сокровище. Леон понимает почему: они чувствуют друг друга в тех вопросах, которые оказались критичными для обоих. Искусство стало началом их чувств, а взаимная забота склеила их накрепко. Вот и сейчас заметно, насколько Джек гордится успехами галереи Флоренс, какое удовольствие получает от ее рассуждений и горящих глаз.
– И самое удивительное – это сохранилось намного лучше, чем в Южной Америке, – продолжает она. – У нас в Колумбии колонизация выкорчевала коренные народы практически начисто.
– Мы думаем о Боливии, – добавляет Джек. – Там и сегодня есть на что посмотреть в плане исконной культуры.
– Согласен, нам всем стоит путешествовать больше, – кивает Леон. – Тоже думаю об этом.
– Гэри говорит, Тыковка в последний год много где был, – вдруг произносит Джек.
– Да, они с Кэтрин много путешествовали. Она рассказывала, не только по Америке – были в Германии, в Корее.
– Она меня ненавидит?
– С чего ты взял?
– Будто не вижу, как Кэтрин на меня смотрит, – отводит больной взгляд Джек.
Флоренс напряженно кладет руку ему на плечо.
– Нет, я понимаю, – продолжает тот. – Она права, я был таким дерьмом по отношению к нему…
– Джек, – мягко произносит Флоренс.
– Нет, она действительно права. Я такого наговорил…
– Никто из нас не виноват в его смерти, – отрезает Леон, невольно сжимая в руках салфетку, – ни ты, ни я. Он сам принял решение молчать.
Сложно произносить вещи, в которые не веришь: они с Джеком оба знают правду. Они напортачили, предали Тыковку и отказывались замечать то, что с ним происходило. Обелить себя в собственных глазах больше не получается.
– Мне нужна минута, – поднимается Джек. – Простите.
Он исчезает за дверью уборной, и Флоренс, тяжело выдохнув, опирается на свои руки.
– Извини, ему сложно, – произносит она. – Мы хотели, чтобы этот обед прошел гладко, но… пока не выходит.
– Поверь, я понимаю, – отвечает Леон. – Ты сама как?
– В порядке, – поджимает губы Флоренс. – Правда в порядке. Больше переживаю за Джека, он пока только ищет способ справиться со всем.
– И как?
– Помнишь, что у нас с ним есть фонд?
Леон кивает, глядя на Флоренс по-новому. Они впервые, наверное, разговаривают тет-а-тет – и теперь заметно, насколько она изменилась рядом с Джеком. Та холодность и даже надменность, которая обычно сопровождала ее на общих встречах, будто исчезла навсегда. Теперь в ее глазах видно тревогу и искреннее волнение за Джека.
– Он не вылезает из трущоб. Находит новых мальчишек, разговаривает с ними, одному выдал денег, хотя мы решили так не делать, еще одного с передозировкой отвез в больницу и оплатил счет… А самое страшное – пока это словно падает в какую-то черную дыру и легче Джеку не становится.
– Понял, – кивает Леон. – Тебе, наверное, трудно?
– Мне? – хмурится Флоренс.
– Я имею в виду, все время, что он ездит, ты одна, ждешь…
– Вот как ты обо мне думаешь, – нервно смеется она. – Нет, Леон, это не его фонд, а наш. Мы ездим везде вместе.
– Серьезно? – удивляется Леон и тут же закрывает рот, понимая, насколько невежливо вышло.
– Да, мы сразу договаривались, что займемся этим вдвоем. Тем более сейчас, когда собираемся пожениться, – как может быть по-другому?
Ответить Леон не успевает: Джек возвращается за стол. Но ему удается показать глазами Флоренс, что сообщение принято. Неужели она, утонченная и ухоженная, действительно ездит по трущобам Нью-Йорка, поддерживая своего парня?
– Простите еще раз, – произносит тот.
– Уверен, Тыковка хотел бы, чтобы мы не винили себя, а держались ближе к миру живых.
– Да, мне все еще…
– Флоренс, видела новое творение Мартина?
– Очень яркое, – хмыкает Джек, вовлекаясь в игру. – Но Флоренс почему-то не понравились мои ассоциации.
– Потому что от них за версту несет Манчестером, – со смехом толкает она его в бок.
– Начинаю представлять, какие ассоциации, – задумывается Леон.
– Всего-то сказал: для Мартина это самое громкое заявление, примерно как пердеж на зажигалку посреди заправки.
– Это я и имела в виду, – прикрывает лицо Флоренс.
Леон с трудом сдерживает смех: ценитель старых безнадежных романтиков прерафаэлитов Джек сложно уживается с современным искусством. Впрочем, работы Мартина не откликаются и в нем самом.
Телефон в кармане оживает, отвлекая от разговора, который только-только становится непринужденным. Имя матери на экране заставляет извиниться и встать из-за стола.
– Слушаю, матушка, – недовольно произносит в трубку Леон.
– Сынок, я тут зашла поужинать с подругой, – слышится в ответ стареющий голос. – Не понимаю, почему карточка не работает.