Глава 38
Леон
Манчестер, июль 2012
– Не трогай меня, – огрызается Тыковка. – Сам знаю, что мне нужно.
Он почти выздоровел, даже щеки уже розовые, как у молочного поросенка. Леон продолжает таскать его в больницу, но терапевт начинает отпускать шутки о природе их отношений.
Говорят, что жизнь без селезенки не так страшна, как ее рисует Леон. Тыковка вообще делает вид, будто все в порядке, и пытается работать едва ли не больше, чем раньше. Прототип его гениального изобретения уже готов, но теперь в непоседливой голове возникло второе, и оно не дает спать обоим.
– Два часа, – возмущается Леон. – Я не могу уснуть.
– Тогда отвернись к стенке и представляй, что гуляешь по Итону, – яростно стирает линию на чертеже Тыковка. – Ты счастливый виконт, а Манчестера никогда не было.
– Это еще откуда взялось? – настороженно спрашивает он. – Что с настроением?
– Ты мешаешь мне работать.
– А ты мешаешь мне спать, но я же не веду себя как говно.
Тыковка убирает чертеж и яростно разворачивается. Леон не удерживается: он протягивает руку и треплет кудрявую башку, окончательно растрепывая волосы. Боже, как же хорошо, что он выжил, сложно даже представить себе жизнь без этого сумасшедшего гения.
Они познакомились девять лет назад, подумать только. Когда Леон едва переехал в Манчестер, он не планировал заводить друзей в новой школе. Ему казалось, все, что обещает отец об их возвращении в родовое поместье и недоразумении, произошедшем совершенно случайно, – правда. Будто должно пройти совсем немного времени, чтобы все поняли, что Гамильтонов нельзя оставлять за бортом жизни. И буквально пара месяцев в общественной школе, прежде чем он вернется в Итон.
Леон до сих пор не понимает, что это было: отец либо врал, либо фантазировал настолько хорошо, что сам верил своим словам. Конечно, в Итон никто не вернулся, и проданное с молотка поместье больше не выглядит их домом. У него ничего не осталось из прошлой жизни. Зато в этой появились Гэри, Джек и Тыковка.
Хер бы с ним, с тем Итоном. Они сами выберутся.
– Рассказывай, – просит Леон.
– У Джун скоро день рождения, а у меня нет денег. Вообще ни пенни, понимаешь?
– Томми, она не приняла подарок на Рождество…
– И что? Я ее брат, кто еще ее поздравит?
– Тебе нужно их отпустить, дать время. Когда Джун будет готова, она сама тебе позвонит.
– А если… – Тыковка запинается. – Если она никогда не будет готова? Оставить ее без подарка?
– Слушай! – Леон садится на постели. – Помнишь, мы недавно гнали для Бакстона пару «Рено»?
– Ага, мы с Джеком два раза чуть не попались.
– Я же не отдал тебе за них деньги.
Он действительно приберег их для лучшего времени. Вокруг Тыковки всегда клубится какая-то черная дыра, которая засасывает все до последнего фунта и перерабатывает в неразобранную гору металла в углу гаража, достижения технического прогресса и пиво.
– Точно! – оживляется тот. – А ты… отдашь их?
– Завтра, но только если сейчас ты перестанешь пыхтеть и ляжешь спать.
– Я? Без проблем! – падает на спину и закрывает глаза тот. Ногой он вслепую дотягивается до выключателя, и комната тут же заполняется темнотой. – Спокойной ночи, братишка.
– Боже, когда мы уже переедем? – спрашивает Леон сам себя. – Мы точно найдем квартиру с двумя спальнями.
Нью-Йорк, июнь 2019
Леон считает себя терпеливым человеком, но почему-то именно сейчас его терпение висит на тонкой ниточке, грозящей лопнуть в любой момент. Он убеждает себя, что все произойдет, когда будет необходимо, но уже не верит собственным словам.
Месяц назад Бакстон узнал, что сын собирается его убить. Месяц. Вчера Хаттона видели в Китае, проклятый выблядок все еще дышит и ходит, уверенный в собственной неотразимости. Неужели барон правда сдает и больше не может вести дела? Леону придется самому убить обоих и при этом выяснить, где находятся их папки, – вопреки словам Хаттона, он уверен, что компромат собран на всех четверых.
Сидеть дома в одиночестве слишком нервно, и Леон пытается сосредоточиться на работе в пустом офисе, несмотря на то что обещал себе не приезжать сюда по субботам. Кресло, стол и компьютер должны были помочь, но мысли все равно утекают в сторону обоих Бакстонов.
Итак, план производства на следующий квартал. Его нужно было согласовать еще неделю назад, но тогда ключевым вопросом стала смена директора на заводе. Очередная смена очередного директора, Леона уже тошнит от бесконечных проблем, брака, воровства и войны с Гэри. Продать бы их за бесценок кому-то вроде Эвингов, чтобы в Китае разок почувствовали, что такое действительно жесткое управление делами.
В момент, когда цифры наконец начинают его поглощать, из коридора доносятся женские голоса. Прежде чем Леон принимает импульсивное решение пойти наорать на тех, кто смеет шляться мимо его кабинета в субботу, он узнает в одном из голосов Кэтрин. Ладно. Не шуметь, просто поздороваться.
– Да, это наше с Леоном крыло, – слышится обрывок фразы. – Вот здесь мой офис. Ты, наверное, хочешь чаю?
Он открывает дверь, и две женские фигуры отшатываются в сторону.
– Зачем пугаешь? – первой в себя приходит Кэтрин. – Поосторожнее с шутками, а то я рожу, а ты будешь выхаживать. Понял?
Леон не успевает даже придумать ответ на это: он узнает вторую девушку. Она перекрасила волосы в светлый, но вьются они по-прежнему, а повзрослевшее лицо не потеряло знакомых острых черт. Семь лет не виделись… Джунипер Гибсон, как призрак из прошлого, смотрит на него хватким взглядом карих глаз.
– Хера ты здесь делаешь? – вырывается непрошеная грубость.
– Отвали, пиздюк, я не к тебе, – тут же вскидывается она. – Кейт, нам обязательно с ним разговаривать?
– Только не старые драмы! Не знаю, что произошло между вами двоими, – вздыхает Кэтрин, – но я слишком беременна для этого дерьма.
– Это офис, здесь не место посторонним.
– Я приехала к жене брата, – дергает головой Джун. – А ты, я вижу, ни хуя не меняешься. Только выглядишь как говно.
– Так, – задумчиво кладет руку себе на живот Кэтрин. – Давайте, брейк. Джун, можешь подождать меня в моем кабинете?
– С удовольствием.
– Очень удобно навещать брата после его смерти. – Леона уже не остановить. – Где тебя носило, когда ты действительно была нужна ему?
– А ты? – бросает Джун и хлопает дверью.
Кэтрин переводит на него тяжелый взгляд и делает пару шагов, угрожающе выставляя перед собой значительно выпирающий круглый живот. Леон с опаской косится на него, понимая, что наговорил лишнего.
– Тебе опять нужно с кем-то поругаться? – шипит Кэтрин. – Иди в коридор, ори на кулер.
– Если ты не знаешь, как Том пытался…
– Я все знаю, – перебивает она. – И как он пытался, и о чем мечтал. И даже что «Джей-Фан» был назван в честь Джун.
– Тогда почему ты водишь ее по офису, будто вы подружки?
– Потому что она прилетела из Манчестера, потратив на билеты все свои накопления, – серьезно произносит Кэтрин. – И поверь, ты сейчас не добавляешь никому из нас душевного равновесия.
– Прости, – тут же отвечает он. – Я лучше… пойду к себе. Но помни, что сестра Тыковки принесла ему немало боли.
– А кто из нас этого не делал, Леон?
Последнее звучит как пощечина, напоминающая о том, что он это заслужил. Он не будет ругаться с Кэтрин из-за Джун, ей нельзя нервничать.
Вернувшись к своему столу, Леон прикрывает глаза и пытается быстро прожить каждую из эмоций, что бурлят внутри.
Джун игнорировала Тыковку, чтобы угодить матери. Эта семья оказалась самой безумной из всех: если с Гэри и Джеком и их старшими все было очевидно, то в случае Тыковки их ждал сюрприз. Инфантильные родители и такая же сестра провели восемь лет, активно не замечая того, откуда в доме появляются отличные деньги. Видимо, жить со слоном в комнате было слишком удобно, пока этот слон кормит четверых.
Их семья никогда не зарабатывала, с трудом перебиваясь от чека до чека. Именно поэтому Тыковка учился с ними в одном потоке, хотя был почти на полтора года старше Джека и Гэри и на три с половиной – самого Леона. Просто в один год у родителей не хватило денег даже на то, чтобы купить школьную форму.
И спустя восемь лет Леон не понимает, как они могли так поступить с Тыковкой: он героически перегнал украденную тачку через пол-Шотландии, не попавшись и не заблудившись. Если бы за рулем злополучной «Альфа-Ромео» с самого начала был именно он, может, и вся поездка прошла бы гладко.
Но мать Тыковки, увидев на одежде сына кровь, впала в безобразную истерику, выгнала того из дома и больше никогда не давала даже зайти на порог. Что бы он ни делал, как бы ни пытался – вся семья, включая Джун, была непреклонна.
Словно он хоть раз им по-настоящему врал или у него были еще варианты заработать.
И все же Кэтрин права: Леон и сам предавал Тыковку, и это делает его хуже всех остальных. Не замечал изменений. Не придавал должного внимания смене настроения, ни разу даже не спросил, как тот себя чувствует.
Стук в дверь застает врасплох, хотя Леон знает, что Кэтрин и Джун еще здесь. Просто не ожидает продолжения диалога.
– Войдите.
Дверь приоткрывается, и на пороге появляется Джун, которая почему-то прячет глаза и мнется, как школьница.
– Давай поговорим, – сипло произносит она.
– Давай, – соглашается Леон и кивает на кресло перед собой. – Проходи.
Когда она неловко садится, сердце трескается: они с Тыковкой слишком похожи. А еще она странным образом напоминает ему о времени, когда им было по четырнадцать. Мать запрещала Джун смотреть «Бесстыдников», и та сбегала к Леону, которому никто и ничего уже не мог запретить. А он позволял себе объятия, поцелуи, а потом и много больше, но слишком боялся, что Тыковка узнает и всыпет ему по первое число. Их хрупкая дружба продержалась недолго: Леон сам разорвал ее, чтобы никому не приносить проблем.