Двигатель затарахтел – и смолк. Профессор повернул ключ снова – и, чихнув разок-другой, машина наконец завелась.
– Сейчас мигом вниз, а там прямиком на автостраду – надеюсь, успеем до того, как нас накроет.
Обратный путь до Афин был свободен. Машины большей частью жались к обочине. Однако лобовое стекло у них так запотело, что профессору пришлось реквизировать у Джорджа один носок, чтобы протереть испарину.
Когда они подъехали к дому Генри, профессор спросил Джорджа, где потом его высадить.
– Он выйдет с нами, – сказал Генри.
– Но я должен еще кое-что почитать, правда, – возразил Джордж. – Мне бы домой.
У Ребекки задрожали губы.
– Теперь мы все заодно, – сказал Генри, посмотрел на Ребекку. – Называй это судьбой или чем хочешь. Джордж глянул на утопающий мир и увидел в отражении окна слабые-слабые очертания человека, похожего на призрак, зависший между светом и тьмой посреди дождя. Как олицетворение жизни, которая только еще должна определиться, невзирая на все, что уже случилось, – теперь должно определиться каждое ее мгновение, которое будет незримо связано с предыдущим.
Глава двадцать восьмая
Когда профессор остановился у бордюра, дождь превратился в сплошной яростный поток.
– До послезавтра, ребята, ровно в шесть, – крикнул он.
– Как в шесть? – удивился Генри.
– Ну да. Придется наверстывать упущенное. – А что до вас, милочка, – сказал он, протягивая Ребекке руку, – это было истинное удовольствие!
Ребекка поцеловала его в щеку. Они втроем рванули из машины прямиком домой к Генри. А профессорская машина меж тем медленно тронулась дальше, так громыхнув глушителем, что нагнавшее ее такси резко вывернуло в сторону и наехало на телефонную будку, где прятались от дождя хозяин с собакой.
На кухне у Генри они досуха вытерлись полотенцами и сели за стол, а Генри тем временем взялся варить кофе по-гречески. Ребекка включила радио. Единственная радиостанция, на которую был настроен приемник Генри, передавала классическую музыку, звучавшую с легким потрескиванием.
– Одна из «Французских сюит», – сказал Джордж, когда музыка разлилась по всей квартире.
– Что? – переспросил Генри.
– Это «Французская сюита» Баха.
– Тогда сделайте погромче, – предложил Генри.
Они слушали, обернув головы полотенцами.
– Очень красивая! – восхитилась Ребекка. – Твоя душная, сырая каморка как будто превратилась в огромный венский дворец.
– А как по-твоему, Джордж? – спросил Генри, предлагая Ребекке сигарету. – Уж не хватила ли она через край?
Джордж пожал плечами.
– По-моему, мне пора домой.
Ребекка кивнула.
– Нет, – сказал Генри. – Пожалуйста, не уходи!
Джордж уткнулся глазами в пол и заерзал ногами.
– Вам и вдвоем хорошо… оно и понятно, так что зачем я вам нужен? Я здесь лишний.
Он встал, но Генри встал у него на пути.
– Нет, – отрезал он. – Вы останетесь оба, я так хочу.
Джордж взял свою сумку.
– Я, черт возьми, серьезно! – воскликнул Генри, стоя перед Джорджем. – Я очень-очень хочу, чтобы ты остался. Понимаю, Джордж, звучит эгоистично, только прошу тебя, давай попробуем во всем разобраться, несмотря на столь странное стечение обстоятельств, – так уж вышло.
– Как же все тяжело, – проговорил Джордж. – Я и подумать не мог, что все так обернется.
Тут в разговор вмешалась Ребекка.
– Ты же ничего не теряешь, Джордж. Подумай хорошенько, мы с тобой остаемся друзьями, к тому же теперь у тебя есть еще один друг – Генри.
– Даже не знаю… у меня такое чувство, будто я что-то потерял.
– Что верно, то верно, – заметил Генри. – У тебя теперь нет ни малейшей причины томиться в одиночестве.
– Тогда почему мне одиноко, как никогда?
Генри покачал головой.
– Но ведь мы с тобой.
Наконец, Джордж сел обратно.
– Только представь себе, как мы будем счастливы, если все это закончится благополучно, – взмолился Генри.
Джордж кивнул – впрочем, как будто неуверенно.
– Ты же сам говорил – мы как братья, когда-то давно потерявшие друг друга, – напомнил ему Генри. – Так неужели все это пустые слова?
– Нет, – сказал Джордж.
Генри положил руки Джорджу на плечи.
– Так что позволь мне взять тебя под свое крылышко – давай будем сто дней кряду штудировать старинные книжки, – предложил Генри. – И, обращаясь к Ребекке, прибавил: – Я хочу взять под крылышко вас обоих.
Джордж посмотрел на свои руки.
Они сидели втроем и слушали шум дождя.
– В таком случае почему бы тебе для начала не пригласить меня с Джорджем куда-нибудь пообедать? – наконец предложила Ребекка.
Вода, стекавшая ручьями с балконов, собиралась в небольшие речушки и устремлялась к железным сточным решеткам. Сверху о них бились смытые в водостоки апельсины. Потом дождь прекратился, о чем можно было судить, наблюдая за проезжавшими мимо машинами, которые в конце концов перестали махать стеклоочистителями.
Рубашка у Джорджа еще не просохла – надевать ее было рано, тогда Генри пошел к себе в комнату подобрать ему другую. Через пару минут он вернулся с белой хлопчатобумажной сорочкой с отложными манжетами.
– Подарок одного дорогого человека, прямо из прачечной. Думаю, тебе подойдет.
– Вполне, – сказал Джордж, осматривая рубашку. – Потом, моя любимая фирма.
– Тем более подойдет.
Джордж стал втискиваться в сорочку.
Ребекка наблюдала.
Опорожнив пару бутылок греческого вина, они вошли в лифт, и тот медленно пополз вниз. Генри убеждал всех остаться у него дома – из-за непогоды, к тому же так было бы удобнее попасть на первый пароход, отбывавший на острова.
– Мы правда поплывем? – спросил Джордж.
– Ну конечно, – рассмеялся Генри. – Мы молоды и свободны, лучше и быть не может.
– Странно, что все это случилось именно с нами, – сказала Ребекка. – Как будто, кроме нас троих, в мире больше нет ни души.
Джордж остановился у ларька купить большую банку пива. Спутники ждали его. Потом Ребекка медленно пошла вперед.
Джордж предложил банку Генри.
Они молча брели по узким мокрым улочкам. Из дверных проемов лавчонок им кивали зазывалы в сандалиях, как бы приглашая заглянуть к ним на огонек.
Когда они шли через главный проспект, снова зарядил дождь – сначала он проливался тягучими, грузными каплями, а вслед за тем забарабанил мелкой быстрой дробью.
Но вскоре он так же внезапно перестал – из-за уплывающих вдаль туч выглянуло солнце. Генри повернулся, собираясь что-то сказать. Было ослепительно светло – их тени наползали одна на другую.
А вокруг них на немыслимых скоростях проносились планеты – монолиты, спаянные огнем и льдом.
Глава двадцать девятая
Генри показал на неоновую вывеску впереди.
– Там и поедим, – сказал он.
Тут опять пошел дождь, и они опрометью кинулись по улице к ресторану.
Это было маленькое и довольно грязное помещение с полиэтиленовыми скатерками на столах, медленно кружащими под потолком вентиляторами и кусками мяса на витринах-прилавках из нержавейки. Грязь в этом ресторанчике, похоже, накапливалась мало-помалу – годами, словно тайком от хозяев.
Они сели за столик рядом с супружеской парой. На женщине была кремовая хлопчатобумажная блузка, плотно облегавшая ей грудь. А ее муж был одет в черную футболку с надписью «СТАРИНА ДЖОННИ, АМЕРИКАНСКАЯ ЛЕГЕНДА» и расшитым блестками черепом под нею.
Когда официант включил основное освещение, блестки на футболке мужчины засверкали и череп осклабился – будто ожил.
Супружеской паре принесли поднос со спанакопитой[39]. Ресторан тут же наполнился ароматом шпината и горячего сыра. Официант ритмично пошевеливал сигаретой, прилипшей к его нижней губе: когда он бормотал что-то невнятное, сигарета так же невнятно шевелилась, словно он был и не официант вовсе, а какой-нибудь жрец, совершающий некий ритуал с окуриванием и раздачей сырного пирога со шпинатом.
Хотя Генри бывал в этом ресторане и раньше – по крайней мере раз в неделю, – местная публика и обслуга посматривали на их троицу искоса.
Рука официанта подрагивала, когда он принимал у них заказ. По просьбе Генри официант обещал ассорти из блюд на свой выбор, поручившись за него честью. Когда он ушел, хозяйка ресторана – высокая, крепкая женщина с тонкими губками – подошла к их столику и осведомилась, нравится ли им греческая музыка.
Джордж попросил ее на греческом принести три рюмки ракии[40]. Она взглянула на него. И уголки ее рта искривились в улыбке.
– А вы неплохо говорите по-гречески, – сказала она. – И за это могу предложить вам кое-что получше ракии, чего ни вы и никто из вас никогда не пробовал.
Она скрылась в кухне – и через некоторое время, когда свет потускнел, из динамиков тягостно зазвучали бузуки[41]. Кое-кто из местных рассмеялся.
– Она включила это специально для нас? – спросила Ребекка.
– Боюсь, да, – сказал Джордж.
Затем появилась хозяйка с тремя рюмками чего-то красного.
– Мурнораки[42], друзья мои.
Они взяли каждый по рюмке.
– Yamas, – проговорил Джордж и мигом осушил вязкую красную жидкость.
Генри пригубил рюмку – и сплюнул.
Завсегдатаи рассмеялись теперь все дружно.
– Что за дрянь?
– Может, фирменное пойло из ее родной деревни, – предположил Джордж и обратился к женщине по-гречески. А ответ услышал на английском.
– С Крита, – сказала она.
– А мне нравится, – заметила Ребекка. – Похоже на кровь.
Тут принесли закуски.
– Вот и согреемся, – сказал Генри.
– Посмотри на меня, я промокла до нитки, – посетовала Ребекка.
Двое греков у стойки повернулись в ее сторону.
А в следующее мгновение появился официант с огромным подносом дымящейся ягнятины над головой.