– Давайте снимемся отсюда в пять, сядем на метро – и в Пирей[43], – предложил Генри, ложкой раскладывая блюдо по тарелкам Ребекки и Джорджа.
– Еще рановато, – сказала Ребекка. – Я в туалет.
Джордж встал, когда она вышла из-за стола.
– Настоящий джентльмен, – заметил Генри.
– Просто привычка, – робко пояснил Джордж.
Генри какое-то время смотрел на него не отрываясь.
– Я возьмусь за тебя, Джордж, – сказал он.
– Спасибо, – сказал Джордж.
– Что скажешь, если мы подыщем тебе какую-нибудь красотку гречаночку, любительницу этого красного пойла?
Когда Ребекка вернулась из уборной, они молча принялись за еду – под звуки музыки. Потом Генри расплатился за обед, и они снова облачились в куртки. Дождь перестал. Вымытые улицы дышали жаром.
Решив не возвращаться домой к Генри, они втроем пошли прогуляться по улочкам Плаки, где всегда было полно туристов, скупавших гипсовые бюстики и кожаные сандалии. В проходах между торговыми рядами было грязно. Вода капала с брезентовых навесов прямо на головы зевакам, заглядывающимся на всевозможные керамические поделки.
И вдруг прямо перед ними возник какой-то мужчина.
– Это самое прекрасное местечко в Греции! – сказал он, указывая на обшарпанное здание.
– Откуда звучит музыка? – спросил Джордж.
– Греческая, – резко ответил незнакомец.
– Ребетика?[44]
– Да, – ответил незнакомец.
– Не похоже, – сказал Джордж.
– Как вас зовут? – мрачно проговорил незнакомец.
– Джордж Кавендиш.
– Ну а я, мистер Кавендиш, греческий народный танцор, с неплохим шагом, – сказал он. – И сегодня вечером там исполняют ребетику.
– Вы хотите сказать – хасапико[45], – настаивал на своем Джордж.
– Да нет же, нет, – решительно возразил незнакомец. – Это народные песни – ребетика.
Пройдя за занавес, они сразу же поднялись по узенькой лестнице, миновав женщину за огромным кассовым аппаратом. В ресторане было довольно темно, не считая сцены, освещенной глядящими вверх лампочками.
В зале насчитывалось около трех десятков столиков, но только два или три были заняты.
– Я первый раз в жизни угодил в «ловушку для тури-стов»[46], – тихо проговорил Генри.
– А мне не впервой, – признался Джордж. – Меня обсчитывали и обирали с того самого дня, когда я сюда только приехал.
Сцена была усыпана розовыми лепестками. Походя – пока они шли к столику – Ребекка подняла несколько штук и рассовала их по карманам Генри и Джорджа.
– Час от часу не легче, – с улыбкой заметил Джордж. – Только бы принесли выпивку – иначе не видать им наших денежек как своих ушей.
– А что такое ребетика? – полюбопытствовала Ребекка.
– Это один из красивейших музыкальных стилей, – объяснил Джордж. – Настоящее волшебство.
– И мы будем это слушать? – спросил Генри, когда они сели.
– Сомневаюсь, – ответил Джордж. – Такие места в это время года большей частью уже закрыты, да и располагаются они обычно там, где не бывает туристов, – на пустующих рынках или в заводских кварталах.
– Откуда ты все это знаешь? – удивился Генри.
– Я не один месяц бродил в одиночку по здешним улицам, – признался Джордж. – И встречал весьма колоритных персонажей.
Генри, Ребекка и Джордж потеряли счет рюмкам выпивки местного производства, которые они в себя влили: после каждого протяжного глотка над их столиком зависала чья-то волосатая рука с бутылкой – и их рюмки вновь наполнялись, не успевая опорожниться.
Освободив наконец сцену, бузукист спустился прямо к публике и принялся целовать и сжимать в объятиях всякого, кто подворачивался ему под руку, а свой инструмент при этом он бережно придерживал сбоку. Генри, Джордж и Ребекка тоже обнимались с ним – по очереди.
Следующим на сцену вышел трансвестит. Он снял со стойки микрофон и отбросил назад копну светлых волос, подмигнув какому-то старичку, сидевшему прямо перед ним в первом ряду. Джордж сказал Генри и Ребекке, что пора и честь знать: хотя впереди оставалось еще пять живых выступлений, было уже поздно. Они согласились, набили себе рот слоеной пахлавой – напоследок, вышли из ресторана и, закурив, остановились посреди улицы, не зная, куда податься. Было половина третьего утра.
– Я пьяная в стельку, – призналась Ребекка. – С вашего позволения.
Генри обнял ее.
– С твоего позволения, я тоже.
– Критский самогон, – во всеуслышание объявил Джордж. – Они гонят его у себя в горах. Последний раз, когда я его отведал, меня угораздило попасть под машину.
– Зато благодаря ему ты, как видишь, уцелел, – сгибаясь от смеха, сказал Генри.
Ребекка взяла Джорджа и Генри за руки, чтобы не упасть, но, несмотря на это, ее вело из стороны в сторону.
– По-моему, надо взять такси, – сказала она.
Тут, как оно часто бывает с изрядно подвыпившими, прямо перед ними откуда ни возьмись возникло такси – и они оказались в нем так внезапно, что даже не помнили, как им это удалось.
В такси Генри болтал без умолку. А вслед за тем друг хлопнул таксиста по плечу.
– Тут со мной мой братишка, – с чувством проговорил Генри заплетающимся языком. – Он сам говорит, что мой брат.
Таксист кивнул.
Потом Ребекка рассказала Генри, как повстречалась с Джорджем, как сперва увидела его и подумала, что с виду он парень интересный. А Джордж признался, что не поверил своим ушам, когда она с ним заговорила.
Они высадились на углу улицы, где жил Генри. Джордж обнял Генри за плечи, и дальше они так и пошли – в обнимку.
– Я пьяный в дым, – сказал Генри. – Ну просто в дым.
– А то, – согласился Джордж. – Столько в себя влить.
– Неужели ты пропустил мимо ушей то, что я сказал в такси? – спросил Генри. – Знаю, ты американец, но это не имеет значения… да и разница в возрасте тут ни при чем, уж во всяком случае.
– Спасибо, – сказал Джордж и полез в карман за сигаретами. – Мне все это нравится.
У дома Генри Ребекка остановилась и посмотрела на луну.
– Почти полная, – заметила она.
– Почти, моя раскрасавица, расчудесная стюардесса, – сказал Генри. – Кому, как не тебе, знать луну лучше, чем всем нам, ведь ты провела в небе не один год, как бесконечно падающая звезда.
– Пошли домой, – предложила Ребекка, – не то я рухну прямо здесь.
– Это правда? – спросил Джордж.
– Что правда? – переспросил Генри.
– Не знаю, – сказал Джордж. – Ну правда!
И они оба расхохотались.
Какое-то время они втроем сидели на кухне. Джордж допил оставшееся вино и завел с Генри разговор о человеческих останках.
– Генри знает столько всего интересного, а о себе почти ничего не рассказывает, – заметила Ребекка Джорджу. – Правда?
– Моя жизнь не представляет никакого интереса, – пробормотал Генри. – Боюсь, я далеко не идеал.
– Не верю, – возразил Джордж.
– Что он неинтересный? – спросила Ребекка.
– Нет, что он боится, – уточнил Джордж и тут же расхохотался. – О чем это мы опять?
Часов около четырех утра Ребекка призналась, что у нее слипаются глаза. Она поцеловала в щеку их обоих, пошла в спальню Генри и закрыла за собой дверь.
Генри встал и налил себе стакан воды, а потом – Джорджу.
– А теперь, дружище Джордж, пойду-ка я приготовлю тебе ложе.
Генри направился в коридор, где стоял сервант, достал простыни с подушкой и с неуклюжестью пьяного принялся устраивать ему постель. А Джордж стоял у окна и смотрел на улицу. Снова пошел дождь – тишину нарушала лишь дробь падающих капель.
Потом с улицы послышался отдаленный шум брызг медленно приближающегося такси, но вскоре и оно скрылось из вида, как не бывало.
– Ну что скажешь? – спросил Генри, разглядывая импровизированное ложе, которое он приготовил для друга.
– Тебе надо работать в гостинице, – ответил Джордж.
– Что ж, неплохая мысль… да, вспомнил, утром я еще должен одолжить тебе мои запасные плавки.
– Спокойной ночи, братишка, – тихо проговорил Джордж.
Генри неловко наклонился к другу и обнял его. Какое-то время они так и стояли – не шелохнувшись.
– Спокойной ночи, спокойной ночи, – так же тихо сказал он.
Ребекка уже спала.
Одежда ее лежала на стуле, уложенная в том порядке, в каком она ее снимала. Генри разделся и сложил свою одежду сверху.
Забравшись под простыни, он почувствовал спиной прикосновение рук.
А когда закрыл глаза, тело Ребекки под простынями зашевелилось. Он лежал на спине и ощущал ее, хотя его уже накрыло тенью другого видения.
Глава тридцатая
Они прибыли в Пирей много позже, чем рассчитывали. Порт опустел, поскольку большинство туристических катеров уже отбыло к островам.
Какие-то матросики, бездельничая, покуривали. Рядом крутилась собака, вздернув хвост. Воздух был просоленный. В ларьке кивал носом старичок-продавец. У него громко играло радио, и никто не обращал на них внимания.
Они постояли пару минут, озираясь по сторонам.
– Сдается мне, на катер мы опоздали, – с напускной улыбкой заметил Генри.
Ребекка подняла ногу, чтобы поправить ремешок на босоножке.
– И что же нам теперь делать? – спросила она.
– Я пошел искать билетную кассу, – сказал Генри. – Может, будет еще катер.
Джордж кивнул.
– Неплохая мысль.
Когда он ушел, Ребекка призналась, что хочет есть.
– Давай пообедаем все вместе, – предложил Джордж.
– Нет, я хочу перекусить прямо сейчас, – возразила она, держась за живот.
– Что с тобой?
– Я не могу больше пить, Джордж, – не могу, правда.
– Я помогу тебе бросить.
И они вдвоем рассмеялись. Ребекка указала в сторону маленького рынка, полнившегося плетеными корзинами с фруктами.
– Пойдем купим чего-нибудь.
Рядом с корзинами стояла облезлая механическая лошадка: краску с нее сдуло морским ветром, гулявшим здесь повсюду.