Радиатор начинает дребезжать – значит, скоро станет тепло и комната наполнится шипением, подобным свисту змей, которых девочка видит во сне.
Дельфине нравится снимать рисунки, которые коробятся в углах, где становится сыро, хотя она понимает, что это неправильно.
Она прячет крохотных нарисованных людишек в коробке из-под конфет, которыми та пахнет до сих пор (словно вспоминая таким образом старых своих друзей).
Потом она отвлекается на висячую люстру.
Та вся в паутине.
Пусть чужак думает, что это улей. Дельфине кажется, что там, должно быть, и делается мед, но, поскольку дотуда очень высоко, ее не укусят.
А летом ее укусили. И у нее на руке остался след, хоть и малюсенький, но все равно заметный.
Затем, недолго думая, она подходит к незнакомцу и поднимает голую ручонку.
– Меня укусили вот сюда, – говорит она.
– Тебя укусили? – тихим, успокаивающим голосом спрашивает тот.
Дельфина кивает.
– Да, прямо сюда – ты мне веришь?
– Ты знаешь английский, – говорит незнакомец. – Совсем как Ребекка.
– Да, знаю, – говорит Дельфина. И показывает локтем на мужчину, сидящего у изножья постели незнакомца. – Меня научил Себастьян, а не тетя.
Незнакомец такой хороший – наверное, ему лучше с детьми, чем со взрослыми.
Тело, закутанное в белые простыни, напоминает Дельфине ее малышку, собственное дорогое дитя в мышиной деревне, полной таинственных звуков и обнесенной живой изгородью, где роятся несметные полчища птиц, – они вспархивают всем скопом и чирикают без умолку, пугая всех без разбору, особенно пластмассовых мышек, которые делают вид, что дрожат. Птицы даже не знают, куда летят.
Глаза у мужчины большие и грустные.
Пластмассовые мышки и их ядовитые какашки.
Дельфина думает – может, надо сказать вот что: «Я буду тебе мамой, пропащий малыш».
Но тут вдруг он обращается к маме.
– Что происходит?
И тут же прибавляет:
– Где я?
Мама не отвечает и поглядывает на Себастьяна.
– У нас дома, – сказал Себастьян. – Ее зовут Натали, меня Себастьян, а это наша дочурка Дельфина, – прибавил он.
– Натали? – огорченно переспросил незнакомец. – Дельфина?
Неужто заплачет?
Неужото заплачет?
Иногда и взрослые плачут.
Себастьян ближе подходит к постели незнакомца.
– Да, Натали. Сестра Ребекки, близняшка.
Себастьян выговаривает каждое слово четко и медленно.
– Близняшка? Ее сестра-близняшка.
– Вы называли ее Ребеккой, – говорит чужаку Себастьян. – Поэтому мы привезли вас сюда.
Незнакомец закрывает глаза.
– А вы кто?
– Генри Блисс, – отвечает он.
Дельфина хихикает, но на нее не обращают внимание. Она повторяет его имя в уме. Без устали.
«Ханри блеск, ханри блеск, ханри блеск, ханри блеск…»
И снова хихикает.
Себастьян поворачивается к ней и подносит палец к губам, что значит: «И впрямь смешно, только молчок!»
– Что случилось?
– У вас был обморок, – отвечает мама.
Незнакомец смотрит на нее в изумлении.
Дельфина подходит к матери, берет ее за руки и обвивает ими себя.
– Вы знали мою сестру? – спрашивает мама.
– Она никогда не говорила, что вы с ней близняшки. Как же я не знал?
Дельфина недоумевала, с кем он разговаривает. Надо ли отвечать да или нет – oui или non?» И тут ответ сам собой вырывается из ее ротика:
– Может, она забыла.
Все глядят на нее – никто не смеется.
Снова дребезжит радиатор. Несколько минут царит тишина, потом радиатор смолкает, и Себастьян задает незнакомцу другой вопрос:
– Но вы же знали, что у нее есть сестра?
– Конечно, – отвечает Генри Блисс.
Мама с Себастьяном быстро переглядываются – как будто молча поверяют друг другу какую-то тайну.
– Странно, что вы ничего не знали про близняшку, – говорит Себастьян.
– Вы в курсе, что с ней случилось? – медленно спрашивает мама.
У нее подрагивает лицо.
– Да, – мгновенно выпаливает незнакомец. – А вы?
Себастьян кивает.
– Нам пришло письмо из Французского посольства в Греции. Она встала у них на учет, когда переехала туда на жительство, – как все французские граждане.
– Где же вы с ней познакомились? – спрашивает мама.
– Где?
– Да.
– В Афинах.
– Разве вы тогда не были с ней? – спрашивает мама.
Дельфина смотрит на мать, словно прося объяснить все толком, но мать не обращает на нее внимания, как бы показывая тем самым: «Сейчас не спрашивай, потому что ты меня сбиваешь, хоть я и ничего не говорю».
Генри Блисс молчит.
– Как я уже сказал, – спокойно говорит Себастьян, – мы привезли вас сюда потому, что перед тем как у вас случился обморок, вы твердили имя Ребекки.
Дельфине кажется, что вопросы мамы и Себастьяна мягко падают ему на голову, точно перья, сыплющиеся из подушки.
– Вы же были в Афинах во время землетрясения? – тихо спрашивает мама.
Дельфина чувствует позади родное материнское тело.
Глаза ее засветились.
– Я не смог до нее добраться вовремя…
– Вовремя? – удивляется Себастьян, хотя даже головой не ведет. Его глаза осторожно прощупывают незнакомца, как будто ожидая, что вот-вот наткнутся на правду.
– До того, как обрушился ее дом.
Мама в слезы.
– Генри, вы давно были с ней знакомы? – все так же сдержанно интересуется Себастьян, только как-то… вкрадчиво.
– Достаточно давно, чтобы полюбить.
Мама выбегает из комнаты, а Дельфина не в силах двинуться с места.
Себастьян вздыхает и кладет руки в карманы.
После продолжительной паузы он говорит:
– Если вы в состоянии, Генри, одевайтесь и давайте пообедаем. Дельфина принесет вам полотенце, а ванная там, дальше по кориддору.
– Я долго проспал?
– Почти четырнадцать часов. Мы даже вызывали местного врача, чтобы он вас осмотрел, пока вы были без сознания.
– И что он сказал?
– Он сказал – вам на пользу хороший сон, а еще сказал – пожалуй, вам нужно пить побольше воды, но так говорят все французские врачи.
Дельфина выбегает за полотенцем.
– Что же привело вас сюда, Генри? Хотели что-то рассказать?
Генри вздыхает и отворачивается к окну.
За окном зеленым-зелено. Сквозь стеклянные створки слышится щебет птиц – песня, лишь самую малость приглушаемая неровными квадратами стекла.
– Узнать… – говорит Генри.
– Продолжайте, – говорит Себастьян.
– Узнать, есть ли у нее родня. Где ее дед?
– Он умер года полтора назад. А Натали жила в Париже. Фактически это было еще до того, как мы с ней встретились.
Тут наверху слышится шум.
– Это Дельфина, – говорит Себастьян и тихо смеется. – Полотенца там лежат на верхней полке, вот она и пытается их достать. А после обеда, Генри Блисс, давайте немного прогуляемся.
– Ладно.
– Свежий воздух вам на ползу.
Глава пятьдесят седьмая
Ты сидишь напротив Натали и прихлебываешь овощной суп. На каминной полке громко тикают часы – как будто что-то отсчитывают. Натали не сводит с тебя глаз. Ее красота обворожительна. Она чуть больше сестры, вернее, выглядит постарше, но глаза и скулы те же. И ложку она держит так же изящно – между средним и большим пальцами. Тебе хочется положить свою ложку в тарелку и броситься к ее ногам. Приходиться уговаривать себя, что это не она – не Ребекка и нужно уходить. Ты вдруг ощущаешь острое желание уйти – встать и бежать прочь. Смотреть, как Натали ест, – странная форма пытки: это напоминает тебе о том, что жизнь твоя уже никогда не будет замечательной.
На столе лежит список покупок. Почерк почти такой же, как и в дневнике – оно и понятно: они же двойняшки. А может, это писала дочурка Ребекки.
Потом Себастьян спрашивает, откуда ты родом, и ты начинаешь ему рассказывать, но вдруг в комнату влетает Дельфина в купальном костюме и балетках. А в руках у нее пластмассовый кит.
– Дельфина, ступай-ка наверх и переоденься, – велит мать.
Себастьян улыбается и откладывает ложку в сторону.
– Такой наряд годится для цирка? – глядя на тебя, спрашивает Дельфина.
И начинает танцевать.
– Дельфина! – вскрикивает мать.
Девчушка, пританцовывая, выбегает из кухни и поднимается наверх. Себастьян смеется – Натали сверкает на него глазами.
– Qu'est-ce que tu fais, Sébastian?[66]
Он кивает и встает.
– У тебя суп остывает, маленькая моя циркачка! – кричит он в сторону лестницы. – Vite, vite![67]
Затем Себастьян переводит взгляд на тебя.
– Смешные они, а? Малыши.
– А у вас, Генри, есть братья или сестры?
Ты откладываешь ложку.
– Был брат, – говоришь ты. – Но он умер в младенчестве.
– Простите, – извиняется Себастьян.
Когда приходит Дельфина, Себастьян чистит салатлатук.
– Ну вот, суп остыл, – говорит мать.
– Мне надо было пи-пи.
После обеда Натали складывает посуду в мойку. Себастьян достает из ящика стола пачку сигарет. Дельфина видит это.
– Non, non, non, non, Sébastian! Здесь не курят, помнишь?
– Дома, Дельфина, – не курят в доме.
– Тебе нельзя курить, Себастьян! А то ты умрешь.
– Пойдемте пройдемся, – говорит он, касаясь твоей руки. – Покажу вам наши места.
Себастьян влезает в резиновые сапоги и протягивает тебе тяжелую черную трость с серебряной совой-набалдашником.
– Нашел ее здесь, когда делал ремонт.
Дельфине тоже хочется гулять, но мать отводит ее наверх.
Ты выходишь через наружную дверь на проселок. По обе его стороны тянутся живые изгороди. Ежевика гроздьями свисает с веток, поросших пышной листвой. У тебя над головой в вышине кружат птицы.
– Значит, вы подружились с Ребеккой в Афинах? – спрашивает Себастьян.
– Да, верно.
– Натали все никак не придет в себя после того, что случилось.