Все прелести Технократии — страница 36 из 71

Вспышка: датой-шаман с тремя личными воинами, отдавшими ему свою суть, свою ариль, – это смерть. Сама смерть, спустившаяся на землю, чтобы получить свой долг. «Датой» – значит «взявший в займы». И возвращающий во много раз больше…. Пришла пора вернуть долги…. Все сполна…. Рядом, среди мокрых зеленых стволов ненавистного леса прорубают дорогу его сокружники: воин не ходит кривыми путями.

Вспышка: Второй Круг решил забрать ему причитающееся…. И они забрали…. Аталь не спасли ни безупречные стрелки, ни выверенные узоры,…. Кто лучше торков, разговаривающих с сутью вещей, может рвать на части любое сущее на этом свете? И неважно, есть у него тело или нет…, узоры это или Твари…. Мы сборщики смерти, и только нам она дает свои мечи….

Вспышка: Проклятая темнота…. Где его воины? Кто ты? Пятно света вдали коридора…. Аталь больше нет, они все полегли там, у входа в тоннель….. Четвертый Круг? Хриплый лай сбоку говорит, что они ушли. Все…. А кто тогда ты? Датой? Да. Возвращаемся? … Поздно, уже некуда…. К аталь пришла подмога, а им помогать некому….

Вспышка: их трое, все амулеты давным-давно закончились или рассыпались трухой за светящимся пологом, не дающим творить ни одному шаману или халь в его пределах…. В коридоре свистит оперенная смерть, тут не нужно магии, они погибнут и так…. но это вы, зеленые слизняки так думаете…. Взять руками и оружием датой-шамана можно только отрубив себе эти самые руки…. Вперед, братья….

Вспышка:

– Уходи, – это даже не хрип, это скрежещущий шелест иссушенной травы…. Темный силуэт, звериный обугленный оскал. Кто это? Он помнит его, это Заллак, церат-шаман, Несущий слово Первого Круга. Вот уж никогда бы не подумал, что он останется. Останется и будет закрывать собой их всех…. – Уходи, я прикрою. Тут мы не сможем сделать ничего. Наше время кончилось….

– Я не могу, – Баррокаин из рода Истадуч не побежит. Он вернет смерти все свои долги, как обещал когда-то…. Себя – тоже. – И не уйду. Там не моя смерть.

За их спинами скручивается в жуткий узел переплетение энергетических линий этого мира. Одно из…. А за ним висит прямоугольник портала. Ведущий… в ловушку. Вот тут их и обманули. Там должна была быть Дверь. А вместо нее…. Датой-шаман, воин, не боящийся ничего в пределах живущего мира, отворачивается, не в силах смотреть на голодные волны зеленого полумрака, готовящиеся принять и растворить в себе очередную жертву….

– Я не могу, моя смерть ждет меня здесь.

– Там не смерть, – шелест далекой травы становится все тише, силы Заллака кончаются, и с ними кончается защитный узор, не пускающих никого к их последнему разговору…. – Там не-жизнь. Не-жизнь, по которой ты сможешь вернуться …. Вернуться сюда. Или туда, куда захочешь… или куда сможешь… или не сможешь…, но я помогу. Иди. Там есть шанс. А ты… Отныне ты не только датой…. Ты должен теперь не только смерти….

Горящие глаза церат-шамана ярко вспыхивают, бросая Баррокаина спиной вперед в терпеливо ожидающий его провал портала…. Боль.

Вспышка: смыкающиеся над ним зеленые волны полумрака. Боль и крик. И летящий вслед узор – последний подарок уходящего церат-шамана. Его ариль, его жертва и его мощь. И в довесок – проклятье памяти: Баррокаин не сделал того, зачем шел. Они не сделали. Никто не сделал…. А заканчивать этот путь будет один – Баррокаин зуф Истадуч-он, датой-шаман Второго Круга Шаманерии. Он и вправду должен…. Хотя бы ради семьи….

Вспышка: торквани, его родная, единственная на всю жизнь торквани…. И токрварилли. Дочь…, доченька…..

Вспышка! Вспышка! Вспышка!


– А-агр-р-р-р-р-а-айа-а…, – тишину облачного дня прорезал полный боли вой. Мужчина с безумными глазами заплакал. Но плач продолжался недолго: датой-шаман не плачет, он идет вперед и берет то, что ему надо.

Тем более, если он вспомнил. Все вспомнил. И теперь у него одна задача – вернуться назад. Туда, где его ждут. А его ждут, в этом он не сомневался: полумрак живет по своим законам. И если его попросить, он выпустит тебя там и тогда, где ты его попросишь. Только надо уметь просить. Баррокаин медленно закрыл глаза, ища взглядом верный узор, которые оберегал его все это время: спасибо тебе, оставшийся в изумрудной круговерти боя церат-шаман, оставивший после себя только имя. И отдавший все остальное…. Спасибо тебе. Теперь он знает, как разговаривать с полумраком….

Маленький, бритый, несуразный человечек в захламленной комнате согнулся и свел вокруг себя руки странным, неестественным жестом, захватывая свое тело в невозможное по геометрии кольцо.

– Зуф идла таррок. Гагон ишал харрог….

Дом наполнился жуткими тягучими словами, которые ритмичными волнами расходились по нему, заползая во все щели старой постройки, прогоняли из углов все замешкавшиеся тени, вгоняли в оторопь всю насекомую мелюзгу, имевшую неосторожность не исчезнуть вовремя.

Притопывая ногами, Баррокаин закрутился по комнате. Постепенно его кружение стало почти невидимым глазу.

Хлопок. Шаман разорвал сцепление рук.

– Грай! – дом содрогнулся от основания до крыши. – Грай!

Верный узор полыхнул нестерпимым светом, и тело шамана начало таять на глазах. Минута – и от него остался всего лишь контур. Тонкий, еле видимый контур, неверно переливающийся в лучах двух солнц. Потекло время.

Старый дом, вздернутый всеми этими волнами и вспышками, в немом изумлении замер, наблюдая за происходящим. Дом был один – ни одна живая душа не рискнула остаться рядом с творящим свои ритуалы шаманом. И поэтому, кроме него, никто не увидел, как полупрозрачные линии контура опять налились жизнью, обрисовали бьющееся в судорогах тело, и выплюнули на пол небольшого человечка с вытаращенными глазами.

Дом присмотрелся и облегченно вздохнул: ф-фух, хозяин вернулся. А на пыльном, сбившемся на сторону ковре, лежа на боку, хрипел Баррокаин зуф…. Нет, дом присмотрелся и решил, что все же это никакой не Баррокаин и не зуф…. Это же просто его прежний хозяин, Рудольф. Ну, на крайний случай этот, как его, новый – Барок. Дом облегченно скрипнул всеми полами: пронесло.

Из-за уносящихся прочь туч на небосклоне настороженно высунулся луч. Осторожно заглянул в комнату, обежал лежащее на полу тело, несмело прикоснулся к нему. Подобрался к лицу, заглянул и отпрянул: лежащий на боку мужчина открыл глаза. И радостно запрыгал вокруг, рассыпая блики по царящему в комнате беспорядку: взгляд мужчины был прежним. Мир вернулся на круги своя.


– Бари…, – тихий шепот Рудольфа защекотал почти парализованное сознание Барока. – Бари, ты жив?

– Нет, – Барок не знал, зачем он отвечает, усталые слова сами собой сорвались с языка. Хотя, причем тут язык, когда они разговаривают между собой в одной и той же голове? Да как же оно все достало…. – Не жив. Я умер, ты тоже, и наконец-то нас ничего не связывает. Исчезни.

– Бари, ты не умер, – выдал «вселенскую тайну» Рудольф. – Мы с тобой опять тут, в нашем теле….

Барок криво улыбнулся на это «нашем».

– … с тобой что-то случилось, – судя по голосу, Рудольф чуть концы не отдал со страху, а теперь, когда все закончилось, с облегчением докладывает обстановку. Честно и «объективно». – Ты превращался в какого-то монстра, он пытался куда-то уйти и забрать нас с собой. Мы почти исчезли, испарились, пропали. Но ты оказался сильнее, ты смог его прогнать. Так что не переживай, мы справились. Все уже хорошо.

От этой «заботы» Бароку захотелось сдохнуть. По-настоящему. Без полумраков и прочих вывертов судьбы. Длинный стон, вырвавшийся из его груди, заставил Рудольфа испуганно примолкнуть.

– Не хорошо, – сквозь стиснутые зубы вытолкнул из себя Барок. – Ничего не хорошо. Это был не монстр. Это был я. Я! Слышишь ты, жалкий, гнилой червяк? Полуживотное. Че-ло-век.

Последнее слово Барок процедил со всем презрением, на которое был способен. Кто есть «люди», он тоже вспомнил. В его мире, к сожалению, нашлось место и для них. Тупых, слабых мокриц, не могущих сделать ни шагу без своих железяк и палок. Лишенных даже намеков на высшее искусство вселенной. Люди…. Тела, с гниющей ариль, не способной услышать ни единой ноты из музыки магии, переполняющей вселенную. Запертые в мире, обделенном Несуществующими богами. Как эти насекомые смогли пройти между мирами, расплодиться и начать считать себя равными остальным мыслящим существам, Барок представлял с трудом, но сейчас ему было совсем не до раздумий.

Люди! О, как же жестоко посмеялись над ним Несуществующие, выбросив его сюда, в единственное место, откуда он не может уйти, создав узор, который приведет его домой. Ему всего-то нужен портал. Один портал – и все. Но – нет. Этого не будет. В мире этих червей магии нет, и не будет никогда. По крайней мере, для того, чтобы сотворить хоть мало-мальски сильный узор. Про совмещение линий времени и места не приходится даже и думать.

На что способны эти недоделки? Да они обречены на ползания в своих железных коробках между каменными сгустками – планетами, болтающимися в черной пустоте космоса. И он обречен вместе с ними – путь домой существует, вот только у него нет ног, чтобы пройти по нему. Жестокая издевка…. Последнее проклятье….

Вот только чье?

– Ненавижу вас, – захрипел Барок. – Ненавижу. Всех. Мы сдохнем тут. Мы заперты…. Мы пусты внутри…. Мы не живем, мы гнием заживо….

Что он говорил дальше, Барок не помнил. По разгромленной комнате опять прошелся смерч, круша все, что уцелело в прошлые разы. Но все когда-нибудь кончается. Силы тоже. Барок очнулся, лежа на полу. Опять. Руки и ноги орали от боли: мятущееся сознание не щадило никого.

Что-то зацарапалось в голове. Барок скривился, но все-таки ответил: просто не хотелось тратить силы на злость.

– Что ты хочешь?

– Уважаемый Баррокаин зуф Истадуч-он, я правильно произношу ваше имя? – раздался в голове осторожный голос Рудольфа.

– Ну? – после паузы отозвался Барок, отметив странные нотки в голосе «соседа». С чего это вдруг Рудольф начал изъясняться высоким стилем? Испугался датой-шамана? Ну-ну. – Говори.