Все прелести замужества — страница 30 из 51

И он сразу же, едва мы вернулись из больницы, избавился от моей кофе-машины!

– Куда ты её дел?

– Отвёз на работу. Всё, Юля, хватит ставить эксперименты над собственным здоровьем.

Трясущимися руками я рылась в кухонном шкафчике, в надежде отыскать хотя бы джезву. Как наркоман, оставленный без дозы.

– И турку выкинул? – убито пролепетала я.

– Не выкинул. Спрятал подальше, – жестоко отбрил Никита.

Я опустилась на стул, уткнулась лицом в ладони и зарыдала.

Конечно, я плакала не из-за кофе, а из-за утраченной беременности. Ангел, пролетая мимо, обронил хрустальную звёздочку прямо мне в живот, под сердце… Это был драгоценный подарок. А я его не уберегла…

Никита постоял немного в дверях кухни. Я продолжала содрогаться от рыданий. Никита издал странный звук – то ли вздох, то ли рычание – и вскоре поставил передо мной джезву. Я тут же отшвырнула её в сторону, она улетела со стола и глухо звякнула о стену.

– Не нужна она мне! Как ты не понимаешь! Уйди!

Возникало ощущение, словно мы с Никитой сидим в двух разных лодках, и течение уносит нас всё дальше и дальше друг от друга… В последний момент ещё можно было дотянуться руками, ухватиться за борт и избежать отчуждения. Но мы ничего не сделали, просто смотрели, как всё больше увеличивается расстояние между нами…

Я надела чёрную кофту и стянула волосы в мышиный хвостик. Джинсы падали, все мои пять дополнительных килограммов куда-то исчезли. А ведь, по мнению Никиты, ради их истребления я пожертвовала ребёнком. В зеркале отражалось измученное лицо с обострившимися скулами и подбородком.

В редакции газеты без проблем приняли версию об отравлении.

– Суши. Роллы «Калифорния» и так далее, – безжизненно объяснила я. – И вот… Загремела в больницу.

– Да, с японской кухней надо быть поосторожнее, – сочувственно закивали коллеги.

Главный редактор предложил отдохнуть пару дней, восстановиться. Его испугал мой внешний вид. Наверное, я походила на ведьму, к тому же – на молчаливую ведьму, и моя молчаливость поражала коллег даже больше, чем ввалившиеся щёки.

В редакции «Стильной Леди» меня окружила заботой Марина Аркадьевна. Я выложила на стол новую статью – это был первый опус, написанный без допинга, то есть без единой чашки кофе. Я полностью переключилась на зелёный чай. И ничего, написала, смогла. Вроде бы получилось неплохо. Работа над статьёй помогла ненадолго отвлечься от чёрных мыслей…

Мариночке я повторила сказку об отравлении.

– Бедняжка. Зато отлично похудела. А то джинсы на тебе уже трещали. Вот, сейчас ты вернулась к идеальным параметрам, приятно посмотреть.

– Марина!

– Что?!

– Да я едва не сдохла в больнице! А ты опять про похудение.

– Ну-у… Личико у тебя, конечно, замученное. Но фигурка – прелесть!

– Марина, ты параноик, – криво усмехнулась я.

– Да ладно, – отмахнулась главный редактор и взяла в руки распечатку. – Ах, Юля, ты умница! Ты меня удивляешь. Загремела в больницу, чуть копыта не отбросила, но статью тем не менее принесла в срок.

А чем же ещё заниматься дома – вечером и ночью? Между мной и Никитой выросла Берлинская стена, монументальная и непреодолимая. Мы умудрились воздвигнуть её практически молниеносно. Непонимание, гнев, обида и страшная боль из-за случившегося стали нашим строительным материалом.

Я так и не поняла, в чём виновата. Ведь я не травила себя таблетками, добиваясь модельных очертаний. Но Никита, вероятно, основательно зациклился на этой мысли и смотрел на меня с неприязнью. Его будущий ребёнок погиб, не родившись, потому что я проявила преступное легкомыслие…

Марина Аркадьевна пощёлкала в воздухе пальцами, возвращая меня к действительности.

– Кстати, – вспомнила она, – витамины ещё не закончились? Подарить вторую коробочку?

– Там ещё есть несколько конфет. И потом, мне неудобно принимать от тебя такие дорогие подарки.

– Ой, брось!


В гости прибыла Лана Александровна, озарённая светом благородной идеи не дать снохе зачахнуть. Она принесла с собой термос. Не знаю, сообщил ли ей Никита о нашей трагедии или тоже скормил мамочке байку об отравлении японскими роллами. Я, во всяком случае, не собиралась делиться с ней своими переживаниями. Если в эти дни мне с трудом удавалось выносить Никиту, всегда такого близкого и родного, то что уж говорить о Ланочке, каждый контакт с которой обычно стоил мне пары миллионов убитых нервных клеток?

Я мечтала остаться одна. А Ланочка мечтала окружить меня заботой. Да так, чтобы сын заметил.

– Мама, а Юле обязательно пить этот бульон? – с сомнением спросил Никита. Я с видом великомученицы зависла над пиалкой с золотистой жидкостью, заботливо украшенной листиком петрушки. Размышляла: а не смахнуть ли посудину со стола, послав всех подальше?

Пусть оставят меня в покое!

– Что ты, Никита! – засуетилась Ланочка. – Бульон просто необходим Юлечке. Ей надо восстанавливать силы. Юля, быстренько, давай-ка!

Сострадание промелькнуло в глазах мужа. Я удивилась: подумать только, Никита остался равнодушен к моим рыданиям в больничной палате, однако он проникся сочувствием, увидев, как Ланочка пытает меня бульоном…

Как это объяснить?

Где логика?

Я безумно нуждалась в его поддержке все эти дни, но Никита был холоден, как гранит. И вот, пресловутый бульон вдруг разбудил его чувства. Неужели Никита вспомнил, что всё-таки любит меня?

– Мамуль, а тебе вернули из ремонта компьютер? – поинтересовался он, обняв Ланочку за плечи.

– Да, его починили. Но так как Юлечка угодила в больницу… И сейчас ещё плохо себя чувствует… В общем, мы его так и не забрали.

А ножками дотопать до офиса фирмы?

Или подъехать на маршрутке?

Слабо?

– Мам, почему же ты мне не сказала? Я бы съездил и привёз.

– Никита, ты так напряжённо работаешь! Весь этот бизнес. «Газели», «фредлайнеры», «вольво». Контракты, переговоры… Нет, нет, я не могу отрывать тебя от дел!

А я, наверное, не работаю.

Прохлаждаюсь.

– Мамуля, давай я включу мой компьютер, а ты поныряй в Интернете.

– Ой, правда? – горячо обрадовалась Ланочка и подскочила со стула. – Никитушка, это отличная идея! Я ужасно соскучилась по девочкам на форуме, по Дэйзи. Жизнь совершенно невыносима без Интернета, правда, детки?

Я бы так не сказала.

Жизнь невыносима сама по себе.

Пристроив маман к компьютеру, Никита вернулся на кухню, забрал у меня пиалу и вылил её содержимое в раковину. Я вздохнула с облегчением, хотя тут же подумала об африканских детях – они голодают, а мы тут спускаем в канализацию куриный бульон.

– Спасибо, – выдавила я. – Ты меня спас.

– Дё рьен, – ответил муж. – Не за что. Это по-французски.

– Догадалась, – язвительно заметила я. – Не надо было переводить. Думаешь, я совсем тупая?

– Я так не думаю.

– Думаешь, я за пять лет совместной жизни с тобой не выучила, что означает это выражение? – обиженно, с надрывом произнесла я.

– Юля!

– Что, Юля?! Зачем отвечать на французском? Ты хочешь подчеркнуть свой аристократизм и мою необразованность, да? Конечно, ты самый умный! А я идиотка.

– Прости, я не хотел тебя обидеть. Случайно вырвалось.

– А ты меня не обидел! Сейчас – не обидел. Это же такая ерунда по сравнению с тем, в чём ты меня подозреваешь!

Я вовремя остановилась и прикусила язык, вспомнив о Ланочке за стеной. Она наверняка прислушивается к нашей ссоре.

– Юля, прости.

Я отвернулась от Никиты, подошла к окну и уставилась во двор.

Подумать только, как я взбеленилась из-за коротенького «дё рьен»… Но сейчас любое слово может стать искрой, упавшей в бензиновую цистерну. Во всём виновата Берлинская стена. Пока она высится между нами, мы не сможем вновь соединиться, будем постоянно натыкаться на холодные шершавые камни. А наверху сидят автоматчики (гордость и самолюбие), готовые исполосовать нас очередями при малейшей попытке приблизиться друг к другу.

Всего неделю назад, услышав от Никиты «дё рьен» или другое выражение, я бы ответила «уи, уи, месье, мерси боку» и со смехом полезла бы обниматься, довольная своим изысканным прононсом. И французский диалог закончился бы жаркими объятьями. А сейчас я с обидой размышляю, почему муж ответил так, а не иначе…

Кажется, мы продолжаем укреплять нашу стену.

И чем это закончится?

Глава 18Попытка мыслить позитивно

– Так. Стоп! – приказала Женя. – Спокойно!

Я спрятала лицо в ладонях и зарыдала, упав на стол. Официантка взглянула на меня с опаской и удивлением. Она осторожно поставила сбоку чайник и чашки и быстро исчезла.

– Юля, хватит реветь, или я тебя убью! – пообещала подруга.

– Неужели ты не понимаешь, каково мне сейчас! – провыла я из глубины пещеры, сооружённой из мокрых ладоней.

Женя придвинула к себе чайник и налила чай в белоснежную чашку.

– Ты посмотри на ситуацию с другой стороны.

– Другой стороны не существует! У меня был бы ребёнок. Через семь месяцев он мог бы родиться. А я его потеряла. И это я во всём виновата.

– В чём это ты виновата? – насторожилась Женя.

– Вела себя неправильно, не заботилась о себе. По ночам не спала, а работала, да ещё и кофе пила. И несколько бокалов вина за два месяца – тоже на моей совести. Нет, ещё две рюмки настойки, два… нет, шесть фужеров шампанского… О-о-о, я алкоголичка и преступница! Мне совсем нельзя было пить!

– Но ведь ты не знала, что беременна. И потом, ты всегда, сколько я тебя помню, так и живёшь. Днём мечешься, как чокнутая камбала, интервью, встречи, пресс-конференции. А ночью сидишь у компьютера, пишешь. Для тебя это привычный образ жизни, а не что-то экстремальное. И твой организм всегда справлялся с подобной нагрузкой. Не думаю, что это могло сильно навредить ребёнку.

– Но ведь навредило! Я лишилась моего маленького, хорошенького эмбриона, – проскулила я и вновь принялась размазывать по лицу слёзы.