– Вот как обстоит дело, мистер Холмс. Как я уже сказал, я тренирую команду «Раггер» Кембриджского университета, и Годфри Стонтон – мой лучший игрок. Завтра мы играем с командой Оксфорда. Вчера мы приехали в Лондон и, как всегда, остановились в маленькой частной гостинице «Бентли». В десять часов вечера я обошел комнаты ребят и убедился, что все на местах. Долгий сон и твердый режим – главные условия поддержания формы, на этом я решительно настаиваю. Заглянув к Годфри, я перебросился с ним парой слов. Он показался мне бледным и встревоженным, и я поинтересовался, в чем дело. Он сослался на легкую головную боль. Пожелав друг другу спокойной ночи, мы расстались. Спустя полчаса портье доложил мне, что какой-то бородатый мужчина, с виду бродяга, принес Годфри записку. Годфри еще не спал, и портье передал ему послание. Прочитав его, Годфри резко откинулся на спинку стула, словно получил удар в самое сердце. Портье так испугался, что хотел бежать за мной, однако Годфри остановил его, выпил воды и взял себя в руки. Потом он спустился вниз и о чем-то поговорил с человеком, который остался ждать его в фойе, после чего они вместе ушли. Портье видел, как они почти бегом направились вниз по Стрэнду. Сегодня утром комната Годфри оказалась пустой. Постель не смята, и все вещи лежат так, как лежали вчера вечером, когда я к нему заходил. Я уверен, что он не возвращался в гостиницу этой ночью. Годфри – спортсмен до мозга костей и никогда не пропустил бы тренировку и не подвел своего тренера, если бы с ним не случилось беды. Нет, я чувствую: он ушел навсегда и мы больше не увидим его.
Шерлок Холмс выслушал повествование мистера Овертона с глубочайшим вниманием.
– Что вы предприняли, обнаружив исчезновение молодого человека? – спросил он.
– Я телеграфировал в Кембридж в надежде узнать, не появлялся ли он там. Вот ответ: его там не видели.
– Вы полагали, он мог вернуться в Кембридж?
– Да, последний поезд на Кембридж отправлялся в четверть двенадцатого.
– Но, как вы убедились, он не поехал на этом поезде.
– Да, на вокзале его тоже не видели.
– Ваши следующие шаги?
– Я телеграфировал лорду Маунт-Джеймсу.
– Почему именно ему?
– Годфри – сирота, а лорд Маунт-Джеймс – его ближайший родственник – дядя, если не ошибаюсь.
– Понятно. Это уже кое-что. Лорд Маунт-Джеймс – один из богатейших людей в Англии.
– Кажется, Годфри об этом упоминал.
– И ваш друг приходится ему близким родственником?
– Больше того – он его единственный наследник. Старику уже под восемьдесят, и он страдает подагрой. Говорят, костяшками его пальцев можно натирать бильярдный кий. Самому ему много не надо, но он ни разу в жизни не дал Годфри даже шиллинга – ужасный скряга. Зато после смерти все достанется Годфри.
– Вы получили ответ от лорда Маунт-Джеймса?
– Нет.
– А что могло заставить вашего друга пойти к лорду Маунт-Джеймсу?
– Что-то беспокоило его прошлым вечером, и, если проблема была связана с деньгами, он мог обратиться к своему ближайшему родственнику – правда, насколько я понимаю, шансов получить у него помощь было немного. Годфри не любил старика и пошел бы к нему на поклон только в случае крайней нужды.
– Погодите, давайте разберемся. Если ваш друг собирался навестить своего родственника лорда Маунт-Джеймса, нам нужно как-то объяснить появление в гостинице бродяги и волнение Годфри Стонтона, вызванное его появлением.
Сирил Овертон сжал голову руками.
– Ничего не понимаю! – сказал он.
– Знаете, у меня сегодня свободный день, и я готов потратить его на ваше дело, – предложил Холмс. – Но заранее советую вам примириться с тем, что завтрашний матч пройдет без участия пропавшего джентльмена. Должно быть, действительно крайняя необходимость заставила его исчезнуть в столь ответственный для команды момент, и та же необходимость не позволяет ему подать о себе весть. Предлагаю сейчас всем вместе отправиться в гостиницу и расспросить еще раз портье. Возможно, он сумеет вспомнить еще какие-нибудь обстоятельства, имеющие отношение к исчезновению вашего друга.
Шерлок Холмс не зря славился своим умением разговорить свидетеля. Он пригласил портье в опустевший номер Годфри Стонтона и вскоре вытянул из него все, что тот знал. Вчерашний посетитель, по его мнению, не был джентльменом и вряд ли где-нибудь работал. По словам портье, это был самый обычный человек: лет пятидесяти, с седой бородой, бледным лицом, неброско одетый. Он казался сильно взволнованным. Портье обратил внимание, что его рука дрожала, когда он подавал записку. Годфри Стонтон, прочитав ее, скомкал листок и засунул в карман. Спустившись в фойе, он не подал бородатому мужчине руки. Они обменялись несколькими фразами, но портье удалось разобрать только одно слово «пора». Затем они поспешно удалились. Часы в фойе показывали ровно половину одиннадцатого.
– А скажите-ка мне вот что, – сказал Холмс, усаживаясь на кровать Стонтона. – Вы ведь дневной портье, верно?
– Да, сэр, моя смена заканчивается в одиннадцать.
– И ночной портье, вероятно, не сможет ничего добавить к вашему рассказу?
– Нет, сэр. Позже пришли только несколько человек из театра. И все.
– Весь вчерашний день вы провели на своем посту?
– Да, сэр.
– А не получал ли мистер Стонтон в тот день еще какого-нибудь послания?
– Да, сэр, ему пришла телеграмма.
– Так, интересно. В котором часу?
– Около шести.
– Где в это время находился мистер Стонтон?
– У себя в номере.
– Он прочитал телеграмму в вашем присутствии?
– Да, сэр, я остался подождать, не будет ли ответа.
– Так, и что же?
– Он написал ответ.
– Вы забрали его?
– Нет, он сказал, что отправит его сам.
– Вы видели, как он его написал?
– Да, сэр, я стоял у двери, и он писал вот за этим столом, спиной ко мне. Написав ответ, он сказал: «Ступайте, я отправлю его сам».
– Чем он писал?
– Чернилами, сэр.
– А на письменном столе лежала вот эта стопка телеграфных бланков?
– Да, сэр, он написал ответ на верхнем бланке.
Холмс поднялся. Взяв стопку с бланками, он поднес ее к окну и внимательно рассмотрел.
– Ах, если бы он писал карандашом! – разочарованно бросил он, возвращая бланки на место. – Вы, наверное, замечали, Уотсон, что написанное часто пропечатывается на следующем листке. Благодаря этому обстоятельству расстроилось немало счастливых браков. Тем не менее в данном случае я ничего не вижу. Это означает, что он писал широким мягким пером, а значит, у нас есть все основания надеяться, что отпечаток остался на промокательной бумаге. Ах, точно, вот он!
Он оторвал полоску промокательной бумаги и продемонстрировал нам какие-то иероглифы.
Сирил Овертон взволнованно вскричал:
– Поднесите ее к зеркалу!
– В этом нет необходимости, – сказал Холмс. – Бумага тонкая, и мы можем увидеть текст с обратной стороны. Вот он. – Он перевернул бумагу, и мы прочитали: «Помогите нам, ради Бога!»
– Это окончание телеграммы, которую Годфри Стонтон отправил за несколько часов до исчезновения. По меньшей мере шесть слов нам остаются неизвестны, однако слова «Помогите нам, ради Бога!» доказывают, что молодому человеку угрожала опасность, от которой некто мог его спасти. Обратите внимание на местоимение «нам»! Значит, он имел в виду не только себя. Кого же, как не бородатого мужчину, также пребывавшего в сильном волнении? И кто этот третий, от которого оба они ожидали спасения? Я думаю, прежде всего мы должны найти ответы на эти вопросы.
– Нужно выяснить, кому он отправил телеграмму, – предположил я.
– Непременно, мой дорогой Уотсон. Ваше умозаключение, весьма оригинальное, уже приходило мне в голову. Но осмелюсь заметить, что, если вы придете на почту и потребуете показать вам послание некоего лица, служащие почты скорее всего не изъявят желания удовлетворить ваше любопытство. В государственных учреждениях страшная бюрократия! Тем не менее я уверен, что изобретательность и такт способны одолеть и эту преграду. А пока, мистер Овертон, я хотел бы в вашем присутствии просмотреть бумаги на этом столе.
Быстрыми нервными пальцами Холмс крутил в руках письма, счета и блокноты, впиваясь в них пристальным, изучающим взглядом.
– Здесь ничего, – сказал он наконец. – Кстати: ваш друг, полагаю, был здоровым человеком? Он не ходил по врачам?
– Да что вы – у него железное здоровье.
– Вы когда-нибудь видели его больным?
– Ни разу в жизни. Однажды ему разбили ногу, и еще как-то раз он повредил коленную чашечку, но это все ерунда.
– А я допускаю, что он был не так крепок, как вам кажется. Возможно, у него были проблемы со здоровьем, которые он скрывал. С вашего позволения, я возьму кое-какие бумаги, они могут нам еще пригодиться.
– Минуточку! Минуточку! – послышался сварливый голос.
Мы подняли глаза и увидели чудаковатого маленького старика, который нелепо дергался и извивался в дверном проеме. Старомодный черный цилиндр с необычайно широкими полями и распустившийся белый галстук придавали ему сходство с сельским пастором или участником похоронной процессии. Резкий надтреснутый голос и командный тон составляли удивительный контраст с его убогим нарядом и странноватой наружностью.
– Кто вы такой, сэр, и по какому праву прикасаетесь к бумагам? – спросил он.
– Я – частный детектив, меня пригласили расследовать обстоятельства исчезновения джентльмена, проживавшего в этом номере.
– Ах вот как? Вот оно, значит, как? И кто же вас пригласил, а?
– Вот этот джентльмен, друг мистера Стонтона. Он обратился ко мне по рекомендации Скотленд-Ярда.
– А вы кто такой, сэр?
– Мистер Сирил Овертон.
– Значит, это вы отправили мне телеграмму. Я – лорд Маунт-Джеймс. Я тронулся в путь немедленно, но прибыл настолько быстро, насколько это позволяет бэйсуотерский автобус. Так, значит, вы наняли детектива?
– Да, сэр.
– И готовы оплатить расходы?
– Я не сомневаюсь, сэр, что это сделает мой друг Годфри, когда мы наконец разыщем его.