На обратном пути меня догнал доктор Мортимер, ехавший в своей тележке со стороны Гнилого болота. Все это время доктор был к нам очень внимателен, и не проходило почти ни одного дня, чтобы он не заглянул в Баскервиль-Холл справиться, как мы поживаем. Доктор усадил меня к себе в тележку и предложил подвезти домой. Он очень огорчен пропажей своего спаниеля. Собака убежала на болота и не вернулась. Я утешал доктора как мог, а сам, вспоминая лошадь, увязшую в Гримпенской трясине, думал, что Мортимеру вряд ли придется увидеть когда-нибудь свою собачонку.
– Кстати, доктор, – сказал я, трясясь вместе с ним по рытвинам дороги, – вы, вероятно, знаете здесь всех, кто находится в радиусе ваших разъездов?
– Думаю, что всех.
– Тогда вы, может быть, скажете мне полное имя и фамилию женщины, инициалы которой «Л. Л.»?
Мортимер задумался, потом ответил:
– Нет. Правда, за цыган и работников на фермах я не могу ручаться, но среди самих фермеров и мелких помещиков такие инициалы как будто ни к кому не подходят. Хотя постойте, – добавил он после паузы, – есть некая Лора Лайонс – вот вам «Л. Л.». Но она живет в Кумб-Треси.
– Кто она такая? – спросил я.
– Дочь Френкленда.
– Как! Дочь этого старого чудака?
– Совершенно верно. Она вышла замуж за художника по фамилии Лайонс, который приезжал сюда на этюды. Он оказался негодяем и бросил ее. Впрочем, насколько я слышал, нельзя сваливать всю вину на одну сторону. Отец отрекся от нее, потому что она вышла замуж без его согласия, а может быть, и не только поэтому. Одним словом, два греховодника – и старый и молодой – допекали несчастную женщину как могли.
– Чем же она живет?
– Старик Френкленд, вероятно, дает ей кое-что, разумеется, немного, так как его собственные дела находятся в плачевном состоянии. Но каковы бы ни были ее прегрешения, нельзя же было позволять ей скатываться все ниже и ниже. Эта история стала известна здесь, и соседи – а именно Стэплтон и сэр Чарльз – помогли ей, дали возможность честно зарабатывать на жизнь. Я тоже кое-что пожертвовал. Мы хотели, чтобы она выучилась печатать на машинке.
Мортимер спросил, почему меня это интересует, и я кое-как удовлетворил его любопытство, стараясь не вдаваться в подробности, ибо нам совершенно незачем посвящать в свои дела лишних людей.
Завтра утром я съезжу в Кумб-Треси, и, если мне удастся повидать эту даму с весьма сомнительной репутацией, миссис Лору Лайонс, мы сделаем большой шаг вперед к тому, чтобы одной загадкой стало у нас меньше.
Между прочим, ваш покорный слуга мало-помалу превращается в мудрого змия: когда Мортимер зашел уж слишком далеко в своих расспросах, я осведомился, к какому типу принадлежит череп Френкленда, и спас положение – вся остальная часть пути была посвящена лекции по краниологии. Годы, проведенные в обществе Шерлока Холмса, не прошли для меня даром.
Чтобы покончить с описанием этого унылого, дождливого дня, упомяну еще об одном разговоре, на сей раз с Бэрримором. Этот разговор дал мне козырь в руки, с которого я и пойду в нужную минуту.
Мортимер остался у нас, и после обеда они с баронетом затеяли партию в экарте. Лакей подал мне кофе в кабинет, и я воспользовался этим, чтобы задать ему несколько вопросов.
– Ну, Бэрримор, что поделывает ваш милый родственник? Уехал или все еще прячется на болотах?
– Не знаю, сэр. Хоть бы поскорее уехал! Ведь сколько мы с ним хватили горя! Я ничего о нем не знаю с тех пор, как отнес ему последний раз еду, а это было третьего дня.
– А тогда вы его видели?
– Нет, сэр, но я потом проверил – еды на месте не оказалось.
– Раз еды не было, значит, он все еще там.
– Да как будто так, сэр, если только ее не взял тот, другой человек.
Моя рука с чашкой замерла на полдороге, и я во все глаза уставился на Бэрримора.
– Так вы знаете, что там есть кто-то другой?
– Да, сэр, на болотах прячется еще один человек.
– Вы его видели?
– Нет, сэр.
– Откуда же вы о нем знаете?
– Мне говорил про него Селден недели полторы назад. Этот человек тоже скрывается, но, по-моему, он не из каторжников… Не нравится мне это, доктор Уотсон, совсем не нравится! – с неожиданной силой вырвалось вдруг у Бэрримора.
– Слушайте, друг мой! Я здесь действую исключительно в интересах вашего хозяина. Я только затем и приехал, чтобы помочь ему. Скажите мне прямо: что, собственно, вам не нравится?
Минуту Бэрримор колебался, точно сожалея о своей вспышке или же не находя подходящих слов для выражения обуревающих его чувств.
– Да все, что там делается, сэр! – воскликнул он наконец, показав на залитое дождевыми потоками окно, которое выходит на болота. – Не к добру это. Там замышляют черное дело, поверьте моему слову! Мне теперь хочется только одного: чтобы сэр Генри поскорее уехал отсюда в Лондон.
– Да что вас так напугало?
– А вы вспомните смерть сэра Чарльза! Мало ли что там решили на дознании! Прислушайтесь ночью, что делается на болотах. Ведь люди ни за какие деньги не согласятся выйти туда после захода солнца… А этот человек, который там прячется и кого-то выслеживает, – кого он выслеживает? Что все это значит? Нет, для тех, кто носит имя Баскервилей, это добром не кончится, и я не дождусь того дня, когда новые слуги сэра Генри заступят на мое место и мне можно будет уехать отсюда!
– Расскажите мне про этого человека, – сказал я. – Что вы о нем знаете? Что говорил Селден? Ему известно, где тот прячется и зачем?
– Селден видел его раза два, но он осторожный, хитрый. Сначала Селден принял его за полицейского, а потом убедился, что тут нечто совсем другое. По виду он джентльмен, но что ему там нужно, никак не поймешь.
– А где он прячется?
– Селден говорит, что в старых пещерах на склонах холма, – знаете, там есть каменные пещеры, где в древности жили люди.
– А чем он питается?
– Селден подглядел, что к нему ходит какой-то мальчишка. Он, наверное, носит ему еду и все прочее из Кумб-Треси.
– Хорошо, Бэрримор. Мы еще с вами поговорим об этом как-нибудь в другой раз.
Когда лакей вышел, я остановился у окна и посмотрел сквозь мутное стекло на бегущие по небу облака и на деревья, которые трепал ветер. Если в такую погоду неуютно даже в доме, то каково же в каменной пещере на болотах! Какой ненавистью надо пылать, чтобы устроить засаду в таком месте и в такое время! И что побудило этого человека пойти на столь тяжкое испытание?
В одной из этих пещер таится самая суть той задачи, которая так мучит меня. Клянусь, не пройдет и дня, как я сделаю все, что в человеческих силах, и доберусь до разгадки этой тайны!
Отрывки из моего дневника, составившие последнюю главу, подвели нас вплотную к 18 октября, то есть к тому числу, начиная с которого все эти невероятные события быстро двинулись к своей страшной развязке. Происшествия последних дней настолько врезались мне в память, что я могу рассказывать о них, не прибегая к своим записям.
Итак, начнем с того дня, в канун которого я выяснил два обстоятельства первостепенной важности. Первое: что миссис Лора Лайонс из Кумб-Треси писала сэру Чарльзу Баскервилю и назначила ему свидание в том самом месте, где он встретил свою смерть (причем в тот же условленный час), и второе: что человека, скрывающегося на болотах, следует искать в каменных пещерах на склоне холма. Я чувствовал, что теперь только недостаток мужества и сообразительности может помешать мне разгадать эти две загадки.
В тот вечер мне не удалось рассказать баронету о миссис Лайонс, так как они с доктором Мортимером допоздна засиделись за картами. Но на другой день во время завтрака я поделился с ним своим открытием и предложил съездить со мной в Кумб-Треси. Сначала он охотно согласился на это, но, поразмыслив, мы решили, что лучше мне поехать одному. Чем официальнее будет обставлен этот визит, тем меньших результатов мы добьемся. И я не без угрызений совести покинул сэра Генри, а сам отправился на эти новые розыски.
Подъехав к Кумб-Треси, я велел Перкинсу остановить лошадей и навел справки о леди, которую мне предстояло допросить. Отыскать ее дом оказалось нетрудно – он стоял в самом центре деревни. Служанка, открывшая дверь, без дальнейших церемоний ввела меня в гостиную, где за пишущей машинкой сидела женщина. Она с приятной улыбкой поднялась мне навстречу, но, увидев перед собой незнакомца, нахмурилась, снова села к столу и осведомилась о цели моего посещения.
С первого взгляда миссис Лайонс поразила меня своей красотой. Светло-карие глаза, каштановые волосы, нежный румянец на щеках, правда, усыпанных веснушками, – румянец того восхитительного оттенка, что таится в самом сердце белой розы. Повторяю, первое впечатление было очень сильное. Однако, присмотревшись, я настроился на критический лад. В этом лице было что-то неприятное, грубое – его совершенную красоту портили то ли безвольные складки у рта, то ли жесткость взгляда. Но все эти мысли пришли мне в голову задним числом. В первую же минуту я просто почувствовал, что передо мной сидит очень красивая женщина и эта женщина спрашивает меня, зачем я пришел. И мне только тогда стало ясно, насколько щекотлива цель моего визита.
– Я имею удовольствие знать вашего батюшку, – сказал я.
Начало было довольно неудачное, и леди сразу же дала мне понять это.
– У меня нет ничего общего с моим отцом, – сказала она. – Я ничем ему не обязана и не могу считать его друзей своими друзьями. Он не обременяет себя отцовскими заботами. Если б не покойный сэр Чарльз Баскервиль и некоторые другие сердобольные люди, мне пришлось бы голодать.
– А я как раз хочу поговорить с вами о покойном сэре Чарльзе Баскервиле.
Веснушки ярко выступили на ее побледневшем лице.
– Что именно вас интересует? – спросила она, и ее пальцы нервно потрогали клавиши машинки.
– Вы были знакомы с ним?
– Я же говорю, что я многим ему обязана. Если мне удалось стать на ноги, то это объясняется главным образом тем участием, которое он проявил к моей судьбе.