Мы остановились посреди пустого обеденного зала, меж столов, рогатых от перевернутых стульев. Тугой узел в груди стал ослабевать.
– Садись, – сказал Джексон, снимая стул со стола. – Я тебя завтраком накормлю. Заодно и сам поем.
Я послушалась. Всплеск адреналина угасал. Начинался энергетический спад.
– Мне кофе, – сказала я. – Покрепче.
Джексон не стал переворачивать табличку «ЗАКРЫТО», не зажег электричество. Мы довольствовались тусклым светом из окна. Я моргала, привыкая к полумраку.
– Ты здесь и завтраки подаешь?
– Нет. Завтрак я готовлю только для себя. По понедельникам паб в полдень открывается. Но люди – они досужие. Как включишь свет – непременно кого-нибудь нелегкая принесет.
– А еще говорят: экономический кризис, экономический кризис.
– Кризис тут ни при чем.
Джексон разбил яйцо, выпустил содержимое на сковородку и добавил:
– Это один из секретов менеджмента.
– Да ну? А тебе не кажется, что ты просто власть свою демонстрируешь?
– Ничего мне не кажется. И незачем тебе в эти дебри лезть. Я ведь не лезу. Между прочим, моя работа – одна из самых стабильных в штате.
– Тем лучше для тебя, – буркнула я.
Джексон переложил глазунью мне на тарелку. Я ковырнула желток вилкой, он дал течь.
– В чем дело? Яичницу не уважаешь?
Я отделила кусочек, взяла в рот, стала жевать. Вкус был какой-то не такой. Металлический.
– Джексон, ты помнишь Ханну Пардо?
– Кого-кого?
– Женщину, которую из бюро расследований прислали. Ну по делу Коринны.
Не мог он забыть, и точка!
– А, следователя Пардо? Конечно, помню. Просто не знал, как ее по имени. Погоди, а ты что, Ханной ее называла? И она разрешала? Боже. Наверное, прониклась к тебе.
Ничего подобного. Следователь Пардо так и представилась, без имени. И я никак к ней не обращалась. «Да. Нет. Спасибо. Извините». И все-таки в моих воспоминаниях она – Ханна Пардо.
– Ханна хочет с тобой поговорить, Ник.
Так сказал папа, стоя на пороге моей спальни.
– Ты не обязана, а все-таки лучше выйди к ней.
– Я уже все рассказала Бриксу.
– А теперь повтори Ханне.
Значит, тон задал папа.
– Благодарю за помощь, Ханна.
«Он человек образованный, уйму стихов наизусть помнит, может философский трактат к случаю процитировать. Вдовец; приходит в себя после смерти жены. Его дети прилюдно поссорились, сын ударил дочь». Все, о чем папа говорил с Ханной, я слышала через вентиляционную решетку.
– Видите ли, Ханна – я ведь могу называть вас Ханной? – это проблема семейная. По-моему, нечто подобное было и в семье Коринны. Бедная девочка, сколько я ее помню, как будто искала убежища в нашем доме.
Мой отец обладал специфической, сугубо интеллигентской привлекательностью. Этакий профессор: пиджак и брюки от разных комплектов, галстук-бабочка, туфли-лоферы, слегка растрепанная грива. Плюс непринужденная улыбка и вечный блеск в глазах, потому что он с фляжкой не расставался.
– Нет, Джексон, не прониклась она ко мне. Я случайно слышала, как ее назвали Ханной, только и всего.
– А почему ты разговор о ней завела? – спросил Джексон.
– Потому что Ханну Пардо вполне могут снова к нам прислать. Или проныру вроде нее. А мы – вот они, все в сборе, тепленькие. Как думаешь, кого первого возьмут?
Джексон набил рот остатками яичницы, залпом выпил полстакана апельсинового сока. Вытер губы рукой.
– Неплохо бы нам всем уехать куда подальше. И не возвращаться подольше.
Я улыбнулась.
– Ну конечно. Это бы никаких подозрений не вызвало.
Не глядя на меня, Джексон взял обе тарелки, поставил в раковину, пустил воду.
– Хочу тебе кое-что рассказать. Реагировать необязательно.
– Я слушаю.
Он уставился на струю воды, что била в дно серебристой раковины; на брызги, что разлетались по сторонам.
– Я не делал зла Коринне. Я ее любил.
– Знаю, – отозвалась я.
Джексон едва не раздавил меня взглядом. Я поскорее взяла стакан, чтобы руки занять.
– Дело в том, Ник, что это был не мой ребенок.
Я окаменела, не донеся стакан до рта.
– Тайлер тебе разве не говорил, Ник?
– Нет, – выдохнула я.
– Не знаю, поверил он тогда или не поверил. Но совет дал правильный: помалкивать. Потому что мотив-то оставался. Ревность. Верно?
Я кивнула. Живо представила Тайлера с Джексоном у реки. «Не наделай глупостей», – сказал тогда Тайлер.
– Понимаешь, Ник, я вообще не знал. Она мне не сказала. Почему она не сказала?
Его руки тяжело легли на барную стойку, прямо передо мной.
– У нас с Коринной секса вообще не было.
Щеки вспыхнули, пальцы вспотели – стало трудно удерживать стакан с соком.
– Вот как.
Джексон тряхнул головой, взглянул на меня из-под своих длиннющих ресниц.
– Ты мне веришь? А может, она тебе говорила? Ну, в смысле, кто отец?
– Нет, не говорила. Пойми, Джексон: копы этого и добиваются. Им нужно, чтобы мы снова стали сомневаться. Подозревать друг друга. Вопросы всякие задавать. Копы хотят все наружу вытащить. Забудь, Джексон. Отпусти ее.
Он закрутил кран, но руки вытирать не стал. С них капало.
– Не могу. Сказать, о чем она в тот вечер просила?
Я была в курсе, что они виделись, однако Джексон впервые это признал. Интересно, зачем?
– Коринна хотела, чтобы мы помирились. А я сказал, с меня хватит. Сказал, у меня другая девчонка. Идиот; осел упрямый. Из этого все равно бы толку не вышло; по крайней мере, при Коринне. Разве что тайком. Тем более Коринна ее больше любила, чем меня.
– Ты говоришь о Байли?
Джексон резко оттолкнулся от барной стойки, прислонился к шкафу с бутылками.
– Знаешь, Коринна догадалась. Сказала, примет меня обратно. А я заартачился. Помнишь, какие у нее на спине были шрамы? Так вот – она их сама нанесла.
Я кивнула. Тогда я этого не знала. Узнала сейчас.
– Надо было согласиться. Все время думаю: какого черта я не сказал «да»? Пацан, дурак. Сказал бы «да» – она была бы с нами.
– Почему ты все это мне рассказываешь?
– Потому, Ник, что я тебе доверяю.
Джексон остался стоять на месте, но улыбнулся, и от этого показалось, что он шагнул ко мне.
– Потому что я никогда не расскажу, что здесь было на прошлой неделе. А было вот что. Возвращается Тайлер со свидания, садится к стойке, а тут твой брат входит, пиво Тайлеру проставляет и открытым текстом требует: отвянь от Ник. У Тайлера звонит сотовый, он в улыбке расплывается и говорит Дэну: «Об этом лучше ее попросить». У Дэна на глазах, явно торжествуя, нажимает «Прием», выдает «Это ты, Ник!», слушает твой лепет, меняется в лице, просит тебя успокоиться и срывается с места, даже пиво не допив. Через пару минут за ним следует твой брат. Они запрыгивают каждый в свою тачку, жмут на газ – мчатся к тебе. А назавтра Аннализы как не бывало.
Руки я давно положила на колени, там они и тряслись. Я вся тряслась.
– Джексон, это не то…
– Разумеется, не то. Но ты ведь знаешь, как здесь сплетни расползаются. Моей истории вполне достаточно. Как и другой истории – про беременную бог весть от кого Коринну, которая умоляет, чтобы я ее простил. Вполне достаточно.
Мы оба молчали, прикидывались, что все как обычно. Словно Джексон и не думал ни шантажировать меня, ни исповедоваться. Наконец я не выдержала – рассмеялась.
– Ненавижу этот город.
– Нет, Ник. Ты по нему скучаешь.
– Ну конечно. Бывшие заключенные тоже по сокамерникам скучают.
Одного без другого не бывает. Лед и ссадина – тоже идеальная пара.
– Вернуться не думаешь, Ник?
– Нет. Никогда. Я выхожу замуж. Мой жених живет в Филадельфии.
– А Тайлер об этом знает?
– Знает.
– И все же именно Тайлеру ты позвонила среди ночи… Все, умолкаю, не мое дело.
Я покосилась на его предплечье, на татуировки. Прочла строфу Эдгара По и цитату из Керуака. Будто Джексон проштудировал папины книги, выписок наделал, спрятался за ними.
– Мне пора. Спасибо за завтрак.
– Приятно было пообщаться, Ник.
В дверях я помедлила, повернулась к Джексону. Он смотрел мне вслед.
– Она умерла, Джексон, – сказала я.
– Знаю.
На обратном пути я нарочно проехала мимо дома Тайлеровых родителей. Пикапа не было и там. Странно: мы с Тайлером так тесно общались, а я толком не знала, что за люди мистер и миссис Эллисон. Тайлер не из тех, кто приглашает подругу на семейный ужин. Дома мы сидели только при совсем уж скверной погоде. В нашем распоряжении всегда имелся пикап, а еще – лес. Чужак, пожалуй, удивится: что делать в лесу? А ведь лес – это целый мир. И дом, и приют. Лес был наш. На поляне мы разбивали палатку. Если приходили не вдвоем, а с компанией – отправлялись в пещеру. Или к реке. Уйму времени на речном берегу проводили. Валялись, глядя в небо, сплетая пальцы.
Река разделяет дома наших родителей; сейчас этот «водораздел» представляется скорее метафорическим, нежели реальным. Если бы не река, я бы запросто бегала к Тайлеру домой. В смысле, реку пересечь – не проблема: через одно из узких мест перекинут древесный ствол. Но до ствола еще надо дойти, сильно забрав вбок; а в темноте такая переправа представляет опасность. Один неверный шаг – и булькнешь. Вода холоднее, чем кажется, на дне острые камни, ночь безразлична к твоей беде.
Нет, я дожидалась Тайлера возле супермаркета и прыгала в пикап. Вдобавок так было гораздо короче.
По пути домой я миновала супермаркет, начальную школу, полицейский участок, церковь и кладбище. На светофоре у меня закружилась голова; я задержала дыхание, терпела, пока не загорелся зеленый.
В спешке уезжая с Джексоном, я забыла закрыть дверь. Теперь, видя свою оплошность, я не пошла к дому. С тыла дом прикрывает холм; к холму-то я и направилась. Поднялась и с высоты стала смотреть на долину, прикидывать, что могло случиться в мое отсутствие. За пересохшим ручьем находился участок Картеров, сквозь деревья белела гаражная стена. Я знала, что дальше – река, просто ее не видно. Зимой, когда деревья стоят голые, речной лед нет-нет да и сверкнет под солнцем; в остальное время о наличии реки можно догадаться только по приглушенному гулу, который усиливается после затяжных дождей.