– Если так – где она?
– Спряталась. Сидит где-нибудь, слушает, как мы ее зовем, и хихикает. Сама знаешь, какая она дрянь.
Я закрыла глаза, чтобы яснее представить. Картинка мигом нарисовалась. Потому что такое было вполне в духе Коринны. Ну конечно, она бы так и поступила. Уж постаралась бы, испоганила бы мое счастье.
– Пикап я на раз починю, – одними губами произнес Тайлер.
Вдохом я подавила волну боли. Кивнула. В эту секунду мы приняли решение. Заключили пакт. Мы стронули пластинку домино, запустили процесс.
– Будь здесь, – сказал Тайлер и протянул мне ключ от пещерных ворот. – В смысле, иди в пещеру, жди меня там. Я – за папиной машиной. Скоро вернусь, заберу тебя.
– Не надо. Отсюда напрямик до дома близко. Я помню дорогу.
Но я уже знала: домой попаду не скоро. Живот – нет, все тело – свело спазмом.
Тайлер покосился на пустое шоссе.
– Ты уверена, Ник?
– Да.
Я дождалась, пока он сядет в пикап, и побежала. Я спешила к пещере, потому что оттуда легко могла найти дорогу домой. Но была и другая причина. Мне все мерещился Кориннин голос («Ну, давайте же, ловите нас!»); голос, звучавший из подземелья. Коринна любила прятаться; мы прятались вместе. И вот я повернула ключ в замке, и то обстоятельство, что замок был закрыт, меня не смутило. Без сомнения, Коринна, вздумай она разыграть нас с Тайлером, вздумай скрыться в пещере – заперлась бы, изнутри просунула бы сквозь прутья свои тонкие руки. Я вошла в пещеру, стала звать «Коринна! Коринна!»; я продвигалась темным коридором, цепляясь за веревку. Я звала, а темнота в ответ безмолвствовала.
– Коринна, хорош прикалываться!
Я отпустила веревку, посветила телефоном; я поклясться могла, что слышу ее дыхание. Но ее самой не было. Никого не было.
Снова нахлынула боль, и страх сменился во мне яростью. Коринна, глазом не моргнув, пустила мою жизнь под откос.
Я нашарила веревку, по ней выбралась из пещеры.
И лишь поздно ночью обнаружила, что потеряла колечко с синими камешками.
Наверняка она успела отскочить. Наверняка спряталась. Наверняка погибла как-нибудь иначе – угодила под другую машину или сорвалась в пропасть. Быть не может, чтобы папа слышал нас с Тайлером; чтобы понял: это я ее сбила. Быть не может, что папа нашел тело, увез и спрятал, боясь, как бы меня не вычислили.
Тайлер поклялся, что я ничего плохого не сделала. Значит, в смерти Коринны виноват кто-то другой.
Потому что иначе все было бы слишком просто и слишком жестоко.
Все повторилось через десять лет. Картинка вернулась в фокус. Память прояснилась.
И вот я слышу шепот в темноте: «Смотри внимательно, Ник. Видишь? Теперь видишь?»
Настало время открыть глаза.
НАКАНУНЕ
День 1-й
Ночью
Я устала после долгой дороги, после визита в «Большие сосны»; выпачкалась, пока возилась в доме. А поглядеть – будто и не приступала к уборке. Столько нужно было сделать, продемонстрировать, что я ответственная. Собственно, я уже начала. Жалела, что Дэниел не видит. Я давала обещания, проворачивала сделки, принимала решения, понять которые Дэниелу еще только предстояло.
Водопроводный кран и раковина были покрыты густой ржавчиной. Я нашла моющее средство, применила по назначению, послушала, как под действием химиката шипит, разлагаясь, коричневая короста. Затем натянула желтые резиновые перчатки и взялась орудовать щеткой. Кольцо перекручивалось, цеплялось бриллиантом за смягчающую подкладку. Я сняла перчатку, сняла кольцо, положила на кухонный стол, прямо на середину, чтобы оно оставалось в поле зрения. Кольцо было вроде якоря, что удерживал меня снаружи; напоминало, что из Кули-Ридж я уехала насовсем.
Я надраила раковину, отмыла разделочный стол. Поймала себя на том, что работа приносит удовлетворение, а чистота радует. Зазвонил сотовый, и я с готовностью отвлеклась от трудов. Глаза уже слипались, я вытерла лоб рукой, пригладила волосы, сняла одну перчатку.
– Алло.
– Привет. Прости, что раньше не перезвонил, – сказал Эверетт.
Я опустилась на табурет, зубами стянула вторую перчатку.
– Ничего страшного. Я в курсе, сколько у тебя дел.
– Значит, добралась.
– Добралась, – подтвердила я.
– Как там обстановка?
– Соответствует моим ожиданиям. Папа – по-прежнему. Дэниел – тоже. Отвезла врачу документы. Сейчас в доме блеск навожу.
Я встала, окинула прибранную кухню хозяйским глазом.
– Сколько тебе еще времени понадобится?
– Понятия не имею. Не уеду, пока со всем не разберусь. По первому впечатлению – а оно всегда правильное, – мне тут еще хлопотать и хлопотать.
Я взглянула на часы. Почти полночь. Сам собой родился зевок.
– Уже поздно. Ложилась бы ты баиньки.
– Как раз собираюсь.
Я шагнула к двери, на ходу выключив свет.
Повернулась к окну, взглянула на лес и горы в лунном сиянии. Подумала: «Прощайте».
На секунду мне показалось, что среди деревьев мелькнул огонек.
– Постараюсь убедить папу, чтобы сам бумаги подписал. Неправильно это – за его спиной такое проворачивать.
– Что ж, – произнес Эверетт и тоже зевнул, рассмешив меня, – поступай, как считаешь нужным.
– Только так, – сказала я.
Десять лет назад я бежала к дому, спотыкаясь и подвывая. Только бы добраться. Только бы оказаться в своих стенах. Как будто стены могли предотвратить неминуемое. Ни папиной, ни Дэниеловой машины не было. Я держалась за живот, и боль из живота как бы перетекала в плечо, пульсировала. Так я обогнула дом. Фонарь на террасе мотался от ветра, экранная дверь издала треск, впустив меня – и вот я, едва живая, одна в доме.
Совсем одна.
Воспоминания об остатке той ночи – ряд просветлений и провалов. Не знаю, почему так: о Коринне, даже о ее последних минутах, я могу думать, а об этом – нет. Приходится подкрадываться, заползать с тыла, довольствоваться обрывками. Потому что невозможно взглянуть в глаза реальности. Я никогда раньше об этом не рассказывала. По-другому не умею.
Но я уже близко.
В ванной я судорожно путалась в застежках. Одежда летела на пол. Попытки остановить процесс, вышедший из-под контроля, летели к черту. Бешенство вперемешку со страхом сменилось пустотой и спокойствием – в тот миг, когда я капитулировала. Когда вспомнила, что законы мироздания по моему хотению не изменятся – раньше не менялись, а сейчас и подавно не начнут.
Я сделала воду как можно горячее. Не стала вешать одежду. Забралась в ванну, обняла колени, положила голову на руки, зажмурилась, отдалась на милость воды.
Два дня. В моем понимании ему было всего два дня. Он не успел еще толком стать реальностью, обогатиться надеждами – и вот его нет. Словно никогда и не было.
Чуть позже в дверь забарабанил Дэниел.
– Ник! Ты в порядке? – Снова стук. – Я тебя слышу.
Я задержала дыхание, чтобы прекратить реветь.
– Или отзовись, или я войду.
Дверная ручка повернулась. Ворвался холодный воздух. Дэниел шумно сглотнул. Я этого не видела. Я видела лишь его тень, застывшую над грудой моей одежды.
– Ник, все нормально?
Я выдохнула. Получился всхлип.
– Нет, все плохо.
– Что мне сделать? Чем тебе помочь?
Тайлер сказал Дэниелу про беременность; сначала ударил, потом открылся. Мне достался полный раскаяния взгляд – тут-то я и поняла: Дэниел в курсе.
– Уже ничем.
– Вылезай из ванны. Как я тебе помогу, когда ты в ванне сидишь?
– Мне твоя помощь не нужна.
– Прости меня. Прости, Ник.
Тень попятилась к выходу. Дверь закрылась.
Вода постепенно остыла, и я поднялась, потянула полотенце с полки.
Одежда по-прежнему валялась на полу, но на первом этаже погромыхивала стиральная машина. Я надела флисовую зимнюю пижаму, забралась в постель. Из комнаты Дэниела слышался телефонный разговор.
– Нет, Тайлер, ты не понимаешь. Придется тебе самому приехать.
В открытую дверь я крикнула брату:
– Он не может.
Дэниел нажал «отбой», с телефоном в руке встал на пороге – беспомощный и потерянный. Точно такой же и я себя чувствовала.
– Что мне для тебя сделать? Что мне сделать, Ник?
Я снова ударилась в слезы. Наверное, я еще не раз плакала, толком не помню. Все события той ночи переплелись, перепутались. Я хотела тогда вернуться на десять лет назад, в благословенное время, не отравленное необходимостью выбора.
Помню, как прохныкала:
– Хочу к маме.
Нелепее просьбы и не придумаешь. Дэниел напрягся лицом, поиграл желваками, раздул ноздри. Я заметила темные круги у него под глазами.
– Придется довольствоваться старшим братом, – сказал он, садясь ко мне на кровать.
А Тайлер все равно пришел. Пешком. Через реку перебрался по древесному стволу. Я услышала его голос с первого этажа.
Я все ему рассказала сама. Не лежа в постели, нет. Стоя. На лестнице. И безо всяких слез.
Что потеряла кольцо. Что вообще все потеряла. Я не знала, остается ли его предложение в силе. Не передумал ли он. Так было легче – делать вид, будто ничего не произошло.
В пресловутой «коробке» все было мое: тест на беременность, кольцо и даже версии, которые я выдвигала в ответ на вопросы о Коринне. Что интересно – они, эти версии, вполне подошли. Девушка растаяла в темноте на крутом повороте, поздним вечером накануне закрытия ежегодной ярмарки. Исчезла. Выкрасила волосы, избавилась от южного выговора, сменила адрес и номер телефона.
Ни разу не оглянулась.
«Поступай, как считаешь нужным, Ник».
«Возьми себя в руки».
«Начни заново».
Часть 3. Движение вперед
Правильно учит философия – понимание жизни приходит задним числом. Тут главное – не забыть второй принцип: что движется жизнь только вперед.