Повисла долгая, мучительная пауза. Чтобы отвлечь внимание Эверетта, Дэниел принялся мерить шагами комнату.
– Они не уехали, – сказала я.
– Ждут разрешения на обыск, а пока его нет, следят за вами – вдруг вы вздумаете улики прятать? Господи боже мой!
Эверетт поставил чемоданы у двери.
– Может, объясните, что конкретно вызвало этот девятый вал дерьма? Не успел я уехать, как вот оно, извольте радоваться. Какого черта?
Документы лежали на столе. Эверетт скользнул по ним взглядом, перевел глаза на мои мокрые волосы, на Тайлеровы босые ноги.
– Найдено тело Аннализы, – произнесла я. – Ее застрелили.
Дэниел напрягся.
– А при ней было письмо. Аннализа обвиняет нас в пропаже Коринны.
– Кого – нас? – уточнил Эверетт. – Вашего отца? Или вас всех?
– Все очень сложно, Эверетт.
– Попытайся объяснить.
Смотреть ему в лицо я была не в состоянии. Потому что он действительно хотел понять. Он еще надеялся.
Но никто не отменял расплаты по счетам.
Я повернулась к Дэниелу, подпиравшему стену.
– Дэниел, ехал бы ты домой. Я беспокоюсь о Лоре.
Знает Дэниел или нет? Подозревает или нет? Уж наверное, он обнаружил пропажу ключа. Возможно, думает на Лору – что она спрятала ключ из мести. В конце концов, той ночью она дома отсутствовала. Рискнул ли Дэниел спросить об этом Лору? Хватился ли пистолета? Сказал ли Лоре хоть слово?
Я шагнула к нему, крепко обняла.
– Спасибо, что приехал.
Новое объятие, быстрый шепот на ухо:
– Ты был в пабе, потом поехал домой. Лора была дома. Вы были вдвоем.
Его руки скользнули мне на спину, щека прижалась к плечу – показатель, что Дэниел услышал и понял меня.
– Позаботься, чтобы папин пистолет нигде не всплыл.
Я уловила этот миг – когда Дэниел догадался. Он не взглянул на меня – только пятерней по волосам провел и медленно вышел из дому повесив голову.
Я смотрела ему вслед. Когда Дэниел поравнялся с полицейским автомобилем, офицер Фрейз выставил в окно ладонь. Дэниел поднял руки.
– Что они там делают?
Я прижалась к окну, разглядела: офицер Фрейз охлопал моего брата ладонями, кивнул, отступил.
– Похоже, они имеют ордер на поиски оружия, – сказал Эверетт. – Хотят удостовериться, что Дэниел не вооружен. – Эверетт выдержал паузу. – В доме есть оружие, Николетта?
– Что? – Я взглянула ему в лицо. – Откуда? Нет у нас никакого оружия.
Он щурился от солнца.
– Не пора ли рассказать, Николетта, что за чертовщина здесь происходит?
Тайлер притих на диване. Я шагнула от окна со словами:
– Ехал бы и ты домой, Тайлер.
Он тряхнул шевелюрой, сверкнул взглядом на меня, затем на Эверетта, произнес многозначительно:
– Буду на террасе.
Экранная дверь, выпуская Тайлера, издала треск. Тайлер уселся на нижнюю ступень, подтянул колени, уперся подбородком в сложенные ладони. Я прошла в кухню, Эверетт проследовал за мной. Резко обернувшись, я обнаружила, что он стоит почти вплотную ко мне.
– Хочешь знать, что за чертовщина? Изволь. Аннализа Картер мертва. И нас пытается утащить за собой. Нацарапала записку для копов: дескать, присмотритесь к Ник Фарелл, если хотите знать, куда делась Коринна. Якобы Кориннин труп спрятан у нас на участке.
– Зачем ей это? Почему она такое измыслила?
– Потому что на голову больная. В мире полно психов, Эверетт. Знаешь, сколько их мне каждый день попадается? А сколько еще не попадается!
– Но ведь Аннализа мертва. Кто-то убил ее, а записку не забрал. Понимаешь ли ты, как это выглядит в глазах полиции?
– Конечно. Я же не дура.
– Они ждут ордер на обыск. Это не шутки. Как ты думаешь, что они рассчитывают найти?
– Понятия не имею!
Эверетт сделал еще полшага ко мне. Я попятилась.
– О чем говорил твой отец? Почему ты хотела оградить его от полицейских? Для чего тебе его молчание?
– Отойди, Эверетт.
Я положила ладонь ему на грудь.
Открыла холодильник, достала банку содовой – чтобы выгадать время. Эверетт не отступил ни на шаг; стоял, держа руки по швам.
– Ладно, сформулирую иначе. Допустим, ты в суде. Прокурор спрашивает: «Что случилось с Коринной…»
– Прескотт, – подсказала я.
– «Что случилось с Коринной Прескотт?» Как ты ответишь – в зале суда, под присягой?
Я приложилась к содовой, но и этот жест не заставил Эверетта отступить. От пузырьков газа защипало губы.
– Пожалуй, прибегну к Пятой поправке[6].
– Николетта, это тебе не сериал из жизни копов. В соответствии с Пятой поправкой, молчанием ты можешь защитить только себя одну.
Я выглянула в заднее окно, понизила голос.
– Эверетт, ты ведь присягой связан, так? В смысле, все, что я сейчас скажу, считается конфиденциальной информацией?
Я поставила банку с содовой на стол. Подняла взгляд. Эверетт смотрел, склонив голову набок; это было отвратительно. Что он высматривал? Что теоретически мог высмотреть? Он чуть отступил, или, может, это я его оттолкнула – моя ладонь на его груди занемела, могла и непроизвольно дернуться.
– Что ты сделала, Николетта? – шепотом спросил Эверетт.
Наши с ним миры даже краем не соприкасались. Эверетт как бы парил над многочисленными проявлениями беззакония; в его мире они были немыслимы. Его моральный компас не ведал колебаний. В том, верхнем, Эвереттовом мире все делилось строго на черное и белое. Эверетт не заглядывал во мрак, не впускал его в дом, не раскрывал ему объятий. Не привечал чудовище в своем сердце. Стал бы он ради дочери прятать труп? Или ради сестры увозить труп куда подальше? Добродетель Эверетта – бумажная; она ни разу не подвергалась проверке. Какая там у него самая страшная тайна?
Подумаешь, видел, как человек умирает.
И он требует от меня отчета. Я много чего совершила. Во-первых, убила Коринну – кто виноват, неважно: факт остается фактом.
Я хотела проехать мимо, бросить ее на обочине одну. Еще я лгала полиции. Тогда и сейчас. Жила, можно сказать, под одной крышей с трупом. Из-за этого сбежала из дома и от Тайлера. Предоставила другим разруливать.
Но лично Эверетту я ничего не задолжала, включая правду.
«Рассчитайся с долгами, – говорила она. – Со всеми долгами».
Я подумала о съемной квартире с крашеной мебелью, о табличке на столе в личном кабинете; о пробуждениях у Эверетта под боком, в спальне, где темные шторы не пропускают ни единого луча.
– Я спала с Тайлером.
Эверетт окаменел, и я поняла: такого он не ожидал. Такое ему и не снилось. Тянулись секунды, он переваривал информацию.
– Что ты сказала?
Я отступила на несколько шагов, спиной почувствовала холод стены. Повторила:
– Я спала с Тайлером.
Сердце бухало, по коже бежали мурашки.
Тайлер сидел на террасе. Мы с Эвереттом были одни. Я ждала: что он предпримет? Выскочит из дому, набросится на Тайлера с кулаками? Схватит меня за плечи и тряхнет как следует? Обзовет словом, которое и много лет спустя заставит меня содрогаться от омерзения? Эверетт закрыл глаза. Эверетт поник головой. Эверетт попятился. Конечно. Он не из таковских. Убивать, прятать трупы, лгать, молчанием брать вину на себя – это не про него. Он порядочный человек. Не то что мы.
– Меня сейчас стошнит, – процедил Эверетт.
И да будет приступ тошноты связан с моей неверностью. Ни с чем больше.
Эверетт вызвал такси. Был вынужден просить телефон у меня – его оператор в наших краях не ловит. В ожидании машины избегал смотреть в мою сторону, не говорил со мной. Я сидела за столом, барабанила пальцами по столешнице.
Наконец послышался шорох шин. Эверетт схватил чемоданы и рванул к двери, не взглянув на Тайлера, все так же сидевшего на террасе. Насилие – не в его стиле.
– Прости, – сказала я.
Я стояла на пороге, за спиной была экранная дверь.
Нет, я ошиблась. Перед тем как уйти, Эверетт стиснул мне локоть и стал шептать на ухо: он, мол, любил меня по-настоящему. И что-то еще: «Как ты могла» или «Надеюсь, ты счастлива» – короче, пошлости, которые всегда в таких случаях говорят. Я почти не разбирала слов – потому что его пальцы все сильнее, все глубже впивались в мою плоть, перемалывали сухожилия, давили на нервные окончания. Колени у меня начали подкашиваться, рот приоткрылся в беззвучном крике.
Эверетт уехал, кровоподтек остался.
Я опустилась на ступень рядом с Тайлером. Вместе мы смотрели вслед такси.
– Ты как? – спросил Тайлер.
– Пойдем, – сказала я. – Пойдем в дом.
Они вернутся. Так сказал Эверетт. Получат ордер на обыск и вернутся. Мы у них под колпаком. Едва за нами закрылась дверь, я почти упала в объятия Тайлера. Выдохнула:
– В вентиляции спрятан ключ. Надо от него избавиться.
Мы решили спустить ключ в унитаз, предварительно привязав к нему грузик – чтобы не всплыл. Но сперва я рассмотрела затейливую букву «А» на брелоке. Я рассказала Тайлеру, что нашла ключ у Дэниела в столе. Я все выложила, все свои соображения насчет Дэниела и Лоры. Говорила шепотом, под шум воды в раковине – Тайлер отмывал ботинки от глины.
Я не сразу заметила, что брелок – разъемный. Инстинктивно я взялась за две половинки, и брелок распался, явив флешку.
Помолвочное кольцо – за флешку. Я таки выплатила долг.
Интересно, когда Аннализа почувствовала, что ее с Коринной связывает прочная, неразрывная нить? Уже после того, как разглядела фотографии? Или раньше? Быть может, все началось еще в тот вечер, на ярмарке. Я представила: Дэниел отталкивает Коринну, та отворачивается – и встречается глазами с Аннализой, которая стоит тут же – незаметная, тихая девочка-олененок.
Возможно, Аннализа подглядела, как Коринна плачет, совсем одна, всеми брошенная. Коринниным слезам даже я никогда свидетельницей не была. Или сама Коринна разгадала Аннализину темную, притягательную суть – такую же, как у нее самой. Обнаружила нечто общее между ними.