— Кто пришел сюда первый? — спросила я у Джулии. — И зачем?
Джулия пожала плечами. Я уже начала привыкать к тому, что самые безобидные вопросы могут любую насельницу вогнать в ступор, и это не тупость, а вбитый с младенчества страх наказания: лучше промолчать.
— Что? — раздраженно спросила я. — Ты не помнишь, как здесь оказалась?
Сестра Аннунциата, как обычно, пришла на выручку. Грозными криками разогнав прочих насельниц, она обернулась к Джулии, уперев руки в бока, но начать допрос ей не дали.
— Так пахло гарью, сестра, — как-то непривычно для нее пискнула из толпы женщин Лулу. — Я проснулась — правда пахнет.
— Да, сестра, так и было, — послышались голоса остальных. Сестра Доротея, которая уже закрывала дверь и выталкивала из кухни насельниц, по моему сигналу оставила дверь в покое, и головы просунулись снова.
— Говори, — приказала я. Лулу опять сжалась. — Ты первая проснулась?
— Наверное, святая сестра, — почти прошептала она.
— Почему?
Даже сестра Аннунциата посмотрела на меня с удивлением, но я знала, что спрашивала. Люди не видят и не чувствуют ничего, что их не касается, но любят ощущать себя причастными к разным событиям, а поэтому врут напропалую о том, что знают или не знают, но если заставить их вернуться туда, откуда все началось — к правильной точке, можно сделать верные выводы. Не те выводы, какие легко представить, если взять и поверить «свидетельским показаниям». Абсолютно другие, истинные.
— Почему ты проснулась, Лулу? От запаха гари?
— Она меня и разбудила, — проворчала Джулия. — Смотрю — ворочается, а кровати-то рядом стоят. И сидит, глаза выпучила, я ей — чего уставилась, а она молчит. Легла, а я носом повела — гарью пахнет. Думаю, дай схожу, может, и правда не мерещится?
Джулия чувствовала собственное сомнение. Я ее понимала, она точно знала, что в кухне все убрано и ничего не горит, и все же решила пойти и проверить.
— Лулу? — опять окликнула я. — Так было?
Она проснулась, но никуда не пошла, когда убедилась, что в кухню отправилась Джулия. Вторая женщина, которая была в столовой, когда я пришла, закивала, когда я к ней обернулась.
— Да так, сестра, так. Я все животом маюсь, сплю плохо, смотрю — Джулия куда-то пошла и, помоги Милосердная, в рубахе одной. Сначала думала — показалось, потом встала, поди, гарью пахнет? Вышла, и в коридоре пахнет, я дальше прошла — ничего. — Она замолчала, будто ее же слова ее озадачили. Меня, впрочем, тоже, это был тот самый «момент истины», которого просто так не добьешься, чаще всего с ним везет.
— Мину? — каркнула сестра Аннунциата. — Что как в рот воды набрала?
— Ну… я пошла сюда, сестра, — медленно и крайне растерянно протянула Мину.
— Почему?
Мину пожала плечами.
— В коридоре не пахло? — уточнила я. — Так, нет? А сюда тебя чего понесло?
Сестра Доротея, сестра Аннунциата и несколько других сестер, пришедших на шум, смотрели на меня с недоумением. Любой бы так смотрел, и не только на сестру Шанталь, на Елену Липницкую тоже смотрели в зале судебных заседаний. Я приосанилась, что вовсе не подобало святой сестре.
— Зачем ты сюда пошла?
«Какая разница?» — читала я во всех глазах один и тот же вопрос.
— Джулия на кого-то ругалась, — Мину облизала губы. — Я думала, на кого. А тут огонь.
Под безмолвными взглядами я подошла к плите, осмотрелась, убедилась, что тряпка достаточно мокрая и лужи никуда не исчезли, и распахнула заслонку. Повалил неприятный дым, но уже остаточный. Несмотря на щели, то, чем забили печное отверстие, без притока кислорода потухло. Я нащупала стоящую рядом короткую кочергу, краем сознания отметив, что это какое-то чеховское ружье и рано или поздно кто-то кому-то проломит этой штукой голову, и выгребла прямо на тряпку все, что было в печи.
— Это кто же такое удумал, — озвучила то, о чем я только подумала, сестра Аннунциата. Крупные кругляши, принесенные явно из прачечной, я так и не запомнила, что это было за дерево; горело оно медленно и долго, давая длительное кипение, но для приготовления еды не годилось, да и для растопки кухонной печи такие кругляши не подходили, были слишком большими. Кроме кругляшей, на тряпку вывалились обугленные ветки марзы, неприхотливого растения-сорняка, которое пробиралось с гор даже в святой сад и цеплялось за хабиты. Похожая на знакомый мне репей, марза давала много дыма — я успела это заметить, сестры выдирали ее из земли и сжигали, да только толку с того было чуть.
Сестра Аннунциата, бесспорно, прикидывала, кого назначить ответственным за инцидент. Я же, еще раз взглянув на плиту, махнула рукой, молча приказывая дать мне дорогу, и подошла к выходу из столовой.
Кто-то запалил печь так, чтобы сильно пахло гарью, но не причинило ущерба монастырю. И гарью пахло в спальне насельниц.
— У тебя сгорел дом? — я резко обернулась к Лулу, и она машинально кивнула. — Давно?
— Я младенцем была, сестра, но помню. Меня дядюшка из огня вынес.
Кто-то об этом знал? Но я не могла спросить это сейчас, тем более что за дверью, в коридоре, поджидали насельницы. Зря, подумала я, они тут торчат, сестра Аннунциата в плохом настроении. Я пошла в сторону спален, принюхиваясь, и да, теперь гарь разнесло по всему коридору, но это было не то, что я искала.
В спальне «лентяек» почти никого не осталось. У меня была возможность оценить чистоту, что я и сделала, хотя другое дело было безотлагательно. Чище, чем было, намного хуже, чем в соседней спальне «тружениц», если я туда загляну. Но я заглядывала под кровати — ночные горшки, какие-то тряпки, старые ботинки, нет, то, что я ищу, не могло быть в самой спальне, не могло лежать просто так, это было бы слишком рискованно, что не понимать не могла даже распоследняя дура. Кто бы это ни сделал — не в спальне. Окно?
Окна были закрыты. Вонь и духота, и с этим уже ничего не поделать, особенно после истерики с гарпией. Лоринетта?.. Тогда крик подняла она, но зачем?..
Я быстро прошла к ее кровати. Запах чувствовался, но слабоватый.
— Где постель Лулу? — спросила я у Розы, стоявшей в проходе между спальнями. — А ты что не пошла с остальными?
— Там, — ткнула Роза пальцем куда-то за мою спину, оставив вопрос без ответа. Но Роза не ушла не одна — так бывает, что вся суета вокруг безразлична. Другое дело, что здесь все против меня, и разобраться, кто враг, а кто хотя бы мне не мешает, так быстро я не смогу. — Да вон та кровать, сестра.
Я подошла, постояла, оценивая интенсивность запаха, потом присела и нашла то, что искала, там, где рассчитывала. В ночном горшке, причем под кроватью он стоял вторым, лежала все та же щепа из прачечной. Долго горит, почти не дает дым.
Я вернулась к кровати Лоринетты, наклонилась, заглянула туда: горшка нет. Загадка ночного пожара стала ясна, непонятно было, зачем Лоринетте все это понадобилось. Женщины в соседней спальне шушукались, но не спрашивали меня ни о чем. Я вышла и, стараясь не бежать, пошла к себе, по пути натолкнувшись на печально бредущих в спальни насельниц и идущую позади них, как овечий пастырь, сестру Аннунциату. Разве что розги ей не хватало.
Дверь моего кабинета была закрыта. Я рванула ее на себя, готовая к тому, что я там увижу. Прежде я должна была услышать, потому что так говорил отец Андрис и у меня не было причин не верить ему, но Лоринетта раздумывала, не решаясь тронуть чашу с деньгами, которые были лишь красивой иллюзией.
— Бери, — громко сказала я, и Лоринетта обернулась, посмотрев на меня — нет, не испуганно, а очень зло. — Бери деньги и уходи.
Лоринетта пялилась на меня исподлобья, а я думала — нападет или нет? Сестра Шанталь невысокая, но навыки Елены Липницкой не делись у меня никуда.
— Устроила пожар в столовой, сунула несчастной Лулу тлеющую головешку под кровать, еще и в своем пустом ночном горшке, — перечисляла я прегрешения, чтобы сбить ее с толку окончательно, — знала, что она обязательно проснется, но никуда не пойдет из страха? Наверное, случай не первый, — предположила я и досадливо поморщилась — сестра Шанталь не могла об этом не знать. — До того ты кричала, что в саду сидит гарпия, и раньше тоже кричала ты. Сейчас тебе нужно добраться до денег. А в первый раз зачем ты вопила, что гарпия здесь? Никаких денег тогда еще не было.
Ноги и руки, не лицо. Ноги и руки, потому что на них напрягаются мускулы перед рывком. Я была в более выигрышном положении, для меня в кабинете было светло, для Лоринетты — нет. Ноги ее я не видела, но кисти сжимались в кулаки, это да.
— Я не вопила, — сдавленно ответила Лоринетта. Пока еще — не собирается нападать, но расслабляться мне рано. — Тогда, первый раз, я не вопила. Это все Консуэло. Я уже потом крикнула, как кричала она.
Как ложь, так и правда. Как и ложь во спасение. В этом мире не хватает того, чем привыкла пользоваться я: экспертиза, записи с камер, документы из государственных органов. Я вернулась в каменный век, где даже полиции не существует, право — обычное, с примесью безумия прецедентов, и как последний довод — сжигание на костре.
Акт отчаяния следственных органов тех времен, когда и следственных органов не было и в помине.
— Тебе нужны эти деньги? — хмыкнула я. — Я же сказала тебе — забирай.
Мне интересно, что будет, потому что точно — тогда, когда церковь пытался ограбить бродяга, одной тревогой все не ограничилось. Я не помнила, что было, но очень хотела знать. Вряд ли бедняга получил серьезные травмы, но ему не удалось уйти.
— Мне они не нужны. Это все Консуэло, — упрямо повторила Лоринетта. — Ей нужны деньги. Это она подговорила меня прийти сюда.
Глава восемнадцатая
— Тогда говори, — и я спокойно прошла и села за свой стол.
Я сомневалась, что Лоринетта скажет мне правду. Где-то умолчит, но больше соврет, как всегда делают люди, когда их припирают к стенке. Мысль, что все проще, чем кажется, у меня тоже была: Лоринетта не собиралась красть деньги, она устроила суматоху с пожаром и терпеливо ждала, пока я застану ее в своем кабинете, а потом в гневе, монашке не подобающем, но все равно праведном, вышвырну за ворота монастыря. Тогда она не пойдет против чьей-то воли — она исполнит волю мою, и ей отчего-то так будет легче.