– Отсутствуют босоножки розовые на каблуке, это к костюму, потом сандалии и балетки…
– Вы уверены? – осторожно поинтересовалась я. – А не могла она одежду в чистку сдать?
– Исключено! – Теперь в голосе Веры Павловны была твердость алмаза. – Видите ли, в чем дело, милочка, наша домработница Антонина приходит два раза в неделю. Она убирает квартиру, ходит в магазины, оплачивает счета за квартиру и свет. Химчистка, ремонт обуви и бытовых приборов тоже на ней. Я даю ей задание, я веду учет деньгам… Нет, в химчистку Антонина ничего не относила.
– Ладно, – вздохнула я, заметив, что Леша смотрит с подозрением, – пока этот вопрос оставим. Я с вами свяжусь позже.
– Василиса, – начал Творогов, – я чувствую, что ты опять влипла в какое-то тухлое дело…
– Да ничего такого, – отмахнулась я, – у одного чудака жена домой не вернулась, вот он и попросил нас выяснить…
– Василиса, – угрожающе сказал Алексей, – ты мне лучше не ври!
– Да ничего я не вру! – взорвалась я. – Не хочешь помогать – так и скажи! Никакой малости нельзя попросить!
– Да я ничего… – смешался Леша, – я сделаю. Сегодня вечером тебе позвоню…
– То-то же! – Я встала и вышла, кивнув на прощанье Милке.
Что-то я стала раздражительная, наверно, из-за жары.
Телефон зазвонил только вечером, когда мы с Бонни, отупевшие от жары, сидели в нашем крошечном садике в тени дома. Рабочие ушли, оставив после себя кучу пустых мешков перед подъездом и белые следы по всей лестнице. Было ужасно лень шевелить рукой, чтобы взять телефон, но я сделала над собой усилие, за что удостоилась неодобрительного взгляда Бонни.
Звонил доблестный капитан Творогов.
– Ну, привет, Василиса! – проговорил он строго. – Подобрал я тебе все подходящие случаи. Как ты говорила, жертвы ДТП и прочих несчастных случаев. Давай, записывай!
Я вытащила из сумки блокнот, пристроила его на колене и приготовилась записывать.
– Та-ак… – начал Творогов. – Тут у меня как-то неразборчиво… А, Портнова Л. В… погибла в ДТП напротив магазина «Червонец»… одна тысяча девятьсот тридцать второй год рождения…
– Леш, ты что – издеваешься надо мной? – прервала я его, старательно зачеркивая запись. – Ей же семьдесят восемь лет, а моей должно быть двадцать восемь! И потом, я же ищу неопознанный труп, а тут у тебя фамилия есть…
– Ну, насчет возраста – извини, это я ошибся, а что неопознанный – ты зря: у них в моргах такая путаница бывает, что поступает труп с чужими документами, так что я на всякий случай всех выписал…
– Ну ладно, давай дальше, – согласилась я. – Только чтобы хоть по возрасту подходили!
– Ну вот, – оживился он. – Как раз неопознанный труп, и возраст подходящий – примерно двадцать восемь – тридцать… три ножевых ранения… найден в сквере на тринадцатой линии, как раз район наш… твоя потерпевшая же у нас на Васильевском острове проживала?
– Ну-ка! – Я заинтересовалась. – Это, может быть, подойдет. Еще что-нибудь есть? Приметы какие-нибудь?
– Есть, есть! Родимое пятно на левой щеке и усы подковкой…
– Что?! – рявкнула я. – Какие усы? Творогов, я же тебе ясно сказала – мне нужна женщина! Женщина! Ты вообще понимаешь разницу?
– Да уж как-нибудь! – протянул он обиженно. – Вот так хочешь помочь человеку, а вместо благодарности получаешь хамство!
– Ну, не сердись! Еще что-нибудь есть?
– Да еще полно… ну вот, Мультатули Е. Е… Евгения… ай нет, это тоже мужчина, Евгений Евгеньевич… подожди… тут что-то непонятное… Пак Чен Ли… женщина, между прочим, и возраст в районе тридцати… сбита мотоциклом…
– Леша, ну ты меня просто достал! – возмутилась я. – Ну ведь я говорила, что мне нужна женщина двадцати восьми лет…
– А я тебе что предлагаю? – перебил он меня. – Женщина? Женщина! Возраст тоже годится…
– Да мою зовут Ирина Бубликова, белая женщина, внешность обычная, европейского типа, а у тебя Пак Чен Ли! Это же корейка… то есть кореянка! Явно это не то!
– Ну, ты уж очень придираешься! Все тебе не так! Ну вот, еще два покойника остались, точнее, две покойницы. Одна Соколова Вера Игоревна, восемьдесят первого года рождения, утонула в Неве около Петропавловки, и еще одна – без документов, погибла при взрыве автомобиля, лицо обгорело, но возраст до тридцати…
– При взрыве автомобиля? – переспросила я, почувствовав волнение, какое, наверное, чувствует охотник при виде свежего следа. – Вот это очень интересно! Где она лежит?
– В городском морге на проспекте Металлистов… Только сегодня ты уж туда не успеешь, там до девяти работают…
Рано утром я позвонила на Наличную и велела Бубликову быть возле морга к десяти, с паспортом. Не опаздывать.
Каково же было мое удивление, когда, кроме тощей сутулой фигуры и печального взгляда Иннокентия Бубликова, я увидела его мамашу! Вера Павловна была одета в темно-синий летний костюмчик и синюю шляпку с перышком на боку.
– А вы-то зачем пришли? – не слишком вежливо спросила я.
– По-вашему, я могу оставить сына одного в такой трагический момент его жизни? – с пафосом ответила она.
– Еще плохо станет…
– Мне? – она подняла брови. – Вы бы, милочка, за себя беспокоились…
К моргу вела дорожка, обсаженная пыльными кустами сирени.
Иннокентий шел медленно, то и дело останавливаясь и оглядываясь по сторонам, как будто не мог понять, куда его привели. Тогда Вера Павловна подталкивала его и укоризненно говорила:
– Кеша, бодрись! Мы должны через это пройти!
Иннокентий вздрагивал, оживал и делал еще несколько неуверенных шагов, осторожно ставя мосластые ноги, как верблюд, выбирая дорогу в горячем песке.
Наконец мы подошли к одноэтажному бетонному зданию, выкрашенному унылой грязно-зеленой краской. На пороге стояла озабоченная женщина лет сорока в черном платье. Увидев нас, она взглянула на часы, потом тревожно спросила:
– Вы к Нине Саввишне?
Я отрицательно помотала головой.
– Где же все?! – воскликнула женщина удивленно.
Я честно призналась, что не знаю, и мы вошли внутрь.
Внутри помещения стоял неповторимый отвратительный запах – запах формалина, увядающих цветов и еще чего-то ужасного. Собственно, наверное, смерти.
Зато здесь оказалось холодно, так что можно было немного отдохнуть от царящей в городе удушающей жары.
По стенам помещения были выставлены самые разные гробы – от простых сосновых, кое-как обитых голубым или красным ситцем, до роскошных палисандровых, с резными украшениями и ручками из полированной меди.
Тут же к нам подскочил местный сотрудник – юркий тип в несвежем белом халате, с воровато бегающими глазами.
– Вы гроб уже выбрали? – осведомился он. – У нас есть прекрасные гробы ВИП-качества. Натуральный палисандр, обит итальянским шелком ручной работы, внутри телевизор и мини-бар…
– Зачем покойнику телевизор и бар? – искренне удивилась я.
– Некоторые предпочитают самое высокое качество! Некоторым ничего не жаль для своих близких! Впрочем, если для вас это слишком дорого, могу предложить отличные образцы более дешевого ценового сегмента, превосходное сочетание цены и качества! Африканское дерево, обивка – индийский хлопок тончайшей выделки…
– Нет, нам не то… – попыталась я его остановить.
– Не то? – расстроился он, и тут я сказала, что мы приехали на опознание.
– Взрыв? – лаконично уточнил работник морга, разом утратив прежнюю живость и предупредительность.
– Да, – ответила я так же коротко.
– Пойдемте! – Он повел нас по короткому полутемному коридору.
Запах морга усилился.
Коридор закончился железной дверью. Похоронщик толкнул ее, и мы вошли в просторную комнату.
В этом помещении холод и запах смерти достигли своего апогея.
По всей комнате были расставлены столы-каталки, накрытые простынями. Под этими простынями угадывались очертания человеческих тел.
Служитель морга уверенно прошел между рядами каталок, остановился перед одной из них, приподнял край простыни.
Я увидела мертвенно-серую человеческую ногу с привязанной к пальцу биркой. Похоронщик справился с этой биркой и кивнул:
– Ваша!
Я услышала рядом какой-то странный звук и оглянулась.
Иннокентий вцепился в руку матери, лицо его побледнело, как у покойника, так что в морге ему было самое место. Зубы его стучали, отбивая дробь, как цирковые барабаны во время исполнения смертельного номера. Именно этот стук и привлек мое внимание.
– Кеша, бодрись! – повторила Вера Павловна свое заклинание. – Мы должны через это пройти!
– Не… не могу! – проблеял тот. – Не могу пройти!
– Ну, еще совсем немного!
– Ну что – будете опознавать? – нетерпеливо проговорил сотрудник морга.
Мы с Верой Павловной подхватили Иннокентия с двух сторон и подвели к каталке. Похоронщик откинул другой край простыни, предоставив нам возможность лицезреть труп, и деликатно отступил в сторону, чтобы не мешать нам предаваться скорби.
Признаюсь, мне не очень хотелось любоваться покойницей. Как-то никогда покойники не вызывали у меня положительных эмоций. Кроме того, я не видела Ирину при жизни, поэтому вряд ли смогла бы с уверенностью ее опознать. По этой причине я смотрела не на труп жены, а на живого мужа. Мне было интересно, как примет Иннокентий трагический факт ее смерти.
Принял он его как-то странно.
Вместо ожидаемых эмоций – горя, отчаяния, безысходности – я увидела на лице безутешного вдовца удивление, а потом обиду.
– Что вы мне подсунули! – воскликнул он наконец.
Только тогда я повернулась к трупу, чтобы посмотреть, что так взбодрило этого умирающего лебедя.
Тут меня ожидал сюрприз.
Неудивительно, что Иннокентий был возмущен.
На каталке лежал бомж сильно преклонного возраста.
Он зарос седыми неопрятными волосами так густо, что был виден только нос – огромный, но не красный и не сизый, а свинцово-серый, как Нева в плохую погоду.
– Гражданин! – окликнула я сотрудника морга. – Вы что-то перепутали. Этот покойник явно не наш.