ыв собрания программа-максимум. А программа-минимум, по словам адмирала на той же встрече 28 ноября, - "создание сильной, боеспособной армии для беспощадной, неумолимой борьбы с большевиками". Приоритет государственность России, идеальный инструмент для этого - "единоличная форма власти" (подлинные слова Колчака). В общем, в перспективе демократия, сегодня - чрезвычайные меры: "сперва успокоение, потом реформы", как выразился адмирал.
Политический образ новой власти знаком до боли. Военная диктатура "во имя спасения Родины", своего рода ГКЧП образца 1918 года. Пусть в практическом плане Колчак мог гораздо ближе подойти к решению стаявших тогда на повестке дня задач, чем прекраснодушные говоруны-демократы из комитета, но факт - вещь упрямая:
гориллоидный, чилийский характер режима 18 ноября сомнений не вызывает. И последствия сказаться не замедлили: атмосфера чрезвычайщины сразу стала доминирующей. Вот что пишет в своих мемуарах "Сибирь, союзники и Колчак"
начальник штаба белых войск на Востоке генерал Г.Гинс:
"Нормальный суд уступил место военно-полевому, гражданские власти были подчинены военным... В полосе военного управления стали возможными всевозможные реквизиции и повинности... Все это происходило в краю, где население привыкло к свободе...
это разочаровало даже ту умеренную демократию, которая ранее поддерживала адмирала... и возбуждало население, которое безразлично относилось к формам власти... Гражданских лиц сажают по одному наговору, и мне не известно еще ни одного случая привлечения к ответственности виновного военного. Незаконность действий, передача гражданских дел военным властям, расправа без суда, порка даже женщин... В Канске один из участников "дела 18 ноября" повесил на площади городского голову... На селе после проезда экспедиции (карательной. - Д.С.)
врагами омских властей становились все поголовно".
Одним словом, военная диктатура во всей своей красе. Сам Верховный правитель признавался: "Деятельность... всякого рода начальников, комендантов - сплошное преступление".
И тут мы подходим к самому главному моменту нашего разговора и его кульминации.
Как отреагировала урало-сибирская общественность на путч?
Ответ составляет главную тайну проблемы, особо тщательно скрываемую советским истеблишментом. А истина в том, что переворот не был принят безропотно, народ не безмолвствовал. Вот характерный перечень фактов.
Позиция Чехословацкого национального совета (орган политического руководства чехословацкими войсками в России): "Омский переворот противоречит началам народоправства и свободы и нарушает начала законности, которые должны быть положены в основу всякого государства".
Совет управляющих ведомствами (остаток Уфимской директории): "Протестуем против переворота... Требуем освобождения арестованных членов директории... В противном случае будут выделены необходимые силы для подавления преступного мятежа".
Прикамские повстанцы, которые в этот момент вели отчаянную борьбу с красными, всерьез обсуждали вопрос об... объявлении войны Омску. Башкирский Ксе-Курултай в лице своего представителя Валидова заявил о своем разрыве с Колчаком.
Отрицательное отношение к адмиралу открыто высказал глава белого Забайкалья, атаман Г.Семенов (скоро он станет походным атаманом всех дальневосточных казачьих войск, то есть его позиция - это позиция всех казаков от Читы до Владивостока). Справедливости ради отмечу, что Семенов протестовал не против диктатуры, а именно против Колчака лично: у него были с ним счеты.
Но главный вызов бросили адмиралу неукротимые социалисты-революционеры, закаленные паладины полувековой борьбы с царизмом. Члены КОМУЧа, эсеры по партийной принадлежности, создали в Екатеринбурге временный комитет, который устами депутата Вольского вызвал адмирала к барьеру. Выходит обращение "Ко всем народам России", которое имеет смысл процитировать полностью:
"В ночь на 18 ноября в Омске кучка заговорщиков арестовала членов всеросийского Временного правительства Авксентьева, Зензинова и Аргунова. Часть министров, во главе с членом правительства Вологодским, нарушила торжественное обязательство, подписанное ими самими, захватила власть и объявила себя всероссийским правительством, назначив диктатором адмирала Колчака. Съезд членов всероссийского Учредительного собрания берет на себя борьбу с преступными захватчиками власти и постановляет:
1). избрать из своей среды комитет, ответственный перед съездом, уполномочив его принимать все необходимые меры для ликвидации заговора, наказания виновных и восстановления законного порядка и власти на всей освобожденной от большевиков территории; 2). избрать в состав комитета: Чернов (председатель), Вольский (сопредседатель), Алкин (товарищ председателя), Федорович, Брушвит, Фомин, Иванов (члены); 3). поручить комитету для выполнения возложенных на него задач войти в соглашение с непричастными к заговору членами всероссийского Временного правительства и местными властями и органами самоуправления, чешским национальным советом и другими руководящими органами союзных держав. Всем гражданам вменяется в обязанность подчиняться распоряжениям комитета и его уполномоченных".
Так Екатеринбург встал против Омска. Так из уральской столицы демократия призвала Россию к сопротивлению диктатуре.
Деятельность екатеринбургского комитета окончилась трагично. Офицерский путч в самом Екатеринбурге в плане политическом и моральном был еще более показателен, чем события в Омске. Если в сибирской драме явственно чувствуется сдерживающая рука самого Колчака (по его личному распоряжению 20 ноября арестованные члены были высланы за границу), то на Урале никаких сдерживающих центров не было и...
Уцелеть удалось только Чернову (за него заступились чехи и отбили у разъяренных офицеров): всех остальных отправили в омскую тюрьму и спустя месяц убили без суда, руками бойцов офицерского отряда.
А теперь посмотрим, какие же последствия для всех участников событий имела драма конца ноября 1918 года. Для демократических сил, участников всех правительств и комитетов "доноябрьской" власти (а с ними и для демократий всей страны) - самые катастрофические. Приход к власти Колчака и компании резко поляризовал политичское противостояние в России на ультралевых и ультраправых, в которой демократия оказалась между молотом и наковальней. В связи с этим у противников путча осталось три альтернативы: или смириться и поддержать адмирала (на правах "шестерок" - никакой другой роли им там отведено не было), либо продолжать нелегальную борьбу, либо... сбежать к красным. Последним рецептом воспользовались единицы, в том числе Чернов с группой единомышленников. "Они были великодушно приняты Советским правительством", - сообщает Н.Какурин, мило забывая добавить, что все принятые окончили жизнь в ГУЛАГе или в подвалах ЧК. На контакт с Колчаком пошли тоже немногие. Большинство или легли на дно, или продолжили нелегальное сопротивление: на рубеже 1919 года специальным постановлением партия социалистов-революционеров призвала "все партийные организации употребить свои силы на борьбу с диктатурой Колчака". Учитывая отношение красных к эсерам, можно предсказать их будущее до деталей.
А что же сам Колчак? Что у него в активе и пассиве после переворота? В активе как будто - поддержка правых и Антанты. Но только на первый взгляд. Для правых он чересчур интеллигентен и мягок; на его месте они с удовольствием видели бы кого-нибудь покруче (даже Деникин устраивал их больше, иначе не вставал бы перед адмиралом несколько раз в ультимативной форм вопрос о передаче полномочий Антону Ивановичу!). А что касается Антанты, то не забудем о том, кто "сдал" адмирала зимой 1919-1920 годов.
Итак, в активе - ноль. А в пассиве?
Во-первых, чтобы смягчить путчистский характер своей власти, адмирал выбрал тактику демонстрации силы без ее применения. С одной стороны, приказ войскам подавлять всех тех, кто не признает и не подчинится его власти, с другой - явное избегание резких мер по отношению к оппонентам. Так Колчак хотел сгладить острые углы своей чрезвычайной по самой природе политики. И не заметил, как из диктатора превратился по сути в заложника тех, кого хотел умиротворить - истинных героев 18 ноября: правого офицерства, полевых командиров, казачьих атаманов. С этой минуты не он контролировал их, а фактически они его. Вот где корень трагической беспомощности Колчака перед "белым большевизмом", перед "сибиреязвенной атаманщиной" (выражение барона Будберга). Нет ничего более ужасного для адмирала, что режим, к которому он имел весьма отдаленное отношение и которому противостоял как личность, получил название колчаковщины.
А во-вторых... Расправа над екатеринбургским комитетом подлила масла в огонь и активизировала всех сторонников свергнутого правительства. Некоторые протестовали пассивно: так, чехов определенно сдерживали антантовские представители, и чехословацкие части просто массами начали "голосовать против ногами" - уходить в тыл (очень полезное занятие в разгар ожесточенной борьбы на Восточном фронте!); с этой минуты практически все чешские военные, исключая Гайду, стали оппонентами адмирала, да и позднее, под Иркутском, они сыграли, если помните, в судьбе Верховного правителя России роль самую зловещую и роковую. А других не сдерживал никто, и большинство противников режима 18 ноября выступили против него с оружием. Некоторые перешли на сторону красных (как башкирский лидер Валидов с двумя тысячами солдат национальной армии Ксе-Курултая), но подавляющее большинство предпочло сражаться самостоятельно - за идеалы КОМУЧа и Директории, то есть за свой демократический путь.
Уже с декабря 1918 года по сибирским городам прокатывается волна восстаний: 22 декабря - в Омске, позднее - в Енисейске, Тюмени, Томске, Бодайбо, наконец, 21 декабря 1919 года, - в Черемхово и Иркутске. Красная пропаганда всегда записывала эти восстания в свой актив и объявляла их революционными движениями под воздействием большевистской пропаганды. Это соответствует действительности, за одним небольшим исключением: пропаганду вели эсеры, земцы и учредиловцы.