Все ради тебя (СИ) — страница 18 из 48

— Не называй меня так! — ершусь, он улыбается очаровательно.

— Даже не надейся. Кстати…

Вдруг он останавливается, сделав всего шаг к машине Кати, потом смотрит на меня.

— Хочешь, открою секрет?

— Не уверена…мне это аукнется?

Жмет плечами, загадочно улыбаясь — точно аукнется, только интерес сильнее. Я манерно вздыхаю, глаза закатываю, но киваю.

— Ладно уже…говори.

— Знаешь, почему мама любила здесь бывать?

Невольно напрягаюсь, пока Паша переводит взгляд на дорогу.

— Это было их местом. Они познакомились в тот же день, как папа вернулся из армии, и он сразу же пригласил ее в кафе. Она отказала, конечно же. Тогда он поехал к какому-то деду, который разводил сирень, купил кустов на всю зарплату и посадил их для нее, а следующим утром ждал ее здесь у работы с букетом ромашек. Денег-то больше не было и все такое…

— Кто тебе это рассказал?! — резко перебиваю, хмурюсь, — Он, да? Чтобы…

— Тормози, Лиза, не он мне рассказал. Она сама…

— Что?

— Ну да. Интересно было, чего она именно здесь все время сидит, вот и спросил.

Говорю же. Паша — он такой. Что на уме, то на языке, притом искренне и честно — такому невозможно отказать…

Тем временем я перевожу взгляд на сиреневую аллею и чувствую, как сердце мое начинает чаще биться…

— Конечно, он не всю эту аллею ей посадил на тот момент. Денег-то было — кот наплакал. Хватило всего на три куста. Остальное — потом было…

— Немыслимо…

— Почему? — усмехается и глаза на меня опускает, — Ты же прекрасно знаешь, что они очень любили друг друга. Можешь беситься и придумывать сколько угодно, демонизировать папу хоть до морковкина заговенья, только это отрицать не выйдет…

— Сложно это не отрицать, когда ты знаешь, чем все кончилось…

Его лицо становится неожиданно задумчивым и серьезным, и я слышу, как тихо он тянет:

— И у Луны есть две стороны, чего говорить об отношениях тогда, м?

«Что-то хорошее...»

Лиза; пару дней спустя

Говорят, что ничего не происходит просто так, а еще говорят, что все, что происходит — к лучшему. Знаете, я долго в этом сомневалась, сидя в нашей с Адамом квартире и гадая, кого из моделей на этот раз он затащил в койку. В такие моменты над подобными присказками ты смеешься с особой остервенелостью; злостью; обидой и болью. Ты ненавидишь того, кто придумал весь этот бред, и отчаянно желаешь ему пройти через все то дерьмо, которое выпало на твою долю, но в перспективе…

Все-таки, наверно, прав этот кто-то был.

Нет, конечно же, положительное в том, что твой брак рухнул, а семья не сложилась, найти сложно. Да невозможно фактически уж будем откровенны, да? Но сейчас я, по крайней мере, могу выдернуть из всего случившегося хоть что-то хорошее.

Паша — мое хорошее.

Если уж мы будем открывать все карты, сбрасывать козыри и проделывать остальные манипуляции с окончанием притворства, то я скажу, положа руку на сердце: не случись развода — ни за что бы с ним не помирилась! Ну или на смертном одре, дай бог. И знаете, что еще? Я бы бесконечно об этом жалела — стопроцентная информация, ведь я даже сейчас жалею, что мы столько лет потеряли…

Его не было на моей свадьбе…

Неприятно ежусь, прикрываю глаза, чтобы отогнать эти мысли. Они мне не нравятся, ведь я хорошо помню, как стояла тогда в комнате для невесты и отчаянно желала, чтобы он вдруг оказался здесь. Просто приперся без приглашения, и все тут!

Он приперся позже. Если в тот момент я злилась, то сейчас…я так счастлива!

Подложив руку под голову, наблюдаю за ним, а сама возвращаюсь в события однодневной давности…


В городе N

Я снова поднимаюсь по ступенькам дебильного салона Насти, немного тушуюсь, только действительно немного. Рядом идет Паша — с ним сложно чего-то бояться. Он поразительно уверен в себе в любой ситуации, и это, скажу я вам, именно то, что нужно. У него, кстати, я и научилась нос выше задирать, мол, все тебе нипочем, даже если "почем", и еще как "почем"! Примерно по горло. Удушающе и тесно.

Вздыхаю, смотрю на него, как бы спрашивая: может, не надо? Паша усмехается и резко дергает дверь на себя: надо.

Ответ короткий, разногласий не терпит.

Точка.

Мы попадаем внутрь.

Бедная девушка с ресепшена смотрит на меня круглыми глазами, потом одаривает еще более удивленным взглядом Пашу. Знаю, притащила подмогу, так как сама не справилась, знаю! Ну и что?! Имею право! Я хочу, чтобы за меня заступались, понятно?! На это я тоже имею право! Конституционное, если угодно!

Право на защиту от змееподобных сук, чья бравада растеклась по полу сильнее, чем слюни всех моделей Москвы по моему мужу! Проверьте. Уверена, там есть такой пункт!

Но сейчас о главном.

Девушка не спрашивает, чего нам надо, а сразу вскакивает со своего места и спешит вглубь. Через пару мгновений я слышу стук каблучков — уже ее, тонкие ведь, как умственные возможности их обладательницы.

Спешит. Ха! Ко мне так не бежала! Наверно, ей доложили, что я с мужиком, и мне вот интересно. О ком она подумала? Об Адаме? Или о Паше?

Судя по тому, как она замирает, стоит ей показаться в зоне видимости — вариант номер один.

Из-за этого внутри меня зажигаются костры, на которых я мечтаю ее спалить! Но нет. Нельзя. Держу лицо, ухмыляюсь и присаживаюсь в кресло, Паша тем временем манерно поправляет волосы, убирая их назад.

— Ого, как ты замерла. Неужто не рада видеть?

Откашливается. Видимо, все, кто когда-либо общались с моим братом, несколько переняли его суперспособность, ведь и она задирает нос и криво ухмыляется в ответ.

— Не каждый день увидишь бывшего, который свалил в Европу без тебя.

— Претензия едва ли уместна. Мы с тобой не встречались.

— Я родила тебе ребенка!

Мгновение Паша медлит, потом пару раз кивает и отводит взгляд в сторону — злится. Он именно так злится. Прячется за ухмылкой, не хочет показывать глаза, однако быстро не выдерживает, и все равно ты попадаешь под эти прожекторы, похожие на два маленьких солнца. Только размер — последнее, что важно. Они оставляют на тебе ожоги вполне себе ощутимые, чтобы вы знали…

Сейчас это и происходит. Паша сжигает ее дотла, цедит.

— Ты гордишься тем, что родила? Настюша, я тебя огорчу, наверно, но способность к размножению — не твое достижение. Каждое живое создание в мире может воспроизводиться. Так или иначе.

Настя издает ядовитый смешок.

— Ничего другого я от тебя и не ждала. Ты не из тех мужчин, которые будут благодарны…

— Если ты считаешь, что можешь бравировать нашим прошлым, я тоже кое-что напомню: ты продала свою дочь. Ты ее, блядь, продала! Поэтому завали на хер — даже в животном мире о своих детенышах заботятся лучше!

Она ловит ступор, пока я неусыпно наблюдаю. Неужели, мне тоже удосужилось выглядеть так глупо? И заметьте! Не очень-то приятно, когда и тебя тыкают носом в свое дерьмо. Наверно, так оно работает повсеместно — ты всегда ловишь ступор в ответ на правду и не знаешь, что тебе сказать, чтобы оправдаться. Потому что оправдаться невозможно, можно только принять…По крайней мере, так ты не будешь выглядеть настолько жалко…

— Да…тоже кое-что умею, согласись? И я тебе не Лиза. Ты меня не запугаешь.

— Я еще даже не начинала…

— Рот завали! — рявкает внезапно резко.

Я удивленно бросаю на него взгляд. Никогда не видела Пашу таким…взрослым, понимаете? Он всегда был для меня тем мальчишкой, с которым я выросла. То есть тем, кто неспособен вот так разговаривать с кем угодно — а он неспособен. Точнее, не был. Добрый, мягкий, теперь стал другим. Это не плохо, наоборот. Он стал явно сильнее, и нет, это не пагубное влияние денег — ни в коем случае! Скорее ответственность сделала его таким.

Он вырос. Стал мужчиной. Твердым, если присмотреться и выпросить…и мне это нравится.

Я улыбаюсь слегка, слушая дальше то, что он говорит как симфонию Бетховена. Столь приятна ода даже не мне! Не моей защите! А его взрослению…

— Я не желаю слушать тебя и быть рядом с тобой дольше, чем это необходимо. Мы здесь, потому что ты украла кое-что у моей сестры. Ты это вернешь…

— Но…

— Я сказал! Ты вернешь! И сделаешь это прямо сейчас. В противном случае, дорогая, будет так: я взломал твою хренову систему и получил доступ к базе данных. Моментально выброшу ее в сеть — это первые потери, которые понесет твой ублюдский салон. Дальше я примусь за твоих поставщиков. Либо заказ оформлю, либо еще какую-нибудь херню выдумаю — по сути своей, сейчас это значения не имеет. Поверь мне, я найду, как тебя достать. И я буду доставать. Кажется, ты хотела взять дом в ипотеку? И туда я тоже засуну свой длинный нос! Мало?! В ход пойдет все, пока от тебя не останется нихрена!

В конце своего спича даже я втягиваю голову в плечи — так пугает его хорошо поставленный, командный голос, — чего тогда о Насте говорить? Она бедная стоит ни жива ни мертва! Лупит глазами. Кажется, даже ее кроваво-красная помада стала бледнее…

— Паш, у меня…у меня нет таких денег и…

— Пиздишь? Мне? Серьезно?! Или ты думаешь, что я не проверил состояние твоих счетов?! Тогда ты еще тупее, чем была раньше, мать твою!

Она громко сглатывает, Паша щурится.

— Вернула. Ее. Деньги. Сейчас! Не выводи меня, Настя! Ты знаешь, что здравого смысла у меня нет!

Это, кстати, тоже правда…

Все знают. Кто его знает…

Так что буквально через пять минут я довольная выхожу на улицу, проделывая нехитрые манипуляции со своим счетом — то есть перевожу долг Адаму, потом бросаю на Пашу взгляд.

— Ты был…

Он шумно вздыхает и направляет лицо к небу.

— Знаю. Мне это самому не нравится…

— А по мне — круто!

Усмехается, переводит взгляд на меня, жмет плечами.

— Наверно. Но, знаешь, иногда все-таки давит.

— То есть…неужели ты делаешь то, что нужно, а не то, что хочется?

— Чтобы иметь возможность делать то, что хочется, иногда нужно делать то, что нужно.