углая форма, а дерзко торчащий маленький розовый сосок завораживал его. В прикосновении не было нужды — его опытный взгляд сразу определил, как мягка, гладка и нежна ее кожа, как упруга грудь.
И тут Скай открыла глаза. Прежде чем она в притворной скромности прикрыла их снова длинными ресницами, ее голубые глаза на мгновение встретились с глазами Кедара, и онулыбнулся уголками губ. На эту долю секунды она заставила его почувствовать себя мальчишкой, застигнутым как раз тогда, когда он изготовился совершить что-то гадкое. То, что она оказалась способной на это, даже почти не зная его, поразило его.
— Не надо порицать меня за созерцание твоей красоты, моя прекрасная Муна, — сказал он. — Твое лицо и грудь заворожили меня.
— Нужно ли так хвалить меня, господин Кедар? — ответила она. — Я всего лишь твоя ничтожная рабыня.
— Твой ответ безупречен, — сказал он. — Но знаю, что ты не веришь своим словам.
— Я не родилась рабыней, господин Кедар.
— Но теперь ты — самая прелестная рабыня, и я возношу хвалу Аллаху за то, что он привел тебя ко мне, Муна. — Ему было приятно, что рабство не сломило ее дух. Скай же улыбнулась про себя. Она решила быть не столь послушной с этим человеком — это быстро надоест ему. Но его следующие слова заставили ее вздрогнуть:
— Разденься для меня, Муна. Я хочу видеть твою красоту, а не догадываться, что скрывает прозрачный шелк твоего очаровательного костюма.
Скай не смогла превозмочь пронизавшую ее дрожь. Настал момент, более всего страшивший ее, ибо после этого пути назад не было. Еще раз она спросила себя, не сошла ли она с ума в своей попытке освободить Найла? Несмотря на все сказанное Османом, она может и не найти его.
Что, если к ее прибытию в Фее он будет мертв? Нет ничего страшнее женщины, разъяренной отказом мужчины, которого она возжелала, а принцесса Турхан всесильна. У раба нет прав — его можно убить просто потому, что хозяину это доставляет удовольствие. В какое-то мгновение она уже было решила бежать к Осману, просить его прекратить этот маскарад, но с ужасом поняла: слишком поздно.
Она молча соскользнула с кушетки, держась к нему спиной. Одним движением, столь грациозным, что он даже не смог понять, как она это сделала, Скай сдернула с себя маленькое болеро и уронила его на пол. Сидя на кушетке, Кедар восхищенно созерцал изысканные очертания ее длинной спины. На ее коже не было ни единого изъяна, она была чиста, как нетронутый пергамент. Скай медленно распустила пояс шаровар и, когда они соскользнули к ее лодыжкам, вышагнула из них. Она повернулась к нему, так что он успел мельком увидеть ее грудь и живот прежде, чем она склонилась перед ним, уткнувшись головой в ворс ковра.
— Что прикажет мой господин? — прошептала она. Овладеть. Эта мысль пронеслась в его сознании: он должен овладеть ею, прыгнуть с кушетки, бросить ее на ковер и овладеть. Вместо этого он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Он не был сторонником торопливости в страсти, но должен был признаться себе, что еще ни одна женщина не вызывала в нем такого приступа страсти, как эта. Возможно, всему виной долгое воздержание, но Кедар знал, что оно ни при чем. Он не забывал свой гарем, иногда посылая в одну ночь за двумя-тремя женщинами, но он не был и несдержанным глупцом, который и дня не может провести без теплой и страстной женщины.
— Встань, — приказал он и с наслаждением наблюдал за тем, с каким изяществом поднялась она на ноги.
В свою очередь, она наблюдала сквозь полуопущенные ресницы за тем, как он встал с кушетки и подошел к ней, остановился и долго созерцал ее, время от времени приказывая ей принять ту или другую позу. Она молча подчинялась.
— Повернись, Муна. — И она ощущала почти физически, как его глаза скользят по ее плечам вниз, к ягодицам, и потом вдоль ног. — Еще повернись. — Его взгляд скользнул от ее лодыжек по ногам, к припухлости жемчужного холма Венеры. Он видел, что расщелина под ним длинная, глубокая и изящная, что в соответствии с гаремной наукой выдавало в ней темперамент. Он перевел взгляд на ее круглый живот, на стройную, изящную талию, на ее грудь. — Подними руки, — приказал он. — Заведи их за голову.
Ее груди поднялись, и он смог полностью рассмотреть их. Никогда еще Скай не чувствовала себя столь униженной, как сейчас, когда его глаза пожирали ее округлости. Она с горечью подумала, что не хватает только того, чтобы он потребовал раскрыть рот и осмотрел ее зубы. До этого момента она еще не понимала, как чудовищно унизительно рабское состояние. Да, она была рабыней Халида эль Бея — но только формально, и после свадьбы он сразу освободил ее. И Халид никогда не обращался с ней так: он с самого начала был влюблен в нее. Кедар — нет. Им правила не любовь, а похоть, он наслаждался своим новым приобретением. Об этом и говорил методичный осмотр.
Однако Кедар вовсе не был безразличен к новой рабыне. Он заметил, как ее щеки покрылись румянцем от возмущения, когда она молча выполняла его команды. Он заметил, как учащенно забилось ее сердце, отчего колыхалась ее грудь и запульсировала жилка на горле. Он заметил, что она слегка дрожала, хотя и пыталась стоять неподвижно, как статуя. Да, ее дух не сломлен, и он был рад этому! Он не сломает ее — а только укротит, хотя укротить полностью дикое животное невозможно. И удовольствие от предвкушения этого наслаждения окатило его, как целительный бальзам.
Протянув руку, он впервые коснулся ее. Коснулся так, как коснулся бы своей кровной арабской кобылы, чтобы приласкать. Медленно, осторожно он провел рукой от плеча до ягодиц.
— Не бойся, моя прекрасная Муна, — сказал он низким бархатным голосом. Однако Скай не смогла удержать приступа легкой дрожи — его тон напомнил ей мурлыканье сытого кота. Крепко охватив ее за талию, он привлек ее поближе, и его губы мягко коснулись ее губ. Потом, к ее удивлению, он отпустил ее, но в это время его вторая рука плотно охватила ее грудь. Ее рука инстинктивно дернулась, чтобы сбросить его руку, но он циничным тоном предостерег ее:
— Нет, Муна, это мое право — теперь ты принадлежишь мне. Я буду осторожен, моя прелесть, но ведь ты не девственница, чтобы бояться меня. — Он развязал шелковую ленту на ее голове, и ее длинные черные волосы упали на плечи.
— Ты чужой, — прошептала она. К собственному удивлению, Скай осознала, что и в самом деле боится этого мужчину, но самое ужасное — не понимала почему.
— Это не важно, — ответил он. — Ты моя, ты прекрасна, и я тебя хочу. — Его большой палец непрерывно поглаживал ее твердеющий сосок, и Скай пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы не застонать. — У тебя прекрасная грудь, — продолжал он, — посмотри, Муна, как идеально легла она в мою руку, лишь немного переполняя ее. Да, пожалуй, у тебя самая прекрасная грудь из виденных мной. — Он улыбнулся ей. — Банщицы сказали, что ты не девственница и вроде бы у тебя есть дети. Ты была замужем, моя прелесть?
— Да, господин, я вдова. У меня два маленьких сына, которые теперь осиротели и отданы на милость родственникам моего умершего мужа. — Она печально склонила голову.
— Ты вскармливала своих детей?
— Немного, господин. Их отдавали кормилице, так как в моей среде женщины должны были посещать двор вместе с мужьями. Я не могла одновременно кормить детей и появляться при дворе.
Так она столь знатного рода! Это произвело впечатление на Кедара и понравилось ему. Он решил, что она непременно будет иметь детей от него. Но уже сейчас его страсть к ней была так велика, что он решил: она не будет тратить время на их вскармливание. Ведь она может вскармливать его. Его мать кормила его молоком до шести лет, и вкус женского молока, которое так нравилось ему, не забылся и по сей час. Мысль о том, что он может одновременно находиться внутри Муны и пить ее молоко так возбудила его, что он бессознательно крепко сжал ее грудь в руке. Скай вскрикнула от боли, и внезапно пришедший в себя Кедар принялся нежно гладить ее, приговаривая:
— Прости меня, Муна, моя прекрасная, я просто потерял рассудок от вида твоих прелестей. — Он начал сосать ее грудь, время от времени цокая языком и осведомляясь, не оставит ли он синяки на ее нежной коже.
«О Боже! — подумала Скай. — Для него я всего лишь вещь! Он чувствует лишь потребность во владении мной, только желание насытить свою страсть!»
Рука Кедара вернулась к исследованию ее тела, он начал поглаживать ее трепещущий живот. Его прикосновение обжигало Скай, как огнем, но его страстная ласка возбуждала в ней только страх. «Знал ли Осман, что за человек его племянник?»— подумала она. Он не удовлетворится ее телом, он пожелает пойти дальше, он захочет ее. Ее душу и ее разум вместе с ее телом. Сумеет ли она противостоять ему? Ее тело уже начинало предательски отвечать на его прикосновения.
Его пальцы двинулись к началу расщелины внизу живота, они медленно двигались вверх и вниз, очень нежно, но настойчиво. «Нет, я не должна допустить этого», — мелькнула в ее голове мысль, но ее ноги стали словно ватными, и тут он спросил:
— Скажи мне. Мука, как это было впервые? Он был нежен? Тебе понравилось?
— О господин… — Ее стыдливость была потрясена этим вопросом, и она почти зарыдала, вспомнив Найла и как он это сделал с ней впервые.
— Скажи! — прошептал он ей на ухо. Его язык осторожно прикасался к внутренности ушной раковины, а пальцы проникали все глубже в ее пещеру, стремясь извлечь мед из потаенных глубин ее разгоряченного тела.
— Д-да… он был нежен, — прошептала она в ответ, — да, мне понравилось.
— Он был хорошим любовником, моя прекрасная Муна?
— О господин, я была девушкой, когда вышла замуж. У меня был только один мужчина. Откуда же мне знать? — Это соответствовало легенде, которую сочинил Осман, и ей следовало придерживаться ее в деталях, иначе Найл погиб.
Кедар, довольный, улыбнулся. Это он и хотел услышать, ему не хотелось иметь дело с ветреницей, каковы большинство замужних европеек. И хорошо, что ее муж был нежным и ласковым любовником, к тому же единственным ее мужчиной. Значит, она не боится секса, это хорошо. А если ее муж и был хорошим любовником, это не важно — Кедар все равно лучше. К рассвету у нее будет с чем сравнивать — и он уверен, что ее предыдущий повелитель от этого сравнения проиграет.