— Да, — сказал отец Браун, — но война была. Рыба может снова оказаться под землей, а потом опять выйдет на поверхность. Как заметил святой Антоний Падуанский, только рыбы спасаются во время потопа.
Крылатый кинжал[117]
В жизни отца Брауна наблюдался период, когда ему было трудно без легкой дрожи повесить на вешалку свою шляпу. Причина подобной идиосинкразии заключалась в незначительном эпизоде куда более сложных событий, однако дни его протекали так бурно и насыщенно, что ничего, кроме этого эпизода, в памяти не сохранилось. Связан он был с обстоятельствами, вынудившими доктора Бойна, приписанного к полиции врача, в один особенно морозный декабрьский день послать за священником.
Доктор Бойн был рослый темноволосый ирландец, один из тех загадочных, полных противоречий уроженцев Изумрудного острова, которых можно встретить по всему миру. Они долго и пространно рассуждают о научном скептицизме, материализме и цинизме, однако никогда и не помыслят соотнести религиозные обряды с чем-то иным, кроме традиционных верований своей родины. Трудно сказать, является ли их набожность красивым фасадом или же представляет собой глубокую убежденность. Скорее всего, она и то и другое, а в середине лежит толстый слой материализма. В любом случае, когда врач решил, что события могут быть связаны с духовными материями, он попросил прибыть к нему отца Брауна, не скрывая, что предпочел бы, чтобы дело обстояло именно так.
— Знаете, я не до конца уверен, нужны ли мне именно вы, — произнес он, поздоровавшись. — Я пока что во всем сомневаюсь. Пусть меня повесят, если я понимаю, кто вообще нужен в этом деле — врач, полицейский или священник.
— Ну, — улыбнулся в ответ отец Браун, — поскольку, как я полагаю, вы сочетаете в себе полицейского и врача, я, похоже, оказываюсь в меньшинстве.
— Должен признать, что вы из тех, кого политики называют «просвещенным меньшинством», — отозвался врач. — В том смысле, что мне известно, что вам доводилось работать и в нашей области. Однако чрезвычайно затруднительно сказать, по вашей части это дело или по нашей. Возможно, оно исключительно по линии комиссии по попечению над душевнобольными. Мы только что получили письмо от человека, живущего поблизости в том белом доме на холме. Он просит защиты, поскольку его преследуют и угрожают убийством. Мы в меру своих сил постарались выяснить факты. Вероятно, мне надо изложить вам эту историю, как она развивалась с самого начала.
Некий Эйлмер, богатый землевладелец из Западной Англии, женился довольно поздно, в браке у него родились три сына: Филип, Стивен и Арнольд. Однако еще холостяком, когда он думал, что останется без наследника, Эйлмер усыновил мальчика по имени Джон Стрейк, которого считал очень способным и подающим большие надежды. Происхождение приемного сына Эйлмера было довольно туманным: одни говорили, что он подкидыш, другие — что цыган. Полагаю, что последнее связано с тем, что Эйлмер на старости лет не на шутку увлекся мрачным оккультизмом, хиромантией и астрологией. Его сыновья заверяли, что Стрейк поощрял его увлечения. Однако кроме этого братья много чего еще говорили. Они рассказывали, что Стрейк поразительный негодяй и особенно поразительный лжец, своего рода гений сиюминутной лжи, которую преподносил так, что мог обмануть любого сыщика. Но в свете случившегося это может быть естественным предубеждением.
Возможно, вам удастся в общих чертах представить, что произошло. Старик практически все завещал приемному сыну, а когда умер, его родные сыновья опротестовали завещание. Они заявили, будто отец был так запуган, что лишился воли и, если говорить честно, превратился в бессвязно бормочущего идиота. Сыновья утверждали, что Стрейк, несмотря на все усилия родных и врачей, изощренными и хитроумными способами пробирался к Эйлмеру-старшему и терроризировал его на смертном одре. В любом случае, сыновьям, похоже, удалось доказать наличие у покойного серьезных психических отклонений, поскольку суд аннулировал завещание и сыновья получили наследство. Говорят, что Стрейк разразился жуткими ругательствами и поклялся одного за другим убить всех троих. Он заявил, что ничто не спасет их от его мести. За защитой в полицию обратился третий и последний из братьев, Арнольд Эйлмер.
— Третий и последний, — повторил священник, мрачно глядя на врача.
— Да, — сказал Бойн. — Двое других погибли.
После недолгого молчания доктор продолжил:
— Вот тут и начинаются сомнения. Нет доказательств того, что они были именно убиты, однако подобное вполне могло произойти. Старший брат, сделавшийся помещиком, якобы покончил с собой в саду. Средний, ставший промышленником, получил у себя на фабрике удар по голове какой-то машиной. Весьма вероятно, что он мог поскользнуться и упасть. Однако если их убил все-таки Стрейк, то он, несомненно, очень хитроумно все придумывает и мастерски ускользает. С другой стороны, очень вероятна мания преследования, основанная на совпадении. Послушайте, мне нужен человек толковый и с жизненным опытом, лицо неофициальное, который мог бы сходить побеседовать с этим мистером Арнольдом Эйлмером и составить о нем впечатление. Вы знаете, что такое человек, одержимый навязчивой идеей, и как ведет себя тот, кто говорит правду. Мне хотелось бы, чтобы вы сыграли роль авангарда, прежде чем мы возьмемся за это дело.
— Представляется довольно странным, — ответил отец Браун, — что вам не пришлось взяться за него раньше. Если в нем что-то действительно есть, эта история, похоже, тянется уже довольно давно. Есть ли какая-то особая причина, почему он обратился к вам за помощью лишь сейчас, а не в другое время?
— Мне это, как сами понимаете, приходило в голову, — ответил доктор Бойн. — Причину Арнольд Эйлмер приводит, но, признаться, она такова, что заставляет меня задуматься, не является ли все это дело капризом полоумного сумасброда. Он заявил, что вся его прислуга внезапно забастовала и ушла, поэтому ему пришлось обратиться в полицию, чтобы та взяла на себя охрану его дома. Наведя справки, я убедился в том, что «великий исход» прислуги из дома на холме и вправду имел место. Разумеется, город наполнился слухами, причем, смею заметить, весьма односторонними. Прислуга утверждает, что хозяин сделался совершенно невозможным в своих опасениях, страхах и требованиях. Он хотел, чтобы слуги охраняли дом, как часовые, или находились рядом с ним, как ночные сиделки в больницах. Он ни на минуту не оставлял их в покое, потому что ему нельзя быть одному. Поэтому они в один голос заявили, что он ненормальный, и потребовали расчет. Конечно, это не доказывает, что он не в себе. Однако в наши дни кажется довольно странным, что человек может требовать от камердинера или горничной, чтобы они действовали как вооруженная охрана.
— И поэтому, — с улыбкой произнес священник, — ему нужен полицейский, чтобы выполнять обязанности горничной, поскольку горничная отказалась выполнять обязанности полицейского.
— Я тоже счел это довольно странным, — согласился врач, — но не могу взять на себя ответственность категорически отказать, не попытавшись найти компромисс. И отыскать его прошу именно вас.
— Очень хорошо, — без обиняков сказал отец Браун. — Если хотите, я отправлюсь к нему.
Холмистые окрестности города прочно сковал мороз, небо было ясным и холодным, как сталь, разве что на северо-востоке начинали собираться окруженные мертвенно-бледным сиянием тучи. На фоне этих темных и несколько зловещих пятен белел стоящий на холме дом с короткой колоннадой на фасаде в классическом стиле. Сквозь пологую лощину к дому вела извилистая дорога, терявшаяся в густом темном кустарнике. У самого края кустов воздух, казалось, стал холоднее, будто бы отец Браун приблизился к ледяному дворцу или к Северному полюсу. Однако священник был человеком в высшей степени трезвомыслящим и рассматривал подобные фантазии только как фантазии. Он лишь бросил взгляд на наползавшую на дом огромную зловещую тучу и весело заметил:
— Скоро снег пойдет.
Сквозь ажурные кованые воротца в итальянском стиле священник вошел в сад, на котором лежала печать явного запустения, свойственная лишь подчиненным ранее строгому порядку местам. Мороз припудрил темно-зеленые ветви серебряным инеем, высокая сорная трава неровной каймой оторачивала цветочные клумбы, а сам дом словно по пояс утопал в густой поросли невысоких кустов. Деревья там были по большей части вечнозеленые и очень выносливые, они казались могучими, но слишком по-северному холодными, чтобы считать окружавшую дом растительность пышной. Ее можно было бы назвать арктическими джунглями. Столь же причудливо и противоречиво в некотором смысле выглядел и сам дом с колоннадой и классическим фасадом, который мог бы выходить на средиземноморский берег, но теперь, похоже, чахнул и блекнул на ветрах с Северного моря. Классические орнаменты лишь подчеркивали контраст. Кариатиды и резные трагические и комические маски взирали с углов здания на серое переплетение садовых дорожек, и лики их казались скованными морозом. Спиральные завитки капителей туго свернулись, будто от холода.
Отец Браун поднялся по заросшим травой ступенькам на просторное крыльцо с высокими колоннами по обеим сторонам и постучал в парадную дверь. Примерно через четыре минуты постучал снова. Затем повернулся спиной к двери и стал терпеливо ждать, глядя на погружающийся в сумерки пейзаж. Тот становился все темнее по мере того, как на него наползала тень от облаков, пришедших с севера. Священник взглянул на чернеющие над ним колонны портика и увидел переливчатый край огромной тучи, проползающей над крышей и нависшей над ней, словно гигантский полог. Этот полог с переливчатой цветной бахромой опускался все ниже и ниже, пока в недавно ясном и бледном зимнем небе не остались лишь серебристые ленточки и обрывки уходящего заката. Отец Браун ждал, но из дома не раздавалось ни звука.
Тогда он быстро спустился по ступенькам и обогнул дом в поисках другого входа. В конце концов он его нашел: боковую дверь в стене. Забарабанил в нее и снова подождал. Затем потянул за ручку и обнаружил, что она заперта изнутри на ключ или засов. Потом двинулся вдоль стены, прикидывая возможные местоположения хозяина и гадая, не забаррикадировался ли этот эксцентричный мистер Эйлмер так крепко, что не слышит даже стука. Или, возможно, он делает это именно сейчас, решив, что стук возвещает о появлении жаждущего мести Стрейка. Вполне вероятно, что уходившие утром слуги оставили открытой всего одну дверь и хозяин ее запер. Однако что бы он ни сделал, вряд ли прислуга в тот момент озаботилась безопасностью жилища. Отец Браун продолжал обходить дом, не очень большой, хотя и немного вычурный, и через несколько минут обнаружил, что сделал полный круг. Секундой позже он заметил то, что так упорно искал. Доходящее до пола двустворчатое окно одной из комнат, снаружи густо увитое плющом, было слегка приотворено, его, несомненно, по случайности забыли закрыть. Шагнув внутрь, священник оказался в большой комнате, обставленной хоть и с удобством, но довольно старомодно. Оттуда с одной стороны шла лестница наверх, а с другой находилась дверь в соседнее помещение. Прямо перед священником оказалась еще одна дверь с красными стеклами, немного безвкусная для современников отца Брауна. Витраж напоминал фигуру в красном облачении. Справа на круглом столике стояло нечто вроде аквариума: огромная стеклянная чаша с зеленоватой водой, где плавали рыбы и всякая мелкая живность. Прямо напротив аквариума располагалась пальма с очень большими зелеными листьями. Все вокруг было таким пыльным, таким закостенело-викторианским, что телефон в полуприкрытой занавеской нише совершенно не вписывался в обстановку.