— Что вы имеете в виду?
— Понимаете… — очень медленно проговорил отец Браун, теребя пуговицу и рассеянно глядя на зеленые волны в последних лучах заката. — Понимаете, я пробовал заговорить с ним по-дружески… по-дружески и не слишком шутливо, что он, как в древности, совмещает проповедь с рыбной ловлей. Мне казалось, сравнение с ловцами живых душ напрашивалось само собой, но этот человек запрыгнул обратно на свой железный насест и крикнул оттуда хрипло: «Что ж, по крайней мере, я вылавливаю мертвые тела».
— О Боже! — воскликнул Магглтон, тараща глаза.
— Да, — сказал священник. — Меня тоже удивил такой ответ на полушутливое замечание незнакомца, который прыгает на пляже с детьми.
Сыщик некоторое время смотрел на него пристально, потом воскликнул:
— Вы же не думаете, что он как-то связан с трагедией?
— Я думаю, — ответил отец Браун, — что он может пролить на нее свет.
— Я уже ничего не понимаю, — признался сыщик, — и не верю, что кто-нибудь способен пролить свет на эту загадку. Она как хаос бурных волн в кромешной тьме, тех волн, в которые… в которые он упал. Полнейшая бессмыслица: рослый человек исчезает, как мыльный пузырь, и никто… — Он внезапно оборвал свою речь и уставился на священника, который по-прежнему теребил пуговицу и глядел на прибой. — Почему вы так смотрите? Уж не хотите ли сказать, что видите в этой истории какой-то смысл?
— Лучше бы ей оставаться бессмыслицей, — тихо произнес отец Браун. — Однако если вы спрашиваете, то да, я вижу в ней определенный смысл.
Наступила долгая тишина, затем Магглтон внезапно заторопился.
— Сюда направляется секретарь покойного, — сказал он. — Не буду вас больше задерживать. Пойду поговорю с вашим безумным рыбаком.
— Post hoc propter hoc?[165] — с улыбкой спросил священник.
— Я не нравлюсь секретарю, и секретарь не нравится мне, — с порывистой искренностью ответил сыщик. — Он задает множество вопросов, которые ни к чему не ведут, кроме ссоры. Может, он обижен, что мистер Брюс обратился ко мне, а не удовольствовался помощью своего красавчика-секретаря. До встречи.
И Магглтон побрел по песку к странному проповеднику — тот уже забрался на свой насест и в зеленых сумерках походил на исполинскую медузу, которая колышет в море ядовитыми щупальцами.
Секретарь издалека выделялся в пляжной толпе безупречной строгостью цилиндра и фрака. Отец Браун, не собиравшийся искать правых и виноватых в ссоре между сыщиком и секретарем, невольно почувствовал себя на стороне Магглтона. Мистер Антони Тейлор, секретарь, обладал исключительно презентабельной внешностью. В его правильных чертах сквозили ум и твердость характера. Он был белокож, губы сжимал плотнее, чем большинство людей, темные волосы расчесывал на прямой пробор. Единственное, что могло оправдать легкую иррациональную неприязнь к нему, в описании может представиться странным, но тем не менее у отца Брауна возникло чувство, что секретарь разговаривает ноздрями. Плотно сжатый рот подчеркивал их необычную подвижность, будто мистер Тейлор постоянно принюхивался по-собачьи. Речь его, трескучая и быстрая, как пулеметная очередь, была под стать нервному лицу, хотя совсем не шла к рафинированному облику.
— Полагаю, никаких трупов волнами на берег не вынесло, — начал секретарь без предисловий.
— Ни о чем таком не сообщали, — ответил отец Браун.
— Никаких трупов великанов-убийц в красных шарфах, — продолжал мистер Тейлор.
— Никаких, — согласился отец Браун.
Некоторое время губы секретаря не двигались, однако его ноздри трепетали презрением, которое вполне можно было назвать красноречивым. Когда он вновь заговорил, то заметил коротко:
— Вот идет инспектор. Наверняка его люди прочесали всю Англию в поисках шарфа.
Инспектор Гринстед, седой и смуглый, с бородкой клинышком, обратился к отцу Брауну куда уважительнее, чем секретарь:
— Вам будет интересно узнать, сэр, что мы не обнаружили никаких следов человека, который ускользнул с пирса согласно показаниям очевидцев.
— Вернее, не ускользал оттуда согласно показаниям очевидцев, поскольку единственные очевидцы, сторожа, его не видели, — заметил секретарь.
— Мы обзвонили все участки, следим за всеми дорогами, — продолжал инспектор. — Ему практически невозможно было сбежать из Англии. Такое впечатление, что его нигде нет.
— Его никогда нигде не было, — трескуче выпалил секретарь.
Инспектор глянул на него непонимающе, однако лицо отца Брауна просветлело, и он поинтересовался беспечно:
— Вы хотите сказать, что этот человек — миф? Или, вернее, ложь?
— Вы наконец-то додумались, — произнес секретарь, втягивая воздух трепетными ноздрями.
— Эта мысль пришла мне первой, — откликнулся отец Браун. — Разумеется, так должен был подумать всякий, услышав ничем не подкрепленную историю о странном убийце на одиноком пирсе. Проще говоря, вы утверждаете, что Магглтон не слышал, как застрелили миллионера. Возможно, вы хотите сказать, что Магглтон сам его и убил.
— Магглтон, на мой взгляд, довольно темная личность, — объявил секретарь. — О том, что произошло на пирсе, мы знаем лишь с его слов — из неправдоподобной сказочки про исчезнувшего великана. Получается, что он сам признает себя глупцом и разиней, который не уберег клиента.
— Да, — ответил отец Браун. — Мне по душе люди, которые признают себя глупцами и разинями.
— Не понимаю вас, — резко заявил его собеседник.
— Наверное, дело в том, что мир полон глупцами и разинями, которые себя ими не признают, — со вздохом промолвил отец Браун и, помолчав, добавил: — Но даже если он глупец и разиня, отсюда не следует, что он убийца и лжец. И не забывайте, что есть документ, подтверждающий его рассказ: письмо, где миллионер говорит о своем мстительном брате. Пока вы не доказали, что оно поддельное, вам остается признать, что Брюса, возможно, и впрямь преследовал человек, у которого был реальный мотив. Вернее, мне следовало сказать, реально задокументированный мотив.
— Я не совсем понимаю ваши слова о мотиве, — заметил инспектор.
— Ах, любезный, — проговорил отец Браун, от нетерпения срываясь на фамильярность. — Какой-нибудь мотив есть у всякого. Учитывая, как Брюс сделал состояние, как вообще миллионеры зарабатывают деньги, любой захотел бы сбросить его в море. Для многих такой поступок стал бы почти машинальным. Мистер Тейлор мог бы его убить…
— Что?! — воскликнул мистер Тейлор, и его ноздри заметно расширились.
— Я мог бы его убить, — продолжал отец Браун, — nisi me constringeret ecclesiae auctoritas[166]. Всякий, кроме истинного праведника, испытал бы желание восстановить справедливость таким простым, таким очевидным способом: я, вы, мэр города или торговец оладьями. И лишь один человек никогда бы этого не сделал: частный сыщик, которому Брюс обещал пять фунтов в неделю.
Секретарь мгновение молчал, затем фыркнул и проговорил:
— Если вы о предложении в письме, то прежде стоит на него глянуть. Быть может, вся история сфабрикована от начала и до конца. Ваш сыщик даже не скрывает, что исчезновение горбатого великана неправдоподобно и необъяснимо.
— Да, — ответил отец Браун, — это мне и нравится в Магглтоне. Он ничего не скрывает.
— И все же, — продолжал Тейлор, взволнованно раздувая ноздри, — и все же он не в силах доказать, что высокий человек в шарфе действительно существовал или существует, а все разыскания полиции и слова очевидцев свидетельствуют, что не существует. Нет, отец Браун. У вас есть лишь один способ оправдать маленького прохвоста, который вам чем-то нравится: предъявить воображаемого убийцу. А именно этого вы сделать не в состоянии.
— Кстати, мистер Тейлор, вы ведь пришли из гостиницы, где Брюс снимал номер? — рассеянно спросил священник.
Тейлор слегка опешил и ответил чуть ли не с запинкой:
— Да, он обыкновенно снимал именно этот номер. Однако на сей раз я не успел повидаться с мистером Брюсом.
— Разве вы не приехали вместе на машине или на поезде? — осведомился Браун.
— Я приехал на поезде и привез его багаж, — нетерпеливо сообщил секретарь. — Видимо, что-то его задержало. В последний раз мы виделись в Йоркшире перед отъездом мистера Брюса, неделю или две назад.
— Тогда получается, — очень мягко проговорил священник, — что если не Магглтон видел Брюса последним на голом пирсе, то последним его видели вы на голых йоркширских пустошах.
Тейлор побледнел, однако усилием воли совладал с трескучим голосом и произнес спокойно:
— Я не утверждал, будто Магллтон не видел Брюса на пирсе.
— Да, но почему? — поинтересовался отец Браун. — Если он выдумал одного человека на пирсе, почему бы ему не выдумать двоих? Разумеется, мы знаем, что Брюс существовал, однако нам неведомо, что было с ним в последние недели. Возможно, он не покидал Йоркшира.
Весь светский лоск секретаря улетучился, а его трескучий голос сорвался почти на визг:
— Вы просто передергиваете! Увиливаете от ответа! Бросаете мне безумные обвинения, поскольку не можете ответить на мой вопрос!
— Погодите-ка, — задумчиво проговорил отец Браун, — а в чем состоял ваш вопрос?
— Вы прекрасно знаете, в чем он состоял, и отлично понимаете, что, черт побери, не можете на него ответить! Где человек с шарфом? Кто его видел? Кто о нем слышал или говорил, кроме вашего лгунишки? Если хотите нас убедить, предъявите его! Можно сколько угодно утверждать, что он прячется на Гебридских островах или в Перу, но я отлично знаю, что его никогда не было! Так где он?
— Думаю, вон там, — ответил отец Браун, глядя туда, где волны били в металлические колонны пирса и где на фоне зеленовато светящейся воды четко различались силуэты рыбака-проповедника и частного сыщика. — Я хочу сказать, в сети, которая полощется в море.
Как ни удивился инспектор, он сразу вспомнил о своих обязанностях и зашагал вниз по берегу, крикнув на ходу: