Столовая была обставлена, как капитанская каюта, правда, не елизаветинская, а современная. Да, тут были три скрещенные абордажные сабли над камином и пожелтелая карта шестнадцатого века с тритонами и парусниками средь завитушек волн. Однако первым делом в глаза бросались не они, а превосходные чучела ярких латиноамериканских птиц, причудливые тихоокеанские раковины и туземные орудия затейливой формы, предназначенные то ли для убийства, то ли для кулинарной обработки врагов. Экзотический колорит усиливался тем, что кроме дворецкого у адмирала было лишь двое слуг, оба — негры в ярко-желтых ливреях. Привычно анализируя собственные впечатления, священник подумал, что куцые фалды и цвет ливрей подразумевают слово «канарейка», от которого недалеко до Канарских островов и плаваний на юг. Под конец обеда слуги удалились, избавив гостей от своих черных лиц и желтых фраков; остались только желтое лицо и черный фрак дворецкого.
— Сожалею, что вы так беспечно относитесь к древнему проклятию, — сказал Фэншо хозяину. — Я привез сюда друзей с мыслью, что они смогут вам помочь, поскольку оба сведущи в подобных вопросах. Неужто вы совсем не верите в семейную легенду?
— Я ни во что не верю! — отрезал Пендрагон, возводя очи к алой тропической птице. — Только в науку!
К изумлению Фламбо, его друг-священник, вполне очнувшийся от недавнего полузабытья, живо подхватил тему. Они с хозяином беседовали о естественной истории, делясь самыми неожиданными сведениями, пока дворецкий не подал десертные вина с фруктами и сыром и не вышел из комнаты. Тогда отец Браун проговорил, не меняя тона:
— Не сочтите за дерзость, адмирал, я спрашиваю не из любопытства, а ради нашего и вашего удобства. Сильно ли я ошибусь, предположив, что вы не хотите обсуждать семейную легенду в присутствии вашего дворецкого?
Адмирал поднял безбровые дуги над глазами и воскликнул:
— Не знаю, с чего вы взяли! Я просто не выношу этого малого на дух, хотя не могу без повода уволить фамильного слугу. Фэншо, наверное, скажет, что меня подсознательно страшат черные испанские волосы.
Фламбо стукнул кулаком по столу.
— Клянусь Богом! — вскричал он. — Такие же волосы были у той девушки!
— Надеюсь, сегодня все закончится, — продолжил хозяин, — как только мой племянник благополучно сойдет на берег. Вижу, вы удивлены. Ладно, расскажу вам всю историю. У моего отца было двое сыновей. Я остался холостяком, а мой старший брат женился. Его единственный сын и наследник стал моряком, как все мы. Отец мой, человек довольно необычный, сочетал предрассудки Фэншо с изрядной долей моего скептицизма — они постоянно боролись в нем, и после первого моего плавания он решил убедиться: истинно существует проклятие или это не более чем бабьи сказки. Если все Пендрагоны уходят в море, сказал отец, шансы погибнуть так велики, что ничего не доказывают. А вот если отправляться по одному, строго в порядке наследования, станет ясно, действительно ли нашу семью преследует злой рок. Я нашел затею нелепой и яростно спорил с отцом. Честолюбие мое было уязвлено — теперь я мог уйти в плавание лишь после собственного племянника.
— Однако ваши отец и брат, — очень мягко проговорил священник, — погибли в море?
— Да! — проревел адмирал. — По той самой чудовищной случайности, на которой строятся все мифологии, оба потерпели крушение. Отца, который возвращался из Атлантики, вынесло волнами на корнуолльские скалы. Корабль брата затонул, никто не знает где, по пути из Тасмании. Тела так и не нашли. Говорю вам, причины были самые естественные. Утонуло много людей, не только Пендрагоны, и навигаторы не видят в обоих происшествиях ничего загадочного. Однако суеверные толки, разумеется, вспыхнули с новой силой; людям везде мерещилась горящая башня. Вот почему я говорю, что с возвращением Уолтера все уляжется. Его невеста должна была приехать сегодня, но я опасался, как бы ее не напугала какая-нибудь случайная задержка, и телеграммой попросил повременить до окончательных известий. Впрочем, Уолтер почти наверняка будет здесь нынче ночью, и вся история завершится в дыму — сигарном дыму. Мы прикончим старую ложь, когда прикончим эту бутылку.
— Вино прекрасное, — заметил отец Браун, поднимая бокал, — а вот винопийца очень неуклюж. От всего сердца прошу меня простить, — извинился священник, ибо он пролил на скатерть немного вина. Однако его рука дрогнула не только от неуклюжести: патер увидел в окне за спиной адмирала смуглое девичье лицо, похожее на трагическую маску.
После паузы отец Браун заговорил в обычной кроткой манере:
— Адмирал, сделайте одолжение. Позвольте мне и моим друзьям, если они захотят, переночевать сегодня у вас в башне. Известно ли вам, что каждый священник едва ли не в первую очередь экзорцист?
Пендрагон вскочил и быстро заходил по комнате — лицо за окном мгновенно исчезло.
— Говорю вам, ничего потустороннего в этой истории нет! — прогремел он звенящим от гнева голосом. — Одно я знаю точно. Можете назвать меня атеистом. Да, я атеист. — Тут адмирал обратил к священнику перекошенное лицо. — Никакого проклятия нет! Все объясняется вполне естественными причинами.
Отец Браун улыбнулся:
— В таком случае ничто не мешает мне переночевать в вашем очаровательном летнем домике.
— Чушь несусветная! — вскричал хозяин, выстукивая по спинке стула барабанную дробь.
— Извините меня великодушно за все, включая пролитое вино, — участливо произнес Браун. — Мне кажется, горящая башня пугает вас гораздо больше, чем вы готовы признать.
Адмирал Пендрагон опустился на стул так же резко, как за минуту до того встал. Некоторое время он сидел молча, затем проговорил тихо:
— Идите, если вам взбрендило, и пеняйте на себя, если с вами что-нибудь случится. Разве вы сами не стали бы атеистом, чтобы сохранить рассудок среди всей этой чертовщины?
Три часа спустя Фэншо, Фламбо и священник все еще гуляли по темному саду, и спутники отца Брауна постепенно начали понимать, что он не намерен сегодня ложиться ни в доме, ни в башне.
— Газон зарос сорняками, — сонно объявил патер. — Если бы я нашел тяпку, то прополол бы его сам.
Друзья пошли за священником, со смехом убеждая того одуматься, на что он очень серьезно прочел им короткую назидательную проповедь: мол, нельзя упускать случая хоть в чем-нибудь помочь ближним. Тяпки он не нашел, зато отыскал старую метлу и принялся энергично сметать с травы палую листву.
— Малое, но полезное дело, — приговаривал отец Браун с идиотским благодушием. — Джордж Герберт сказал: «Кто адмиральский газон в Корнуолле метет, как для Тебя, того бесценен труд»[88]. А теперь, — внезапно сказал он, отбрасывая метлу, — давайте польем цветы.
С тем же смешанным чувством они наблюдали, как патер разворачивает длинный шланг, задумчиво бормоча:
— Наверное, сначала красные тюльпаны, потом желтые. Вам не кажется, что они немного поникли от недостатка влаги?
Он повернул крантик, и вода ударила струей, прямой и жесткой, словно длинный стальной прут.
— Эй, Самсон! — воскликнул Фламбо. — Вы сбили тюльпану головку!
Отец Браун горестно взглянул на обезглавленный цветок.
— Мой полив оказался довольно радикальным, — заметил он, почесывая в затылке. — Нет, надо было мне все-таки найти тяпку. Видели бы вы меня с тяпкой! Кстати, об орудиях. Фламбо, ваша трость со шпагой при вас? Отлично! А вы, сэр Сесил, можете взять саблю, которую бросил адмирал. Какое все серое!
— Должно быть, туман с реки, — предположил Фламбо.
Он не успел договорить, как на верхнем ярусе террасированного газона появился косматый садовник. Потрясая граблями, он проревел:
— Положите шланг! Положите шланг и убирайтесь, откуда…
— Я очень неуклюж, — жалобно пояснил преподобный джентльмен. — Знаете, за обедом вино пролил.
Он виновато взмахнул рукой со шлангом. Ледяная струя пушечным ядром ударила садовнику в лицо. Тот качнулся и рухнул на спину, задрав ноги в огромных башмаках.
— Какой ужас! — воскликнул отец Браун, изумленно взирая на дело своих рук. — Я сбил человека!
Мгновение он стоял, опустив голову, будто к чему-то прислушиваясь, потом затрусил к башне, по-прежнему таща за собой шланг. Она была близко, однако ее силуэт выглядел странно размытым.
— Ваш речной туман странновато пахнет, — сказал отец Браун.
— Да, клянусь Богом! — воскликнул Фэншо, бледнея. — Но вы же не думаете…
— Я думаю, — отозвался отец Браун, — что одно из научных пророчеств адмирала сегодня сбудется. История завершится в дыму.
Пока он говорил, перед ними словно расцвела исполинская роза божественного алого цвета, однако сопровождавший это треск походил на бесовский хохот.
— О Боже, что это? — крикнул сэр Сесил Фэншо.
— Знак горящей башни, — ответил отец Браун, направляя струю из шланга в середину алого пятна.
— Какое счастье, что мы не легли спать! — вскричал Фэншо. — Надеюсь, пожар не перекинется на дом.
— Как вы помните, — тихо заметил отец Браун, — изгородь, по которой он мог бы перекинуться, срублена накануне.
Фламбо вперил в друга наэлектризованный взгляд, однако Фэншо лишь проговорил рассеянно:
— Главное, что никто не погибнет в огне.
— Это довольно примечательная башня, — произнес отец Браун. — Когда она решает кого-то погубить, то губит людей вдалеке от этого места.
В тот же миг на фоне ночного неба вновь появилась огромная фигура садовника. Борода его развевалась, он взмахом руки звал кого-то за собой, только в руке вместо грабель была теперь абордажная сабля. За ним показались двое негров, тоже вооруженные старыми саблями, висевшими прежде над камином. Чернолицые, облаченные в желтое и озаренные багровыми отблесками, они казались адскими демонами с пыточными орудиями в руках. Из сада долетел голос, отдающий им краткие приказания, и при звуке этого голоса лицо священника посуровело.
Однако он не утратил спокойствия и смотрел лишь на алое пятно, которое поначалу росло, а теперь понемногу съеживалось, шипя под длинным серебристым копьем воды. Отец Браун держал палец на конце шланга, направляя струю точно в цель; он только по слуху да краем глаза следил за кутерьмой в глубине островного сада. Друзья получили от него лишь два коротких указан