– Это не река, а канава, – жаловалась Дели, – большая сточная канава, полная грязной воды.
– Но ее надо видеть в половодье, когда берега покрываются водой, – не согласился Брентон. – Ты не поверишь, капитан Ренделп однажды провез груз шерсти на двадцать миль в сторону от основного русла реки. Тогда равнина видна на многие мили вокруг. Дрова в такое время привозят на лодке из верховьев реки. А там, где нет воды, можно видеть мираж, колеблющийся на горизонте, точно большое озеро. Это потрясающая страна, не то что твоя крохотная Виктория, озелененная капустными грядками.
– Мне больше по сердцу Муррей, – упрямо сказала Дели. – Здесь даже рисовать нечего: ни перспективы, ни красок. Один лишь серо-бурый цвет.
Она чувствовала себя здесь взаперти, будто в вагоне поезда, покрывающего сотни миль без единой остановки.
В маленьком поселке Менинди, сверкающем оцинкованными крышами, был всего один бар и великое множество коз. «Филадельфия» разгрузила пиво и муку и поспешила дальше. Вода стояла низко, но сезонные дожди, идущие из Квинсленда, уже выпали, и было не похоже, что уровень воды поднимается.
Первая неудача постигла их близ Уилкания. В четыре часа утра из носовой части судна вдруг повалил дым, и они в спешном порядке пристали к берегу. Пожар возник в трюме, где находились взрывоопасные материалы. Команда, включая шкиперов с барж, образовала цепочку, передавая ведра с водой. Взорвался ящик с патронами, гильзы разлетелись во все стороны, к счастью никого не задев.
Еще до взрыва Бен помог Дели сойти на берег. Невозмутимый А-Ли спустился вслед за ними, зажав в руке потрепанное портмоне. Как раз в эту минуту раздался второй взрыв, огонь и осколки упали в воду. Несколько верхних мешков с мукой выбросило взрывом, и с неба посыпался белый дождь. Подброшенная взрывом фляга из-под варенья, лежавшая поверх мешков, исчезла из вида, а когда упала, то едва не проломила китайцу голову. Олимпийское спокойствие бесследно исчезло. Кок выругался и ударился в бега, не забыв, однако, про кошелек. Он пробежал по узкой полоске суши между рекой и ее рукавами и скрылся в темноте.
Дели между тем смазывала ожоги и бинтовала раны, полученные от осколков. Кока хватились только через полчаса. Его нашли в ручье: он плавал по горло в воде, судорожно цепляясь руками за ветку. Когда его выловили, он весь дрожал от холода, однако с кошельком не расставался, вцепившись в него мертвой хваткой. Его напоили горячим чаем и, убедив, что опасность уже позади, уложили в постель, но его еще долго била дрожь и он не мог успокоиться, безуспешно пытаясь объяснить, что же с ним произошло.
Против ожидания, ущерб оказался незначительным: сгорела лишь часть досок в передней части палубы. Выяснилось, что причиной пожара явились мыши, свившие себе гнездо в ящике с серными спичками. Брентон обнаружил также, что у бочонка с пивом, предназначавшимся для Лаута, «совершенно случайно» выбили в суматохе дно, но он предпочел закрыть на это глаза. Команда, в своем большинстве постоянно мучимая жаждой, запаслась буравчиками и соломинками, чтобы ее утолять.
На следующее утро никаких осложнений не предвиделось. Помощник принял от Брентона смену, и тот, не спавший ночь (он никому но доверял управление в ночное время, даже если они шли против течения, то есть на безопасной скорости), пришел в каюту, чтобы немного поспать.
Дели задернула ситцевые занавески на иллюминаторе и собралась выйти. Он растянулся во весь рост на ее койке, не имея сил добраться до своей. Однако, когда она набросила на него покрывало, его рука, безжизненно свесившаяся с койки, вдруг захватила ее запястье, будто стальными тисками.
– Подожди уходить! Мы почти не бываем одни в последнее время.
– Но тебе нужно отдохнуть.
– Кто это сказал? Мне нужна ты.
– Я думала, ты устал.
– Устал, но не очень.
Она вздохнула, но вид у нее был счастливый. Ее подкупала его любовь, его желание; и хотя она еще не вполне научилась отвечать на его страсть (он брал ее грубо, почти жестоко), она находила удовлетворение в том, что, отдаваясь, доставляла ему радость. Разум говорил ей, что он знал эту радость не с одной женщиной, иногда довольствуясь первой попавшейся. Но то, что он любит ее, она не сомневалась.
Помощник капитана пришвартовался к берегу и, не желая проходить Крисмас-Рокс самостоятельно, позвал капитана. Брентон с беспокойством отметил, как мало воды у подножия скал, цепочкой протянувшихся поперек почти всего русла. Если уже сейчас, в начале сезона, дела обстоят таким образом, то что же будет дальше? Существовала опасность быть запертыми здесь, в какой-нибудь луже до конца года.
Под самой Уилканией их обогнал «Уорджери», но без обычных в таких случаях подзуживаний и кошачьих концертов. Только строгий, короткий салют. Поначалу это озадачило команду «Филадельфии», но пришвартовавшись рядом с этим судном и с «Гордостью Муррея», они узнали, в чем дело.
«Провидение» взорвалось под Кинчегой, – сказал Брентону капитан «Уорджери», когда они с Дели нанесли ему визит. Дели стиснула мужу руку, ее полные ужаса глаза впились в капитана.
– Кто-нибудь… пострадал?
– Погибли все, кто был на борту, спасся только один шкипер с баржи. Он рассказал, что судно разнесло на куски, от него ничего не осталось.
– И ребенок… – прошептала Дели, бледная, как полотно.
– И Джордж Блекни, – пробормотал Брентон. – Бедный старина Джордж…
– По мне так это даже лучше, что погибла вся семья, – сказал капитан Ритчи. – Остаться в живых одному – это страшно.
Новость повергла в уныние весь порт, где большинство текучего населения составляли матросы с колесных пароходов, возчики, старатели, стригали, бичи, всегда готовые за малую мзду спроворить вам выпивку.
Уилкания Дели понравилась: настоящий город с долговязыми, небрежно одетыми конными полицейскими на углах улиц, с витринами, забитыми конской сбруей, бубенчиками, путами, с единственной церковью и тринадцатью харчевнями, с массивной каменной тюрьмой и зданием суда. Широкие улицы были затенены зелеными перечными деревьями. После голых дюн и жалких хибарок Пункари и Менинди, Уилкания смотрелась как столичный город.
Пока выгружали бочки с пивом, истомившаяся жаждой команда, пользуясь случаем, вознаграждала себя за длительное воздержание, Дели решила сделать кое-какие покупки. Брентону хотелось отчалить побыстрее, пока его люди не перепились и не затеяли драку с южноавстралийскими матросами, с которыми у них была застарелая вражда. «Гордость Муррея» здесь, на вражеской территории, где им могли угрожать южноавстралийские матросы, из соперника превратилась в союзника.
Отруби, которые Брентон купил близ Суон-Хилла по пять шиллингов за мешок, здесь пошли вчетверо дороже. Верхняя Дарлинг была поражена засухой, и за фураж платили бешеные деньги, чтобы спасти от падежа истощенный скот. Брентон догадался загрузить в недогруженные баржи 1000 мешков отрубей, и это дало ему 750 фунтов прибыли, что с лихвой покрыло ущерб от пожара и прочие убытки.
Когда пришло время выходить, хватились Чарли. Брентон сбился с ног, разыскивая его по всем притонам. Его пришлось тащить на себе. Механик то горланил песни, то матерился из-за того, что «не успел» утолить неутолимую жажду.
Отказавшись идти вслед за капитаном по трапу, он встал на четвереньки, да так и вполз на борт, бормоча что-то насчет «сандвичей» с сырым луком, которые еще никому не причинили вреда. Кочегар развел пары, и Брентон отвел «Филадельфию» на несколько миль выше по течению, подальше от городских соблазнов. Там он остановился, чтобы дать возможность механику и некоторым другим членам экипажа немного протрезветь.
Некоторое время спустя судно отчалило от берега и тронулось вверх по реке, обходя отмели, острова, подводные камни, коряги и острые углы на поворотах.
На берегу по ходу судна спокойно сидела пара диких уток: серо-белая кряква и селезень; они выглядели совсем как домашние. Сменившийся с вахты кочегар Стив принес дробовик и начал в них целиться.
– Не вздумай их подстрелить! – предупредил его выглянувший из рубки Эдвардс.
– В кого хочу, в того и стреляю, – огрызнулся тот.
– Но только не в уток! Как ты сможешь достать утку, если подстрелишь ее?
Чтобы сорвать зло, кочегар выстрелил вверх, в двух орлов с клинообразными хвостами, которые парили так высоко в небе, что казались кусочками черного пепла, поднимающимися над костром. Разумеется, он не мог причинить им вреда, этот угрюмый черный человек с насмешливым голосом. Дели поймала себя на том, что не может привыкнуть к его обезображенному лицу.
Кочегар люто ненавидел китайца и не давал ему ни минуты покоя. «Желтая морда!» – во всеуслышание говорил он всякий раз, когда кок выходил из камбуза, чтобы вылить помои. «Этот суп воняет китаезой», – мог сказать Стив за общим столом.
Обычно китаец никак на это не реагировал, но иногда он поглядывал на Стива с яростным огоньком в глазах. Однажды кочегар позволил себе зайти слишком далеко. Он помогал Чарли протирать двигатель и вышел на корму с промасленной ветошью в руках. Кок как раз высунул голову из камбуза, чтобы определить время по солнцу. Стив размахнулся и влепил грязную, жирную тряпку прямо коку в лицо.
А-Ли отбросил тряпку, вбежал на камбуз и схватил деревянный молоток для отбивания мяса.
– Выходи сюда! – насмехался Стив. – Посмотрим, есть ли у тебя кулаки, желтая морда, тварь вонючая!
– В душу, в бога мать!.. – вне себя закричал А-Ли. – Я тебе показать! Я бить твои поганые зубы!..
Он бросился к кочегару с таким безумным видом, что тот счел за благо ретироваться в туалет, и отсидеться там, пока повар не остынет.
Изо дня в день стояла ясная погода с неизменно чистым небом и раскаленным солнцем. Воздух был горяч и сух. Дели больше не беспокоил кашель, спала она нормально, приступов удушья не было.
Однажды они подошли к полосе берега, возвышающейся над бурым суглинком остальной равнины, футов на пятьдесят. Здесь красный песчаник, оставшийся от древнего внутреннего моря, не был закрыт наносными отложениями реки.