— Да, знаю, я не гожусь для слежки. Но что поделаешь — служба.
К нам приближается молоденькая официантка, чтобы принять заказ. Любезная улыбка, предназначенная мне, и ноль внимания на Петко.
— Два кофе, пожалуйста.
— Одну чашку я уже выпил, — замечает мой друг.
— Ничего. Выпьешь еще одну, чтобы в горле не пересыхало, пока будешь рассказывать.
— И что тебя интересует?
— Все.
— С самого рождения?
— Можно немного попозже. С того момента, как ты стал человеком Манасиева.
— Как я стал человеком Манасиева? Да так же, как и ты.
— Есть определенные различия. И первое в том, что я не его человек.
— Ну, да, ты другое дело. Одиночка. А у меня брат с сестрой на иждивении. Что же касается моей жены, сам знаешь.
— Нет, не знаю.
— Тем лучше. Спроси лучше, как мне удается выносить ее истерику. И дочь учится в Лондоне. Незачем говорить, сколько это стоит.
— Нельзя ли без семейных подробностей?
— Да как раз эти подробности и привели меня к Манасиеву. Он отнесся ко мне по-человечески. Устроил на работу…
— Ты ведь вроде бизнесмен.
— «Бизнесмен!..» Я только для ширмы. «Кобра» — собственность полковника. Или его зятя. Так же как и «Випер».
— Что за «Випер»?
— Здешняя фирма, в которую он меня командировал.
— Закажем по сандвичу? — спрашиваю, чтобы дать ему возможность успокоиться.
— Закажи себе, я не хочу.
— Талию бережешь?
— И он еще спрашивает!.. Да ты меня в грязь втоптал, а теперь еще сандвич предлагаешь.
— А я все-таки закажу, ведь, как известно, аппетит приходит во время еды.
Сандвичей здесь не подают, поэтому любезная девушка приносит две порции сосисок с горчицей и две венские булочки.
— Или ешь, — говорю, — или продолжай.
Я предпочел бы, чтобы он продолжил рассказ, поскольку мне хочется поскорее прекратить пытку, которой его приходится подвергать.
— Скажу тебе, Эмиль, что, если бы тогда в Мюнхене ты не спас мне жизнь, я не стал бы рассказывать тебе о недостойных вещах.
— А если они недостойны, зачем их было допускать?
— Да ведь надо жить…
— «Надо жить». А ты живи нормально, живи прилично.
— Я не могу себе этого позволить, у меня для этого нет средств.
Из его дальнейшего рассказа становится ясно, что наша первая встреча в парковом кафе была не случайной, что он нашел меня по приказу Манасиева и по его же приказу устроил на работу и что вообще все было заранее спланировано.
— Что значит «вообще все»?
— Да все, начиная с твоего возвращения в страну. Обыск твоей машины, допросы… Да что тебе говорить… Сам знаешь: чтобы приобрести преданного помощника, нужно первым делом накопать на него компромат.
— Погоди, погоди. Для того чтобы задержать у Калотины мой БМВ и обыскать его, нужно было, чтобы кто-то предупредил их, что я везу с собой нечто.
— Вероятно.
— Как это, «вероятно»? Какие у Манасиева могут быть связи с иностранными наркоторговцами?
— Этого я не знаю. И не спрашивай меня об этом.
— Хорошо. Только я тебе кое-что скажу. Догадываешься ли ты, зачем я когда-то в Мюнхене спас тебя?
— И зачем?
— Чтобы сейчас, в Вене, я мог свести с тобой счеты.
— Ты что, разыгрываешь меня?
— Не понимай это буквально, в том смысле, что я пристрелю тебя. Есть более мягкие способы. И даже вполне законные. Не забывай, что тут нет Манасиева и защитить тебя некому. А теперь продолжай.
— Я все рассказал.
— То, что ты рассказал, я знал и без тебя. Расскажи что-нибудь более свежее. Например, для чего ты приехал в Вену. Отдыхать?
— Я же сказал: меня откомандировали в «Випер».
— С какой целью? Чтобы изучить процесс изготовления решеток?
— Ты требуешь от меня поставить на карту жизнь! Я у тебя в долгу, верно, но есть служебные тайны, которые…
— Какие служебные тайны? Тот факт, что ты стал прислужником мафиози? Это, что ли, служебная тайна?
Стараюсь не повышать голоса, чтобы не нарушить спокойной атмосферы кафе, но Петко понимает, что вывел меня из равновесия, поэтому продолжает.
Его задание состоит в том, чтобы выяснить, чем я занимаюсь в действительности. Полковник располагает данными, что я отказался от принятых на себя обязательств и вместо того, чтобы заниматься разработкой Табакова, сделался его сообщником.
— Прямо скажем, он считает тебя перебежчиком, но хочет выяснить, насколько сильно ты втерся в доверие к Табакову.
— Так чего ж ты прямо меня не спросишь, а уселся здесь и следишь за мной, прикрывшись газетой?
— Что поделаешь, не гожусь я для слежки.
— А теперь, когда вернешься, доложи полковнику следующее: вопреки его лживым утверждениям, я оказался не первым посланником к Табакову, а последним, делегированным уже после того, как все тут оказалось загажено всякими пачкунами, которые шантажировали и запугивали этого человека. В сложившихся обстоятельствах я не вижу возможности выполнить поставленную задачу. Поэтому возвращаюсь — и точка!
— Тебе легко, — ворчит Петко. — Будь у тебя дочь в Лондоне и истеричка дома, ты бы пел по-другому.
Утро. Благодаря чудной хозяйке Марте я прекрасно позавтракал и выхожу во двор осмотреть БМВ. Калитка заперта, но это ничего не значит. Педантично обследую каждый уголок автомобиля, куда незнакомый доброжелатель мог бы запихнуть для меня какой-нибудь подарок, говорю хозяйке «до скорого» и отбываю к ее экс-супругу.
— Машину хорошо осмотрел? — спрашивает Макс, только что открывший гараж.
— Естественно. Но не помешает, если и ты окинешь ее взглядом.
Он наклоняется, чтобы осмотреть корпус снизу, и это дает мне возможность заметить зеленый «мерседес», который в этот самый момент проезжает мимо нас так медленно, словно движется в ряду похоронной процессии. Зеленых «мерседесов» пруд пруди, но этот экземпляр — особенный, и не только из-за знакомого мне цюрихского номера, но и благодаря пассажиру, сидящему позади водителя. Это мой старый знакомый Бобби, и лишь благодаря тому, что я рефлексивно приседаю за БМВ, Бобби не успевает заметить меня.
— Чего это они нас разглядывают? — ворчит Макс, выпрямляясь в тот самый миг, когда я присел.
Я мог бы ответить ему, но мне не до разговоров. Занимаю место за рулем с неприятным осадком оттого, что не успел воспользоваться удобной ситуацией — как раз в тот момент, когда она повторяется: зеленый «мерседес» повторно, как в похоронной процессии, проплывает мимо нас, на сей раз в обратном направлении. Выжидаю, пока он проедет, включаю зажигание и проношусь мимо Макса, который красноречиво крутит пальцем у виска — дескать, у меня не все дома.
Вена сродни большинству больших городов. Стоит выехать из чистого квартала, как оказываешься в грязном. Зеленая машина приводит меня именно в такое неприглядное место на берегу Дуная и останавливается перед столь же неприглядным заведением, чья красная неоновая вывеска горит и в разгар дня: «Сити-бар».
Избегая ошибки, не приклеиваюсь к «мерседесу» и не следую по пятам за Бобби и его спутником, входящими в заведение. Ставлю машину достаточно далеко, чтобы меня можно было заметить, но достаточно близко, чтобы иметь возможность следить за дверями бара. Ждать приходится довольно долго, но, как я уже неоднократно замечал, процесс ожидания для меня просто нормальный образ жизни.
Проходит, наверно, около часа, когда из заведения наконец выходит… нет, не Бобби. Выходит мой добрый старый друг Петко Земляк. Он направляется на угол улицы, садится в припаркованный там «фольксваген» — черный и блестящий, как туфля бального танцора. И медленно трогается с места.
Не остается ничего другого, как последовать за ним. Снова оказываюсь в чистом квартале и, более того, — на самой чистой из венских улиц — на Кертнерштрассе, а если точнее — позади прославленного здания Оперы, а если еще точнее — перед фасадом не менее прославленного отеля «Захер». Я, разумеется, не настолько нахален, чтобы подкатить к парадному входу, а с некоторого расстояния наблюдаю, как возле него царственно останавливается машина — лакированная туфля Земляка, как он выходит и небрежным жестом протягивает швейцару ключи, с тем чтобы тот отогнал ее на стоянку, а сам направляется в кафе-кондитерскую.
Я не живу в отеле и лишен возможности держаться с такой же важностью, поэтому сворачиваю за угол и оказываюсь на Йоханесгассе, где мне улыбается счастье в виде свободного места для парковки — большой редкости в сколь прекрасном, столь и перенаселенном городе, как Вена.
Если, находясь, к примеру, в Париже, захочешь посидеть в каком-нибудь кафе-кондитерской, шанс напасть на подобное заведение почти нулевой, поскольку французы больше любители алкоголя, чем поклонники сладкого. Зато Вена полным-полна кафе-кондитерских, и самое знаменитое из них располагается в отеле «Захер», носящем имя создателя легендарного торта.
Застаю Петко, сидящего за угловым столиком, как раз в тот момент, когда он пробует вышеупомянутое лакомство, запивая его ароматным капучино. Знаю, что испорчу ему аппетит, но обстоятельства вынуждают меня присесть за его столик. При этом не упускаю случая пожелать ему приятного аппетита.
— Мерси, — отвечает он. — У меня такое чувство, что, куда не ткнись в Вене, всюду встретишь Эмиля Боева.
— Ты переоцениваешь мои возможности, однако не так уж далек от истины. Ты не избавишься от меня до тех пор, пока будешь юлить, умалчивая о главном.
— Что ты имеешь в виду?
— Наркотики.
— Шшш! — шипит он, чуть не подавившись.
— Нечего на меня шикать, говори лучше все, что тебе известно. И на сей раз без недомолвок — все как есть.
Когда нужно, я умею сделать выражение своего лица по-настоящему угрожающим, а в этот момент оно у меня просто леденящее душу. Петко знает меня много лет, и ему известно, что это выражение означает. Поэтому, забыв о божественном торте, он приступает к исполнению второй части своей «Неоконченной симфонии».
Задание, с которым Манасиев послал его сюда и которое Петко пытается представить второстепенным, — на самом деле основное: дискредитировать Табакова, подсунув ему изрядное количество наркотика и выставив наркоторговцем. Операция, в основном, должна быть осуществлена неким Сарафом из Цюриха и его подручным Бобби. Характер действий будет зависеть от конкретной ситуации, но главное — скомпрометировать Табакова в глазах местных властей.