Рот девочки сжался так горько и упрямо, что на минуту она стала похожа на изможденную старуху. Тетка грустно покачала головой.
— Ах, Маргарита, Маргарита! Если ты будешь делать недовольную мину, я подумаю, что каникулы вредно на тебя действуют. Что сказала бы наша дорогая мать-настоятельница, если бы…
— Рене! — воскликнула Маргарита таким голосом, что все вскочили со своих мест.
Рене мгновенно оказался около кушетки и успокаивающе взял сестру за руку.
— Хорошо, хорошо. Ромашка. Ты только не волнуйся, мы все устроим. Если вам, тетя, действительно необходимо уехать, может быть, вы оставите у нас Маргариту на недельку-другую? Мы будем хорошо за ней ухаживать.
— Рене! Как ты мог вообразить, что я способна так манкировать своими обязанностями? Я ни за что не соглашусь оставить ее одну. Ты не представляешь, какой уход требуется за больной.
— Есть же Марта… — начал Рене и, не договорив, посмотрел на отца.
Маркиз молча наблюдал за Маргаритой. Он видел, как успокоительно подействовали на нее голос Рене и прикосновение его руки, и заметил, что и во время разговора Рене не отпускал руки сестры.
— Мы обсудим все это позже, — сказал он и добавил вполголоса, обращаясь к Анжелике: — Мне кажется, этот разговор ее волнует. Пойдемте ко мне в кабинет. И ты тоже, Анри. Я хочу с тобой посоветоваться.
Когда они вышли, Маргарита обняла Рене за шею и отчаянно разрыдалась.
— Не поеду! Не поеду с ней! Рене, Рене! Не отдавай меня им!
— Ну, не надо плакать, Ромашка! Отец все устроит, не беспокойся. Только не надо обижать тетю. Это все отец Жозеф. Отец ее уговорит.
— Не уговорит! Он отошлет меня! Я ему не нужна! Рене сердито покраснел.
— Перестань молоть вздор, Маргарита! Это неправда! Отец во всем нам помогал. Он молодчина.
Чья-то рука легла ему на плечо.
— Ты думаешь, мой мальчик? Я в этом не так уверен.
— Это вы, отец! Послушайте, сударь, ее нельзя отдавать тетке. Это… это несправедливо. Каково нам будет… Но его заглушил вопль Маргариты:
— Не поеду! Не хочу, чтобы сестра Луиза опять лезла ко мне с поцелуями. Отец, я… я убью себя, если вы отправите меня назад.
— Да перестань же! — возмущенно прикрикнул Рене. покраснев до корней волос. — Не будь такой дурочкой. Успокойся, Ромашка. Отец никуда тебя не отпустит. Не надо… не плачь же так. Ну что ты, глупенькая?
Он обнял сестру и гладил ее волосы — движением, унаследованным от Франсуазы.
Маркиз снова тронул его за плечо.
— Скажи ей, что она никуда не поедет, — и тихо выскользнул из комнаты, оставив Рене с Маргаритой, которая судорожно рыдала у него на груди.
Дав обещание, маркиз держал его героически, хотя с первого взгляда трудности казались почти непреодолимыми. Ему пришлось пустить в ход весь свой такт и все обаяние, чтобы умиротворить Анжелику, глубоко обиженную неблагодарностью своей воспитанницы и возмущенную тем, что маркиз потакает всяким капризам и «фокусам». Сердцу старой девы была очень дорога приобретенная Маргаритой репутация терпеливой и набожной девочки, и эта неожиданная недостойная выходка огорчила Анжелику гораздо больше, чем сознание, что Маргарита не оценила ее преданность. Сгоряча Анжелика чуть было не решилась отряхнуть прах этого дома со своих ног и позволить зятю завершить свою разрушительную работу, — ведь это он своими непочтительными замечаниями в адрес отца Жозефа посеял в душе девочки губительные семена. Но постепенно она все же смягчилась и, осушив слезы, стала скрепя сердце обсуждать, что можно сделать.
По предложению Анри в кабинет позвали старую Марту. Она сказала, что ее овдовевшая дочь, которая живет в деревне, будет рада ухаживать за барышней. Немедленно послали за Розиной. Она оказалась опрятной добродушной женщиной с добрыми серыми глазами и тихим голосом и сразу же завоевала симпатии маркиза.
— Ну что ж, Анжелика, по-моему, пока можно на этом становиться. Осенью Рене, наверно, уедет учиться в Париж; и раз уж они с Маргаритой так подружились, пусть проведут лето вместе. Месяц-другой Розина присмотрит за Маргаритой, а мы тем временем решим на досуге, как быть дальше.
— Разумеется, пока все идет хорошо, Розина сможет за ней ухаживать. Но у девочки очень хрупкое здоровье, и за ней необходимо постоянное наблюдение. Неужели мы можем довериться невежественной крестьянке?
— Тетя права, — сказал Анри. — Мы и так ей всем обязаны. Мне кажется, просто жестоко из-за минутного каприза лишать Маргариту ее самоотверженной заботы.
Маркиз заколебался. Он так долго жил среди своих книг, что сейчас, когда перед ним встал практический вопрос, требующий немедленного разрешения, он растерялся, как летучая мышь, внезапно ослепленная дневным светом. Ему всегда было легче уступить, чем настаивать на своем; но как он тогда посмотрит в глаза Рене?
— Мне чрезвычайно больно поступать вопреки вашим желаниям, дорогая, — сказал он, обратив на Анжелику взгляд, который сразу ее обезоружил. — Вы так много для нас сделали, что я не в силах отблагодарить вас, но я не могу нарушить слово, данное девочке. Нам просто придется пойти на риск в надежде, что вы нас простите и вскоре приедете к нам снова.
Анжелика от умиления заплакала.
— Ах, дорогой Этьен, мне нечего прощать.
Маркиз слегка попятился, опасаясь, что ей вздумается обнять его в знак примирения, как она только что обняла Анри. Ему вспомнился негодующий и жалобный крик Маргариты: «Не хочу, чтобы сестра Луиза опять лезла ко мне с поцелуями!» — и впервые за все время он подумал о дочери с искренней нежностью.
Остаток дня Анжелика укладывала вещи, давала всем указания и почти не отходила от Маргариты. Не питая доверия к Розине, она решила предупредить последствия возможного недосмотра и натерла больную ногу девочки мазью, рекомендованной матерью-настоятельницей. Маргарита плакала от боли, а тетка, глядя на нее, тоже плакала, жалея свою любимицу. На следующее утро Анжелика покинула Мартерель, нежно со всеми распрощавшись и сохраняя на лице выражение мягкого укора. Маргарита, которой Рене строго-настрого приказал «не быть поросенком», кое-как выдержала благопристойный тон, пока до нее не донесся скрип колес по гравию дорожки, свидетельствовавший о том, что тетка, Анри, багаж и молитвенники действительно двинулись в путь. Тут они с Рене издали такой оглушительный победный клич, что маркиз вышел из кабинета узнать, в чем дело.
— Это мы так, сударь, — проговорил, задыхаясь. Рене, поднимаясь с пола и ловко швырнув под стол подушку, которой Маргарита только что в него запустила. — Простите, что мы вам помешали… Мы просто играли.
— Да, вижу. Маргарита!
При неожиданном появлении отца девочка накинула плед на голову и теперь робко выглядывала из-под него, поблескивая глазками.
— Что, отец?
— Тебе ведь стало веселей с приездом Рене, не так ли?
— Да, отец.
У нее испуганно расширились глаза и задрожали губы. Маркиз с улыбкой посмотрел на взъерошенную голову Рене.
— Мне тоже. Может быть, если мы с тобой будем хорошо себя вести, он позволит тебе и мне с ним дружить. Извини, мои мальчик, я не хотел помешать вашей битве. Когда Маргарита тебя отпустит, зайди ко мне — я хочу с тобой поговорить. Но это не к спеху.
Маркиз ушел к себе. Маргарита медленно повернула голову и жалобно посмотрела на Рене.
— Он хочет от меня избавиться…
— Брось болтать вздор. Ромашка. Тебе не нравится, когда тебя без конца тискают н целуют, как сестра Луиза: а когда этого не делают, ты воображаешь, что от тебя хотят избавиться. Отец хороший, только он очень занят. Ты бы тоже никого не замечала, если бы все время думала о мумиях.
Она покачала головой.
— Поди узнай, чего он хочет. Вот увидишь, он скажет, что через месяц отправит меня к тетке. Вот увидишь!
Рене, нахмурившись, пошел в кабинет. С тех нор как Маргарита перестала изображать из себя примерного ребенка и превратилась в живую девочку, его жизнь значительно осложнилась. Что же касается отца, то мумии мумиями, но о Маргарите необходимо подумать сейчас же, и она совсем не похожа на мумию.
— Садись, — сказал маркиз, с улыбкой взглянув на сына. — Что с тобой? Что-нибудь случилось?
— Ничего.
— Нам пора поговорить о твоем будущем. Ты думал о том, чем бы ты хотел заняться? Учиться дальше или остаться здесь и заниматься хозяйством вместе с Анри? Тебе, конечно, известно, что мы очень бедны, но если ты захочешь поехать в Париж и поступить в Сорбонну, это можно будет устроить.
Рене сидел, хмуро уставясь в пол. Затем он поднял глаза.
— Если я поеду в Париж, вы оставите девочку здесь или отошлете обратно к тетке?
— Маргариту? Я еще не решил. Во всяком случае, я, конечно, постараюсь сделать так, чтобы ей было хорошо. Но это мы обсудим потом. Сначала я хочу поговорить о тебе. Есть у тебя к чему-нибудь склонность?
— Да, сударь. Но все зависит от того, что будет с Маргаритой. Я не могу ехать в Париж, если ее ушлют в Аваллон и законопатят там на всю жизнь.
— Хорошо, давай начнем с нее. Как ты считаешь, ей действительно было плохо в Аваллоне или это все только капризы? Я хотел бы слышать твое откровенное мнение.
Рене в мучительном смущении стал теребить пуговицу, не находя слов.
— Ей… ей все время приходится быть такой примерной… — начал он и вдруг сердито выпалил: — Что правда, то правда! Эта сестра Луиза вечно пристает с поцелуями. А тут еще отец Жозеф со своими наставлениями!.. А что может поделать девочка, да если у нее еще больная нога…
Он замолк.
— Так, — сказал маркиз. — Спасибо. Во всяком случае, мы избавимся от отца Жозефа и сестры Луизы. Может быть, тетя Анжелика согласится переехать сюда и пожить с нами несколько лет. — Он со вздохом взглянул на свои книжные полки. — Посмотрим, что можно будет сделать. Теперь поговорим о тебе. Так что же тебе хотелось бы изучать?
Рене совсем смутился и еле выговорил:
— Я… мне нравится география… если вам все равно, сударь.
— Она, кажется, хорошо давалась тебе в школе? Ты думаешь участвовать в экспедициях или хочешь преподавать географию?