— Итак, господа, — обратился к ним Дюпре, — я хотел бы знать, какое впечатление произвел на вас этот человек. Поскольку он белый и, по-видимому, получил кое-какое образование, совершенно очевидно, что он должен будет есть и спать вместе с нами. Поэтому, хотя окончательное решение остается, разумеется, за мной, я хотел бы по возможности принять во внимание мнение всех здесь присутствующих. У вас есть какие-нибудь соображения?
Некоторое время все молчали. Штегер и Гийоме переглянулись, Рене все еще смотрел на свои башмаки. Наконец Лортиг, небрежно облокотившийся на стол и ковырявший во рту зубочисткой, заметил, зевая:
— По моему мнению, полковник, этот субъект явный обманщик и к тому же нахал. В жизни не слыхал более беззастенчивого вранья.
— Вопрос решен, — шепнул Штегер Рене, толкая его локтем. — Что бы ни сказал сегодня Лортиг, старик сделает наоборот. Они грызлись всю дорогу. Нам лучше высказаться в пользу этого молодца, а то старик будет коситься на нас целую неделю.
— Вы говорите весьма категорически, господин Лортиг, — ледяным тоном сказал Дюпре. — Могу я узнать, какие у вас данные это утверждать?
Лортиг снова принялся ковырять в зубах.
— Я и не притворяюсь, что знаю толк в разных там данных, полковник. Я спортсмен, а не сыщик. Но обманщика от честного человека отличить могу.
Дюпре, не отвечая, с достоинством от него отвернулся, и обратился к Штегеру:
— А каково ваше мнение, господин Штегер? Во взоре Штегера светилась неподкупная немецкая честность.
— Я, конечно, не могу навязывать вам своего мнения, полковник, но со своей стороны я не понимаю, почему у господина Лортига сложилось такое скверное мнение об этом человеке. Мне его рассказ показался вполне правдоподобным.
— Говорит он гладко, я этого не отрицаю, — презрительно бросил Лортиг.
Словно не расслышав его слов, Дюпре продолжал:
— Так вы хотели бы, чтобы мы его наняли?
— Да, сударь, если вы сочтете это возможным. Лично я сочувствую его злоключениям. Мне кажется, что любая жертва этого чудовища Розаса имеет право на нашу помощь, тем более что Розас является также и врагом Франции.
— Вы совершенно правы. Господин Гийоме? Бельгиец осклабился. Он был готов поддержать любой вариант, лишь бы оттянуть тот страшный день, когда ему вновь придется, рискуя жизнью, тащиться. по горам.
— Я склонен согласиться с господином Лортигом. Мне кажется опасным брать человека без рекомендаций. По-моему, нам следует остаться здесь еще на несколько дней и подыскать кого-нибудь более подходящего.
Полковник обратился к Рене:
— У вас, господин Мартель, была возможность приглядеться к нему поближе. Его можно в какой-то мере считать вашим протеже. Полагаю, что вы согласны с господином Штегером?
С минуту Рене мучительно колебался. Нужно же было так случиться, чтобы его голос оказался решающим. Ему хотелось только одного — никогда больше не видеть этого человека. Он почти надеялся, что его отвергнут единогласно. Но сейчас высказаться против было бы все равно, что вынести смертный приговор.
— Мне кажется, — заговорил он наконец, — что у нас нет выбора. Конечно, лучше было бы найти человека с рекомендациями, но одни такой от нас уже сбежал. Мы отправляемся в опасные места, и не всякий с нами пойдет. Каков бы ни был этот человек, он по крайней мере готов идти куда угодно. Весьма возможно, что он проходимец, но мы ведь не собираемся вступать с ним в тесные дружеские отношения, а лишь мириться с его присутствием, поскольку мы нуждаемся в его услугах. Что же касается предложения подождать еще, то мы уже и так пробыли здесь четыре дня и пока никого не нашли. Еще немного, и реки в горах так разольются, что вьючные животные ни за что не смогут благополучно спуститься с Папаллакты. Вода прибывает с каждым днем. Я считаю, что, если он знает свое дело, имеет смысл его взять.
Позвали Ривареса. На его напряженном лице сквозь загар проступала страшная бледность.
— Господин Риварес, — начал полковник, — вы несомненно понимаете, что взять человека без всяких рекомендаций — серьезный шаг…
— Да, — ответил едва слышно Риварес; на лбу у него выступили капельки пота.
— С другой стороны, — продолжал Дюпре, — из чувства гуманности и как француз я не хочу отказать в помощи белому человеку, оказавшемуся в таком тяжелом положении. Я попробую взять вас, при условии, конечно, что ваше знакомство с местными наречиями окажется удовлетворительным. Предупреждаю вас, однако, что я делаю это с большими сомнениями и главным образом по рекомендации господина Мартеля.
— Полковник… — начал Рене.
— Разве я вас неправильно понял? — спросил Дюпре, устремив на него суровый взор.
Рене все стало ясно. Если дело примет плохой оборот, виноват будет он; если же все обойдется благополучно, заслуга будет принадлежать полковнику. Кровь бросилась ему в лицо, и он закусил губу.
— Я только сказал, — возразил он, — что… — и запнулся на полуслове, встретившись взглядом с Риваресом.
Какую-то секунду они молча смотрели друг другу в глаза.
— …я, конечно, за то, чтобы взять господина Ривареса, — торопливо закончил Рене и опять стал разглядывать свои башмаки.
— Вот именно, — подтвердил Дюпре и продолжал: — Вы, разумеется, не будете являться членом экспедиции, а лишь служащим по найму, и в случае несоответствия нашим требованиям за нами остается право уволить вас без всякой компенсации в первом же безопасном месте. Вы должны быть готовы беспрекословно исполнять приказания и делить с нами неизбежные трудности и опасности путешествия. Считаю своим долгом предупредить вас, что они будут весьма значительны.
— Опасности меня не пугают.
— В таком случае мы позовем сейчас носильщиков и послушаем, как вы говорите на местных диалектах.
Проверка оказалась успешной, и был составлен контракт. Незнакомец дрожащей рукой вывел свою подпись — «Феликс Риварес». Подавая бумаги Дюпре, он густо покраснел, отвернулся и проговорил, сильно заикаясь:
— А… к-как будет с экипировкой? У меня н-ничего нет, эту одежду мне одолжил господин Мартель.
Дюпре ответил своим обычным снисходительным тоном:
— Вы, разумеется, получите снаряжение, приобретенное для вашего предшественника, в том числе мула и ружье. Но я не возражаю против затраты умеренной суммы на вашу экипировку. Завтра господин Мартель поедет в Кито сделать кое-какие дополнительные покупки, — отправляйтесь с ним и купите под его наблюдением себе гардероб.
— Простите, полковник, — сказал Рене, — но мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь заменил меня завтра. Я совсем не умею торговаться, да к тому же был очень занят все эти дни и не успел восстановить записи, которые погибли вместе с тем мулом.
— Мне очень жаль, господин Мартель, но с записями придется подождать, пока выдастся свободное время. Завтра всем найдется дело — это наш последний день, послезавтра утром мы выступаем. И я убежден, что вы вполне справитесь. От вас только требуется проследить за тем, чтобы господин Риварес, делая покупки, соблюдал строжайшую экономию.
Риварес не поднял глаз. Выражение его лица вызвало у Рене приступ глухого гнева: надо совсем не иметь самолюбия, чтобы с такой покорностью выслушивать подобные замечания!
Рано утром они отправились верхом в Кито, взяв с собой Хосе присматривать за лошадьми и нести покупки. Всю дорогу Рене упрямо молчал. Ему претила навязанная ему роль, а ехавший рядом Риварес вызывал в нем раздражение, не признававшее никаких доводов рассудка. Он сердился на Ривареса не столько за то, что тот безропотно сносил унижения — что еще оставалось ему делать! — сколько за то, что он довел себя до такой крайности, когда ему приходится их сносить. Риварес, заметив, что Рене не склонен к разговорам, тоже молчал.
— Поезжай вперед, Хосе, и узнай, почему нам до сих пор не доставили кофе, — сказал Рене, когда они въехали в город. — Встретимся около лавки шорника.
Когда метис отъехал настолько, что уже не мог их слышать, Рене натянуто обратился к Риваресу:
— Когда вы вчера ушли спать, полковник сказал мне, что вам необходимо приобрести хороший гардероб. Поэтому, настаивая на соблюдении разумной экономии, он отнюдь не намерен ограничивать вас в приобретении всего, необходимого. Он согласился со мной, что составленный вчера список недостаточен.
Рене не упомянул о том, кто заставил полковника изменить свою точку зрения. Глядя на уши своей лошади, Риварес тихо сказал:
— Я б-был бы вам очень п-признателен, если бы вы сами выбрали все необходимое. Мне так… было бы легче.
— Я? — спросил Рене еще более натянутым тоном. — Право, я не понимаю, почему вы не можете сами выбрать себе вещи?
Риварес рассмеялся коротко и горько.
— Вам, конечно, не понять. Видите ли, полковник… А впрочем, прошу прощения, господин Мартель. Если у вас нет желания помочь мне, то, разумеется, не стоит.
Рене вдруг понял.
— Я с удовольствием сделаю все, что в моих силах, — смущенно пробормотал он и снова замолчал.
Когда они вышли из шорной лавки, Хосе дожидался их у дверей, болтая с разбойничьего вида негром — продавцом фруктов, который тут же начал приставать к Рене, предлагая ему свой товар.
— Ну нет, любезный, у тебя я ничего не куплю. В прошлый раз ты мне продал гнилые фрукты да в придачу еще и обвесил. Хосе, возьми сверток у господина Ривареса.
Повернувшись к Хосе, чтобы отдать ему сверток, Риварес оказался лицом к лицу с шагнувшим к нему негром. Рене услышал за спиной тихий сдавленный возглас и, круто обернувшись, увидел, как нагловато-подобострастная ухмылка негра сменилась выражением изумленного и злобного презрения.
— Что? Это и есть ваш новый переводчик, Хосе? Разве ты его не узнаешь? Посмотри на его хромую ногу и левую руку! Это же сбежавший из цирка клоун. Если старик Хайме его поймает, он переломает ему все ребра. Разве ты не видел объявления о беглом рабе?
— Ты что, пьян? — начал было Рене. — Или ты не видишь…
— Пресвятая дева, так оно и есть! — завопил Хосе. — То-то мне все казалось, что я его где-то видел. И мне еще пришлось готовить ему ванну!