о чтобы подобрать слова.
– Вам не все известно, – наконец произнесла она.
– Да, вероятно, вы замужем. – Он сделался нетерпелив. – Не имеет значения. Я приглашаю вас открыто – берите с собой мужа, если есть.
– Это… совершенно невозможно.
– Почему?
– Я и на разговор-то зря согласилась, но ваша секретарша настаивала… Я подумала – может, я вчера что-то обронила в реку и вы нашли…
– Мне очень нужно вас увидеть, на пять минут.
– Предложить сняться в кино?
– Нет, об этом я не думал.
Повисла длинная пауза – он даже решил, что девушка обиделась.
– Где с вами встретиться? – вдруг спросила она.
– Здесь? Или приехать к вам?
– Нет, где-нибудь на улице.
Стар вдруг растерялся. Дома, в ресторане… Где люди встречаются? Дом свиданий? Коктейль-бар?
– Я приду в девять, – добавила она.
– Я не могу, к сожалению.
– Значит, забудьте.
– Тогда хорошо, в девять, но можно ближе к студии? На бульваре Уилшир есть закусочная…
Было без четверти шесть. В приемной ждали двое посетителей, встречу с которыми Стар откладывал день за днем: к этому часу накапливалось утомление, а дело было не таким важным, чтобы себя пересиливать, но и не таким мелким, чтобы вовсе отказаться от разговора. В очередной раз передвинув встречу, Стар посидел недвижно за столом, думая о России – не столько о самой стране, сколько о фильме на русском материале, который сейчас поглотит безысходные полчаса его времени. Он знал, что Россия богата сюжетами – даже если не считать главного из них, – и по его указанию целая бригада сценаристов и историков разрабатывала тему уже год, однако ни один сюжет не давал желаемого тона. Стар видел явную параллель с историей первых тринадцати штатов Америки – а в сюжете то и дело всплывали ненужные мотивы, грозящие лишними осложнениями. Он не собирался очернять Россию и честно хотел остаться к ней справедливым, но фильм при этом неотвратимо превращался в головную боль.
– Мистер Стар, к вам мистер Драммон, мистер Кирстофф и миссис Корнхилл по поводу русской картины.
– Хорошо, пусть войдут.
По окончании встречи, с полседьмого до полвосьмого, он просматривал рабочий материал, отснятый после обеда. Если бы не свидание с девушкой, он провел бы остаток времени в проекционном зале или звуковой лаборатории, но из-за землетрясения ночь выдалась тяжелой, и Стар решил пойти поужинать. В приемной он наткнулся на Пита Завраса с забинтованной рукой на перевязи.
– Вы – Эсхил и Еврипид кинематографа, – просто сказал оператор. – И еще Аристофан и Менандр.
Он поклонился.
– Кто это? – улыбнулся Стар.
– Мои соотечественники.
– Я не знал, что в Греции снимают кино.
– Смеетесь, Монро. Я хотел сказать, вам никто в подметки не годится. Вы меня спасли, стопроцентно.
– Как самочувствие?
– Рука – пустяки: ощущение, как от поцелуйчиков по коже. Ради такого исхода стоило и прыгнуть.
– А почему именно здесь?
– Здесь дельфийский оракул. Эдип, разгадавший загадку. Добраться бы до того подлеца, который пустил сплетню…
– Рядом с вами пожалеешь о собственной необразованности.
– Что проку, – отмахнулся Пит. – Получить диплом бакалавра в Салониках, чтобы оказаться не у дел…
– Ну, пока еще нет.
– Задумаете перерезать кому-нибудь глотку – мой телефон у вас есть.
Стар зажмурился и вновь открыл глаза: силуэт Завраса расплывался в солнечном свете. Опершись сзади о стол, он произнес как можно непринужденнее:
– Удачи, Пит.
Комната резко потемнела; Стар заставил себя в несколько привычных шагов добраться до кабинета и, лишь когда захлопнулась дверь, нащупал таблетки. Стукнул о стол графин, звякнул стакан. Опустившись в кресло, Стар выждал, пока подействует бензедрин, и только тогда пошел ужинать.
На обратном пути он заметил чей-то приветственный жест – и, различив в открытом авто молодого актера с девушкой, проводил их взглядом до ворот, уже сливающихся с летними сумерками. Приятные мелочи радовали его со временем все меньше, ему даже стало казаться, что острота ощущений ушла вместе с Минной: способность к сильным эмоциям притупилась настолько, что сама скорбь по умершей жене грозила вскоре угаснуть. Минна для него по-детски связывалась с небом над головой, и, вернувшись в кабинет, Стар впервые за год велел подать автомобиль с откидным верхом – слишком гнетущим выглядел огромный лимузин, тащивший на себе тяжкую память о бесчисленных совещаниях и усталой дреме.
Выходя со студии, Стар еще чувствовал напряжение, но в открытой машине летний вечер обступил его плотнее, и мало-помалу Стар начал замечать окружающее. Над дальним концом бульвара висела низкая луна – одна из кажущихся многих, словно в знак надежды сменяющих друг друга каждый вечер из года в год. Со смертью Минны голливудские огни горели по-иному: с открытых лотков, полных лимонов, грейпфрутов и зеленых яблок, косыми лучами струилось на улицу туманное сияние; на дороге мигнул лиловый стоп-сигнал передней машины – и на следующем перекрестке мигнул снова. Лучи прожекторов бороздили небо, на безлюдном углу двое загадочных незнакомцев вращали светящийся цилиндр, выписывающий по небесам причудливые дуги.
В закусочной у конфетной витрины стояла женщина – высокая, ростом почти как Стар, и растерянная. Ей явно было не по себе, и не окажись Стар таким серьезным и вежливым, она бы не выдержала. Поздоровавшись и едва обменявшись взглядом, они молча вышли на улицу, и еще чуть ли не в дверях Стар понял: обычная американка. Хорошенькая, но не более. Не красавица. Не Минна.
– Куда мы едем? – осведомилась она. – Я думала, машина с шофером. Впрочем, не обращайте внимания, я умею боксировать.
– Боксировать?
– Невежливое начало, да? – натянуто улыбнулась девушка. – А ведь про вашего брата болтают сущие ужасы.
Мысль о том, что его принимают за злодея, Стара развеселила – но лишь на миг.
– Зачем я вам понадобилась? – спросила она, садясь в машину.
Стар не пошевелился и чуть было не велел ей выйти – однако незнакомка уже расслабилась на сиденье, и он понял, что сам виноват. Стиснув зубы, он обошел машину и сел на водительское место. Уличный фонарь теперь освещал ее лицо, и Стару даже не верилось, что вчерашней ночью он видел ту же девушку. Никакого сходства с Минной.
– Я отвезу вас домой. Где вы живете?
– Домой? – удивилась она. – Я не спешу. Простите, если обидела.
– Вовсе нет. Спасибо, что пришли. Просто я осел. Вчера мне померещилось сходство между вами и одной женщиной из прошлого. Ночь, глаза слепило прожектором…
Девушка почувствовала себя задетой: ей попеняли, что она не похожа на другую.
– И всего-то? – бросила она. – Надо же!
С минуту они ехали молча.
– Вы ведь были женаты на Минне Дэвис, да? – осенило ее. – Извините, что спрашиваю.
Он гнал машину как мог, стараясь лишь, чтобы это не бросалось в глаза.
– Мы внешне разные, если вы о ней, – продолжила девушка. – Вы, наверное, имели в виду мою подругу, она больше похожа на Минну Дэвис.
Ему было уже безразлично, хотелось лишь поскорее отделаться и забыть.
– Может, она вам и нужна? – не отступала его спутница. – Мы живем по соседству.
– Вряд ли. Я запомнил ваш серебристый пояс.
– Значит, то была я.
Они уже свернули к северо-западу от бульвара Сансет и теперь взбирались вверх по каньону среди холмов. Бунгало по краям петляющей дороги светились огнями, электричество просачивалось в вечерний воздух, как радиосигналы.
– Видите огонек на вершине, самый последний? Дом Кэтлин. А я живу на той стороне. – Девушка помолчала минуту и добавила: – Остановите здесь.
– Вы же сказали – на той стороне.
– Хочу зайти к Кэтлин.
– Боюсь, я…
– Мне нужно сюда, – сказала она нетерпеливо.
Стар вышел из машины и безотчетно шагнул за ней к небольшому новому домику, почти скрытому под ветвями одинокой ивы. Позвонив в дверь, девушка обернулась попрощаться.
– Простите, что разочаровала.
Ему сделалось ее жаль – и себя вместе с ней.
– Я сам виноват. Доброй ночи.
В открывшемся дверном проеме возник треугольник света, женский голос произнес: «Кто здесь?» – и Стар поднял глаза.
В дверях стояла она: лицо, фигура, улыбка на фоне льющихся из двери лучей. Лицо Минны – та самая кожа, светящаяся, словно фосфоресцирующая, и горячий изгиб дерзких губ, и разлитая поверх всего та ликующая радость, что пленяла целое поколение зрителей.
Сердце рванулось из груди, как прошлой ночью, только в этот раз не спешило возвращаться, омытое благословенным умиротворением.
– А, Эдна, ко мне сейчас нельзя, – прозвучал тот же голос. – Я делала уборку, весь дом пропах нашатырем.
Эдна громко расхохоталась.
– Кэтлин, он тут явно по твою душу.
Глаза Стара и Кэтлин встретились и схлестнулись, на секунду замерев в любовном слиянии – неповторимом, возможном лишь в первый миг встречи. Взгляд длился, медлительный как объятие и требовательный как зов.
– Он мне позвонил, – объявила Эдна. – Похоже, решил…
Стар прервал ее, шагнув в полосу света.
– Я опасался, что вчера на студии мы обошлись с вами невежливо.
Подлинно сказанное не вмещалось ни в какие слова. Она слушала без стыда, жизнь пылала в обоих ярким пламенем – Эдна казалась частью сумрака где-то вдалеке.
– Вовсе нет, – ответила Кэтлин. Прохладный ветер играл каштановыми локонами над ее лбом. – Мы ведь зашли без спроса.
– Приглашаю вас обеих на студию – пройтись, посмотреть.
– Кто вы? Важная персона?
– Он муж Минны Дэвис, продюсер, – колко вставила Эдна, словно пересказывая редкостную шутку. – Он много чего мне наговорил. Уж точно положил на тебя глаз.
– Замолчи, Эдна, – резко оборвала ее Кэтлин.
Словно устыдившись собственной грубости, Эдна пробормотала: «Позвони мне, ладно?» – и шагнула к дороге, унося с собой тайну – замеченную ею искру, мелькнувшую между двоими во тьме.
– Я вас помню, – сказала Кэтлин Стару. – Вы нас спасали из наводнения.