– Где он?
– Кто? – невинно спросила я.
– Американец! Какого черта ты выскочила за него замуж, дурочка бестолковая?
– Монро… Здесь никого нет, я не замужем. – Я усадила его в кресло и солгала: – Он уже полчаса как уехал.
Шарики для пинг-понга раскинулись в траве, как созвездие. Я включила дождеватель и намочила платок, но на лице Стара не было ни отметины – видимо, удар пришелся в ухо. Стар отошел за деревья, его стошнило; было слышно, как он ногой сгребает землю, чтобы присыпать. Он явно ожил, но в дом идти отказался, попросил чего-нибудь прополоскать рот. Я унесла бутылку виски и принесла полоскание. Его жалкая попытка напиться этим и закончилась; более беспомощных кутежей, начисто лишенных вакхического духа, я не наблюдала даже среди зеленых первокурсников. Ему явно не везло – ни в чем.
Мы вошли в дом; повар сказал, что отец с мистером Маркусом и Флайшекером сидят на веранде, поэтому мы остались в «тонко-кожаном зале». Переменив пару-тройку мест, где мы неминуемо соскальзывали с гладкой обивки, мы наконец уселись: я на меховом коврике, а Стар рядом на скамеечке для ног.
– Я его ударил? – спросил он.
– Да. Еще как!
– Не верю. – Он помолчал. – Я не собирался драться. Просто хотел его выгнать. Видно, он напугался и полез с кулаками.
Его такое объяснение устраивало – меня тоже.
– Вы его вините?
– Нет. Я был пьян. – Стар огляделся. – Первый раз вижу этот зал – кто его делал? Декораторы со студии?
К нему вернулся былой доброжелательный тон.
– Надо вас отсюда вытащить, Сесилия. Хотите, поедем с ночевкой к Дугу Фэрбенксу на ранчо? Я знаю, он вам обрадуется.
Так начались две недели наших появлений на публике. Луэлле Парсонс с ее колонкой светских сплетен хватило и половины этого срока, чтобы нас поженить.
(На этом рукопись обрывается.)