– Все идет к тому, что мы лишимся еще одной тропы или части территории, – тихо говорит мне Бен.
– Тс-с. – Я делаю несколько шагов назад. – Кто знает, – шепчу я, – но нам скоро нечего будет отдавать.
Наступает половина пятого, а затем и пять, но никого не видно. Все это время я стою на посту, но к пяти двадцати уже измучена ожиданием и почти готова поддаться на уговоры некоторых ребят, которые предлагают вторгнуться на территорию кадетов.
– Нам лучше не нарушать границу, – возражаю им я. – Неизвестно, чего добивается Григгс, но нам надо узнать расклад. Готова поспорить, стоит пересечь границу, и они тут же свалятся нам на голову, а вести переговоры об освобождении старших будет уже намного сложнее.
– По-моему, сейчас их здесь нет, Тейлор, – говорит глава Муррея.
– Я бы не была так уверена.
После того как мы просидели почти час, Ричард подходит ко мне и встает рядом. Так он пытается показать, что мы равны и что он важная фигура во всем этом фарсе.
– Если они у нас что-то потребуют, – спокойно говорю я ему, – я отдам им тропу, которая проходит ближе всего к вашему корпусу, чтобы ты каждый раз видел, как они снуют по ней туда-сюда, и вспоминал, что во всем виновата твоя нелепая попытка переворота.
– Может, пойдешь и поплачешь где-нибудь в сторонке? – огрызается он, отходя в сторону.
К пяти тридцати я уже не могу терпеть накопившуюся злость и скуку и гадать, откуда появятся эти ребята: свалятся нам на голову с неба или выпрыгнут из зарослей, возле которых мы стоим.
– Джона Григгс! – зову я.
– Тейлор Маркхэм! – отвечает он из кустов прямо передо мной.
Бен удивленно смотрит на меня, а я поворачиваюсь и даю знак остальным, чтобы отошли подальше.
– Стой здесь, – велю я Бену, перешагивая через границу.
Григгс выходит из укрытия и размеренным шагом приближается ко мне, как будто вышел на воскресную прогулку полюбоваться природой.
– Где они? – спрашиваю я, кипя от злости.
Он вглядывается в мое лицо.
– Вот это мне не нравится, – заявляет он, указывая, судя по всему, на круги у меня под глазами. – Тебе надо выспаться.
Я отталкиваю его руку и настойчиво повторяю:
– Где они?
– Ты не предупредила их о границах. Эти девочки понятия не имели, куда идут, в то время как мои младшие ребята могут с закрытыми глазами найти все отметки.
– Ну так похлопай себя по спине за то, что ты такой замечательный предводитель. – Он хлопает себя по спине, и я вижу, что ему доставляет удовольствие надо мной издеваться.
– Поверить не могу, что вы придрались к такой мелочи. Это же семиклассницы!
– Почему ты так удивлена? – спрашивает он. – Так было всегда. Кто-то из ваших забирается на нашу территорию, и приходится расплачиваться. Ты помнишь? – кричит он Бену. – Помнишь, что за это бывает?
– В пугающих деталях, – отвечает Бен.
– Вот и мы помним. В прошлом году так было с моим другом Чои. Помнишь, Чои?
Я замечаю, что у него за спиной сидят на деревьях, вылезают из кустарника и выглядывают из-за веток не меньше сотни кадетов. В этом им не откажешь: когда дело доходит до маскировки, они настоящие мастера.
– Он сунулся на вашу территорию, и нашему предводителю пришлось драться с вашим, чтобы вызволить заложника.
Энсон Чои кивает с мрачным видом.
– Я пережил настоящую травму. Меня заперли в корпусе Меррабиджи. Там одни зануды. С чего-то взяли, что я гроссмейстер, и заставили меня всю ночь играть в шахматы.
– И что, мы с тобой будем драться? – спрашиваю я у Григгса.
– А что ты предлагаешь?
– Отдать моих семиклассниц.
– Так всегда велись территориальные войны, – твердо говорит он. – Все прописано в книге. Думаешь, это пустые угрозы, мол, ай-ай-ай, не переходите наши границы? Нет, это рукопашный бой. Всегда будут проигравшие. Иногда достаточно одного удара в челюсть. Порой приходится добавить пару в живот, и вуаля, отдаем вам заложников. Проблема только в том, что последние четыре года предводители школы были мужского пола.
– Давай в этом году поменяем правила. Потому что, между нами говоря, ты меня просто пугаешь.
Он снова окидывает меня внимательным взглядом.
– Тебе надо разобраться со своими тараканами, потому что уже две встречи по поводу клуба прошли без тебя, и, честное слово, еще немного, – он показывает пальцами расстояние в пару сантиметров, – и мы с Сантанджело сломаем друг другу шеи.
– Джона, верни детей, – устало говорю я.
Он отворачивается и издает свист. Трех девочек с Дарлинга выводят из укрытия, и я немного расслабляюсь, испытывая смесь облегчения и удивления. Для меня это серьезная победа в глазах школы. Такой успех – и без единой капли крови и лишней возни.
– Ты тут главный?! – кричит Джона через мое плечо.
Я оборачиваюсь и вижу, как Ричард кивает с самодовольным видом.
– В принципе, да, – заявляет он, приближаясь к нам.
– Твои принципы меня мало интересуют, – отвечает Григгс, а затем дает Ричарду по морде. – Мы тут не очень-то любим пугать детишек, – терпеливо объясняет он, глядя на упавшего на землю Ричарда. – Так что вы уж предупредите их, что за каждого нарушителя границ будет расплачиваться их предводитель. Можно, конечно, потом распределить наказание. Если, к примеру, мне придется терпеть побои за кого-нибудь из нашей мелюзги, я велю им чистить мне ботинки или стирать за меня – всякие, знаете, мелкие обязанности. Но такого почти не бывает. Видите ли, мои ребята в курсе, кто у нас командует. Мы стараемся не сбивать их с толку, ведь это может быть опасно. – Григгс изображает недоумение. – Так кто тут главный?
– Я главная, – говорю я, в ярости уставившись на него.
Григгс смотрит на Ричарда сверху вниз и протягивает руку. Тот все еще в шоке и не знает, принимать ли предложенную помощь.
– Ты согласен с таким решением, Дик? Можно я буду звать тебя так? Согласен, что она главная?
Ричард что-то бормочет.
– Вот и славно. – Григгс разворачивается и уходит.
Ричард нетвердо стоит на ногах, и я поддерживаю его. Он утирает нос рукавом.
– Возможно, стоит собраться сегодня и обсудить границы, – говорит он.
– Для начала уходим отсюда, – велю я ему, прежде чем повернуться к Трини, которая прижимает к себе девочек.
– Все хорошо? – спрашиваю я у них, но они слишком заняты тем, что пытаются выпутаться из коллективных объятий.
– Обязательно поговори с ними и убедись, что все в порядке, – говорю я Трини. – Чуть позже я зайду и сама с ними пообщаюсь.
– Я не хочу, чтобы их беспокоили, – заявляет она, уводя их с собой.
Я догоняю удаляющихся кадетов.
– Эй! – кричу я Джоне Григгсу.
Они с Энсоном Чои останавливаются возле дерева. Григгс прислоняется к стволу. На его губах мелькает призрачная улыбка. Он, похоже, весьма доволен собой, и я даю ему возможность насладиться своим триумфом пару секунд, прежде чем подойти ближе и отвесить пощечину.
– Больше никогда так не делай! – гневно бросаю я.
– Ай, больно же! – возмущается он, потирая щеку.
– Я сама решу свои проблемы.
– Я и не пытался решить твои проблемы, – возражает он.
– Пытался. Это мое дело, – говорю я, указывая в сторону удаляющихся школьников. Остался только Бен. – А твой снисходительный жест едва не поставил меня в слабое положение.
– По-моему, они не поняли, что он защищал твои интересы, Тейлс, – встревает Бен. – Слишком тупые.
– Я ее не защищал, – отпирается Григгс, злобно глядя на Бена через мое плечо.
– Вообще-то, выглядело именно так, – влезает Энсон Чои.
– Я твое мнение спрашивал, Чои?
– Нет, но, с моей точки зрения, учитывая все, что я знаю о вашей истории, – спокойно продолжает Энсон Чои, – все выглядело так, будто ты…
Григгс бросает на него взгляд, и Энсон Чои поднимает руку и кивает, понимая, что от него требуется молчание.
– Следите за своими границами, и это не повторится, – говорит нам Григгс.
– Если ты думаешь, что напугал нас, подумай получше, рядовой Кретин! – заявляет Бен.
Я поворачиваюсь к Бену, впечатленная его дерзостью.
– Пойдем отсюда, – говорю я, и мы удаляемся.
Когда мы доходим до поворота и исчезаем из поля зрения кадетов, Бен издает смешок.
– Ну вообще. Круто, а?
– Да, ты очень круто сказал, – соглашаюсь я.
– Да нет же, я про то, как он уделал Ричарда.
Я останавливаюсь, уставившись на него.
– Он сам нарвался, Тейлор. Пока ты так трагично пыталась утопиться в музыке восьмидесятых всю прошлую неделю, Ричард вел себя как последняя скотина. Григгс был очень крут, – признает он. – В моих глазах он сразу вырос от нуля до двойки.
– И при каком же условии ты поставил бы ему десятку?
– Если бы проделал с Ричардом то же, что со мной. Мне-то, видишь ли, досталось по полной. Один в челюсть, два в живот, да еще и ногами на пальцы наступили.
– То есть когда это случается с кем-то другим, это круто?
– Любая боль, причиненная Ричарду, греет мое сердце, да и твое тоже. Ну же, признай. Когда он упал, брызнула кровь и ты поняла, что ему сломали нос, разве тебе не захотелось запрыгать от счастья и наступить на его мерзкую рожу?
Я смотрю на него, качая головой.
– Нет, Бен, вообще-то нет. Я думала о том, что лучше бы сидела в общей гостиной и смотрела «Домой и в путь»[7].
– Знаешь, в чем твоя беда? Ты не умеешь получать удовольствие. Это было круто. Намного круче, чем «Домой и в путь».
Чуть позже я иду поговорить с девочками из Дарлинга и беру с собой Джессу и Хлою П., потому что они уверяют меня, что гораздо лучше умеют задавать вопросы ровесницам, чем я. По мнению Джессы, я могу их напугать.
Дарлинг – очень нежный факультет. Все ведут себя крайне мило, даже молятся перед едой. Так интересно понаблюдать за жизнью других факультетов. Предводительницы Локлана всегда стремились быть лучшими. У нас не было места тому, что не касалось власти. А здесь каждое чувство, каждый талант и мнение находят поддержку.