– Я не имею права сообщать тебе эту информацию, Тейлор, – вежливо, но твердо отказывает мистер Палмер.
– Сэр, она пять лет была куратором моего факультета. Она привезла меня в школу. Полагаю, я имею право хоть на какие-то сведения. К тому же у меня целый факультет детей, которым она нужна.
Он кивает, как будто уже думал об этом.
– Мисс Моррис будет жить в доме рядом с корпусом Локлана, так что, если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь к ней.
– А вы не знаете, когда вернется Ханна? Она оставила какую-нибудь записку, предупредила вас? Хоть что-нибудь? – умоляю я.
– Скажем так, она очень торопилась и написала письмо, где говорится, что у нее срочное дело в Сиднее и что она сообщит, когда определится с дальнейшими планами. Она извинилась за неудобства и поставила подпись.
– Разве так можно? Просто уйти с работы без объяснений? А зарплату она забирает?
– Тейлор, – в недоумении произносит директор. – Ханна не в штате. Она не работает в школе. Ей просто принадлежит дом возле реки. Никто уже и не помнит, как давно она нам помогает. Ханна имеет право уезжать, когда захочет. Она никогда раньше этого не делала, и я точно не могу ни с того ни с сего потребовать, чтобы она вернулась сюда, даже если бы у меня был ее номер. Ты знаешь Ханну лучше, чем я. Раз она уехала, это должно быть что-то очень важное. Уверен, со дня на день она позвонит на ваш факультет. Нет никакого повода для паники.
– Она прислала письмо по почте?
– Его доставил ее друг.
– Кто? Что за друг? Я знаю всех ее друзей, честное слово. Задайте мне любой вопрос о ней, и я отвечу. Просто позвольте мне поговорить с этим ее другом.
Он наклоняется ко мне. Жалость, которую я вижу в его глазах, унизительна.
– Обещаю тебе, если она свяжется со мной, я передам, что ты хочешь с ней поговорить.
Я киваю, сглотнув.
– Можно мне хотя бы посмотреть письмо? – Мой голос звучит умоляюще, и внезапно я чувствую, что ничем не отличаюсь от всех остальных жалких подростков, брошенных здесь взрослыми. Меня наполняет такая же тоска, какую я вижу в глазах Джессы Маккензи. Такое же отчаяние, какое испытывают несчастные дети, внимающие каждому слову Ханны просто потому, что однажды она обратила на них внимание. Прежде я по какой-то неведомой причине считала себя выше этого. С того дня, как она подобрала меня в придорожном магазине, я знала, что значу для нее больше остальных. Что между нами есть связь.
Мистер Палмер поднимается, подходит шкафу с бумагами и возвращается ко мне, держа в руках конверт. Я всматриваюсь в каждую деталь. На конверте незнакомой рукой написаны слова «ПЕРЕДАТЬ ДЖОНУ ПАЛМЕРУ». Почерк невероятно ровный и аккуратный. Директор замечает мой исполненный сомнения взгляд, достает письмо, и я сразу же узнаю руку Ханны.
Кивнув, я встаю.
– Простите за беспокойство.
– Не за что извиняться, Тейлор. Это нормально – скучать по другу.
Я и так слишком поддалась сентиментальности и теперь решительно направляюсь к двери.
– Если она с вами свяжется…
– Даю слово.
Когда я возвращаюсь в наш корпус, младшие школьницы сидят над домашним заданием.
– Если Ханна позвонит, – объявляю я с порога, – обязательно позовите меня.
Джесса Маккензи поднимает голову, и, как всегда, когда наши взгляды встречаются, я вижу в ней что-то смутно знакомое. Она поднимает руку и машет мне. Внезапно меня охватывает яростное желание защитить ее. Но я борюсь с этим желанием. В последнее время я даже о себе позаботиться не в состоянии.
Я ложусь в кровать, и с моих губ беззвучно срываются слова. Кто-то перед сном молится. Я не молюсь, а все время повторяю одно и то же: «Меня зовут Тейлор Маркхэм. Я живу на Джеллико-роуд».
Вебб сидел на дереве, нависающем над обрывом, и думал, как построит дом. Он будет из гофера, как Ноев ковчег, двухэтажный, и оттуда будет такой вид, чтобы каждый день смотреть в окно и восхищаться. Его отец построил дом на ферме. Вебб особенно любил его за это и больше всего скучал по нему, вспоминая стук молотка и пение пилы. К ним присоединялся голос отца, словно подпевая какой-то песне, что звучала у всех в голове. Вебб помнил, как они с Нани держали гвозди зубами, подражая отцу, и стучали молотками, чувствуя себя частью большого дела.
Он рассказал Нани и Тейт о своем плане. Они все забрались на дерево, и Вебб рассказал им, что хочет построить дом и надеется на их помощь. Нани долго молчала. Она лежала, обнимая ветку, и любовалась видом на долину. Нани говорила, что отсюда верхушки деревьев похожи на цветную капусту, и как-то раз ей показалось, что они уговаривают ее прыгнуть, обещая, что оттолкнут обратно. Иногда, как в этот день, Вебб ужасно боялся, что она послушается.
Поэтому он заставил обеих девочек встать на ветке в полный рост, держась за руки.
– Не бойтесь. Я не отпущу вас.
– Что ты видишь? – спросила Нани.
– Ничего.
– А знаете, что вижу я? – сказала Тейт. – Отсюда, с такого расстояния, все выглядит жуть как идеально.
Глава 7
На следующий день после обеда я иду в корпус Кларенса искать Бена. Дрожащей рукой стучу в дверь и жду. Мальчишка, который приходит на стук, явно нервничает при виде меня. Поначалу я не понимаю, почему, но потом вспоминаю, часто ли мне раньше доводилось встречать главу школьного подполья. Нечасто. Они не ходили по чужим корпусам. Даже на собственном факультете они превращались в полубогов. Мальчик стоит, не двигаясь и уставившись на меня. К счастью, через несколько секунд появляется Бен, который кладет руку на плечо своего подопечного.
– Иди делать уроки. Я скоро вернусь.
Мне Бен ничего не говорит, но его взгляд как бы спрашивает: «Ну что?»
– Что ты сказал своему куратору, – произношу я, указывая на его лицо, – по поводу этого всего?
– Что в меня попал футбольный мяч.
Я киваю.
– Ну да, естественно. По тебе же видно, что ты футболист.
– Он был только рад, что я соврал. Ему явно не хотелось разбираться.
Несколько секунд мы молча смотрим друг на друга. Мне в кои-то веки неловко. Не то чтобы я была против признания собственных ошибок, просто на практике мне этого делать не доводилось.
– Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой?
– Да, хочу, – честно признаюсь я, понимая, что бессмысленно ходить вокруг да около.
– У восьмого класса задание на завтра, – говорит Бен, указывая себе за спину. – Не самое подходящее время.
– Ты делаешь с ними домашку?
– Я же глава факультета.
– Наши главные никогда не делали с нами домашку. Этим занималась Ханна.
– А наши окунали нас головой в унитаз. Следовательно, я избрал более мягкий подход.
– «Следовательно»? Я бы сказала «естественно».
– Ты уже так говорила. В любом случае, вследствие того, как со мной обращались, я предпочел действовать противоположным образом, так что мое «следовательно» отлично подходит.
– Если я пришлю Рафаэллу помочь твоим восьмиклассникам, ты пойдешь?
– Рафаэлла наверняка сейчас занята вашими восьмиклассницами.
– Естественно.
Снова молчание. Видимо, придется унижаться.
– Бен, я уже семь дней занимаю должность предводителя школы, а результатов никаких не добилась. Прошлые предводители всегда успевали наладить контакт с кадетами и как минимум согласовать прежние границы. Я понятия не имею, что говорить этим ребятам. Вот видишь, я признаюсь тебе в этом. Сама не знаю, почему это делаю.
– Потому что ты меня не уважаешь, и тебе все равно, сочту ли я тебя слабой или нет.
Пора смириться с тем фактом, что у меня остался один союзник – Рафаэлла. Но Рафаэлла не глава факультета, она мой заместитель и при всем желании не спасет меня от Ричарда и пяти подписей, которые он соберет.
– Ладно, – говорю я, отворачиваясь. Дохожу до последней ступеньки, оглядываюсь и вижу, что Бен все еще стоит в дверях. – И, чтобы ты знал, я сама не понимаю, уважаю тебя или нет. Но я выбрала тебя, а не Ричарда, потому что доверяю тебе. Вот тебе мой мотив. На данный момент доверие для меня дороже всего. Если тебе этого недостаточно, тогда не знаю, что и сказать.
Я успеваю сделать несколько шагов.
– Какая мне от этого выгода?! – кричит он мне вслед.
– Никакой, – бросаю я. – Не буду даже пытаться убедить тебя в обратном.
Бен догоняет меня.
– Нет. Эти слова надо сказать во время переговоров. Прошлые предводители всегда так говорили: «Какая мне от этого выгода?»
Мы все дальше отходим от корпуса, и я выдыхаю с некоторым облегчением, когда мы оказываемся на вырубке, а Бен все еще со мной. Внутри и так все переворачивается, и я понимаю, что нервничаю из-за опасности встречи с кадетами.
– Возможно, нам повезет, – заявляет Бен, уловив мою тревогу. – Допустим, они пожирают кабана, которого забили к ужину. Вот прямо сейчас срывают мясо с костей зубами и…
– И следовательно?..
– Не заинтересованы в нашем обществе.
Звучит неубедительно.
Какое-то время мы бродим по территории, отмечая на карте все основные точки. Большую часть года мы об этом не думаем, но с приходом сентября карта становится нашей Библией. Я следую ее указаниям и не замечаю, что подошла слишком близко к обрыву, пока Бен не хватает меня за футболку и не оттаскивает назад. Но мне нравится ощущение близости к краю. Всего один шаг, и эти деревья, похожие на цветную капусту, подкинут меня обратно.
Бен изумленно смотрит на меня.
– Ты ослепла? Чуть не свалилась же.
Я уже готова сказать, что это ерунда, но Бен вдруг поднимает руку.
– Ты слышала? – шепчет он.
– Что?
– Это!
Бен смотрит на меня, и я открываю рот, чтобы ответить, но он прикладывает к губам заклеенные пластырем пальцы.
– Кажется, мы не заметили, как пересекли границу, – шепотом продолжает он.
– Если верить карте, граница проходит по этому эвкалипту.
– Если верить карте, таких деревьев тут два, и первое мы прошли минут десять назад.