Александра говорит ей:
— Там на твоей кровати лежит пакет — его принесли, пока тебя не было. Я думаю это кукла Элизабет, которую бабушка купила тебе на день рождения, та самая, что не успела прийти вовремя.
Маккензи от удивления раскрывает рот и, прям дрожа от радости:
— Я так ее ждала. Я такая извращенка!
Потом она бросается из фойе в свою комнату.
Александра обращает свой яростный взгляд на нас:
— Потрудитесь объяснить это?
Я потираю сзади шею… а потом практически бросаю Стивена под колеса автобуса.
— Тебе следует поговорить со своим мужем. Он должен повнимательнее следить за своим языком, когда рядом Маккензи.
Я заглажу перед ним свою вину, я клянусь.
Ди присоединяется.
— Да, дети, как губки. Впитывают все, что происходит вокруг.
Судя по взгляду на лице Лекси, она на это не купилась.
— Нам пора, — говорит Долорес.
— Да, пора, — зеваю я. — Эти амфибии меня просто утомили. Пока, Лекси.
— Пока, Александра, — говорит Ди.
Потом мы убегаем.
ГЛАВА 11
В тот вечер я забиваю на тусовку с парнями. Ди и я заказываем китайскую еду и просто фантастически проводим вечер, трахаясь в каждой комнате моей квартиры.
Уже никогда я не посмотрю на свой бильярдный стол теми же глазами.
Мы отключаемся в моей постели, и я впадаю в чертовски изможденный сон… до тех пор, пока посреди ночи меня не будят шуршание одежды и шаги. Продираю глаза, чтобы обнаружить, что Ди не со мной рядом, а носится по комнате, в поисках своей одежды, и спешно ее натягивает, когда находит.
— Ди, ты в порядке?
Ее голос звучит совсем не сонно, а напряженно.
— Да, все нормально. Спи дальше, Мэтью.
Сонными глазами, я смотрю на часы: три часа ночи.
— Что ты делаешь?
— Собираюсь домой.
Заставляю себя сесть, пытаясь прояснить сознание.
— Зачем?
— Потому что это то место, где я живу, забыл?
Не знаю, какая муха ее укусила, пока я спал, но я, правда, так устал спорить с ней. Отбрасываю одеяло.
— Ладно, дай мне минуту и я тебя отвезу.
Она взглядом сканирует пол и находит в углу свою сумочку.
— Не беспокойся, я возьму такси.
Понимая, что у меня мало времени, я натягиваю штаны и хватаю футболку, которая валялась на тумбочке, после того, как раннее ее с меня сорвали.
— Тогда я поеду с тобой на такси.
Долорес останавливается и дырявит меня хмурым взглядом.
— Может, тебя это шокирует, но я в состоянии добраться домой, большое спасибо.
— Сейчас три часа ночи, черт, Долорес.
Она пожимает плечами.
— Не то, что бы ты жил по соседству с плохим районом.
— Это Манхэттен. Любое соседство может быть плохим.
Она не отвечает. И не дожидается меня. Хватаю свои кроссовки и чуть не забываю взять ключи, когда бегу, чтобы поспеть за ней. Теперь уже полностью проснувшись, я натягиваю кроссовки в лифте.
— Ну что, ты злишься на меня из-за чего-то конкретного, или в общем, типа «все мужики козлы»?
Она складывает руки на груди.
— Я не злюсь.
Хотите перевод? Ты придурок, но ты должен сам вычислить почему, потому что я тебе не скажу.
Мы выходим из дома. Я даю швейцару отмашку и ловлю такси сам. Дорога до дома Ди напряженная и молчаливая. Я посматриваю на нее косым взглядом, потому что стоит посмотреть норовистой собаке в глаза, и она тут же перегрызет тебе глотку.
Она сидит прямо — вроде выглядит не злой, но тревожной, — как загнанное в угол животное, ждущее возможности сбежать. Когда мы подъезжаем к ее дому, Ди оказывает снаружи быстрее, чем водитель успевает полностью остановиться. Я прошу его меня подождать, и выскакиваю за ней.
Когда она вставляет ключ в наружную дверь, я кладу свою руку поверх ее.
— Не могла бы ты мне хоть намекнуть на то, что происходит сейчас в твоей голове, пожалуйста? Потому что я… как бы… понятия не имею, Ди.
Она тяжело смотрит на наши руки, вздыхая, поднимает взгляд на меня.
— Просто… как по мне, ты слишком торопишься.
Прислоняюсь плечом к стене дома.
— Если ты хотела, что бы я был помедленнее, просто надо было так и сказать. Сильнее, полегче, быстрее, медленнее — я всегда готов угодить.
— Как остроумно, Мэтью.
Ничего не могу поделать.
Она начинает махать руками себе в лицо — будто она на грани панической атаки.
— Я проснулась в твоей постели и… просто это уже слишком. Такое чувство, что я задыхаюсь. Мне нужно… больше пространства.
Пространства.
Точно.
Это исключительно женское понятие. Для мужчины, расстояние не сближает, а наоборот, предоставляет широкие возможности найти кого-то еще, куда бы запихнуть свой член. Когда парень, действительно, западает на женщину, его чувства к ней те же, что и к воскресному футболу — чем больше, тем лучше.
Тем не менее, я понимаю, о чем говорит Долорес.
Тогда, на прошлой неделе, я ведь предлагал ей что-то несерьезное, незаурядное, а последующий дни были какими угодно, но только не такими. Они были насыщенными. Встречи случались часто и систематично. И очевидно, что ее это пугает.
Когда времяпрепровождение с каким-то человеком становится в порядке вещей, уже трудно вспомнить, какой была твоя жизнь до этого… или какой она может быть после.
Хотя мне и нравится время, которое я и Ди проводили вместе, я не хочу казаться назойливым. Отчаяние — это такая вонь, от которой невозможно избавиться, после того, как ее вдохнешь.
— Тебе надо больше личного пространства — конечно — я понимаю.
Она открывает дверь и делает шаг внутрь. Потом опять поворачивается ко мне и неискренне улыбается.
— Я… позвоню тебе.
Я киваю.
И потом она захлопывает дверь прямо у меня перед носом.
Она не звонит.
Не на следующий день. Или в понедельник. Или даже не на самый священный третий день. Я не проверял свой телефон каждые пять минут или что-то типа того… но я лишний раз удостоверялся, эта хрень полностью заряжена.
Долорес меня послала. Просто… охренеть.
Да, я кидал девушек раньше — хороших девушек, которые просто не могли удержать мой интерес. Да, и это первый раз, когда я оказался по ту сторону кидалова.
И нет — я не чувствую себя хорошо.
Мне следует забыть о ней. Вокруг полно альтернативы, ожидающих, когда я за ними приударю. Мне следует двигаться вперед и вверх. Вниз тоже всегда весело.
Мне следует… но я не хочу. Дело не в том, что она красивая, сумасбродная, а ее грудь — это то, из-за чего происходит поллюция. Помимо всего этого — Ди интересная. Очаровательная. Отличается от всех девушек, с которыми я раньше встречался. То, как устроен ее ум, как она дразнится, как бросает мне вызов — я мог бы целыми днями разговаривать с Долорес и мне бы никогда не наскучило.
Она заставляет меня думать, заставляет меня смеяться… возбуждает меня.
И просто как бейсбольный скаут может смотреть на игрока Маленькой Лиги и видеть в нем самого ценного игрока, я знаю, вместе нам могло бы быть здорово. Невероятно. Я возбуждаюсь всякий раз, когда нахожусь рядом с ней. Вот что заставляет мои мысли — и мои фантазии — снова и снова возвращаться к ней. Потому что за короткое время и при помощи каких-то дополнительных усилий, мы оба будем пожинать великолепные плоды.
К вечеру четверга, я беру своего быка за рога — или в данном случае, сучку за уши.
Я пропускаю спортзал и подъезжаю к дому Долорес, страстно надеясь подловить ее по дороге с работы.
Вот она идет вдоль дома, быстро шагая в блестящих туфлях, открывающих ее пальчики на ногах, в белой воздушной блузке, которая струится волной при каждом движении ее рук, и зеленой юбке расцветкой змеиной кожи. Я торопливо к ней подбегаю. Когда она меня видит, упрямо вздирает подбородок вверх, нисколько не замедляя свой шаг.
— Привет, незнакомка.
— Здравствуй, Мэтью.
Я иду рядом.
— Как ты?
— Очень занята.
— Слишком занята, чтобы поднять трубку, а?
— Кто-нибудь, позовите заклинателя, что изгоняет дьявола — тобой завладела моя мать.
Я хватаю ее за локоть, заставляя остановиться. Сначала она психует, но когда ее взгляд встречается с моим, я это чувствую. Электричество. Возбуждение. Ее взгляд танцует на моем лице, упиваясь каждой деталью. И мое собственное чувство облегчения, что снова ее вижу — после всех этих дней, проведенных в жалких воспоминаниях — отражается в ее взгляде.
— Я не он, Ди.
— Кто?
— Тот придурок, из-за которого ты постоянно готова бежать, тот, что заставил тебя бояться отношений. Бояться позволить себе что-то чувствовать… желать кого-то… так, как ты желаешь меня, я знаю.
Она скрещивает руки на груди.
— Ты, наверно, не слишком часто летаешь — разрешенный вес багажа у авиакомпаний — сорок фунтов.[21] Твоя огромная голова, наверно, весит все сто.
Зависит от того, которую голову она имеет в виду.
Я улыбаюсь.
— Очень смешно.
Он отворачивается, глядя на проезжающие машины. И когда она начинает говорить, ее голос звучит уныло. Смесь печали и страха.
— Это не был «кто-то» Мэтью… это был каждый из них. Я уже это проходила. Нет никакого смысла переживать всю эту драму, когда ты уже знаешь, чем дело кончится.
Беру ее лицо в свои ладони, водя большими пальцами по ее теплым, мягким, как лепестки щекам.
— Но я не такой, как они.
— Так все говорят, а я верю. Но постепенно, правда выходит наружу, и парень, который был мне не безразличен — парень, которого, я думала, я знаю, — оказывается неудачником, или азартным игроком, или женатым, или просто обычным сукиным сыном.
У нее такой раненый взгляд, что у меня сжимается все в груди. От ее боли. И одна часть меня хочет изловить всех идиотов, о которых она сказала, и размазать по стенке их морды за их тупость.
Наклоняюсь к ней ближе, прижимаясь губами к ее шее. Мне хочется поразить ее так, чтобы она забыла все свои сомнения и страхи и всех придурков, которых она когда-то встречала. И я буду единственный, кого она будет чувствовать — единственный, кого она будет помнить.