Господин рыцарь умел пользоваться любым видом оружия, однако в турнирах и открытых схватках предпочитал не участвовать. Араун де Бриссон любил жестокое, изощренное убийство, когда перед ним не соперник, а жертва. Только тогда кровавый ритуал доставлял ему истинное наслаждение и он ощущал себя победителем. Если бы это не считалось презренным занятием, он с удовольствием занял бы место палача при дворе какого-нибудь кровожадного властителя. Не ради заработка, разумеется, а исключительно для удовлетворения жажды крови.
Другой пламенной страстью сего Рыцаря Розы были камни – бриллианты, сапфиры, изумруды и рубины. Он набил ими окованные медью сундуки и подолгу пересыпал самоцветы в руках, любуясь их игрой и блеском.
«Камни! Как они прекрасны! – думал он, ловя всем существом лучи, исходящие от драгоценностей. – Какой восторг прикасаться к ним, сливаться с их естеством, полным тайной силы! Что под этим скучным небом может сравниться с ними? О, камни! Песня сверкающих звезд! Только за камни и золото можно любить эту землю, рождающую их в своих темных, жарких недрах…»
Славный рыцарь служил двум хозяевам – Злу и Роскоши. Черная Роза – эмблема сих двух начал, слившихся воедино, – была его кумиром. К ее алтарю он принесет все, о чем бы его ни попросили…
Де Бриссон придумывал одну забаву изысканнее и ужаснее другой, но насыщения все не наступало. Он жаждал большей отравы, большего опьянения, которого уже не могли дать пролитая кровь, вино и табак.
У него появилось еще одно развлечение – принимать облик удивительного, хищного, могучего красавца, подобного Аполлону, Персею и Гераклу, вместе взятым. Этот облик сводил с ума равно и женщин, и мужчин. С тем лишь отличием, что первые изнемогали от желания, а вторые пылали от ненависти. Зависть! Еще один чудесный человеческий порок, на котором можно играть, как на флейте, придумывая все более замысловатые мелодии. Как сладко возбуждать зависть в сердцах окружающих, наблюдая огонек гибели в их глазах! Зависть, страх и алчность – вот струны его арфы, из которой он извлекал адские звуки. Он прислушивался к ним с умилением, как молодая мать прислушивается к лепету своего первенца…
Коломна встретила Ника и его девушку колокольным звоном, садами в инее и неторопливой провинциальной размеренностью. Ник с трудом нашел тихую улочку, по которой дед-рыбак привел их с Валеном к Инне Аркадьевне.
– Смотри! – показал он Вике на склеп, который отлично был виден сквозь кружево заиндевелых деревьев. – Правда, похоже на римский саркофаг?
– Ага…
Вика во все глаза разглядывала причудливое строение. Сам по себе дом производил мрачное впечатление, а тут еще склеп в саду…
Они открыли калитку и робко подошли к крыльцу.
– Инна Аркадьевна! – громко позвал Ник, не решаясь постучать в дверь.
С козырька крыши, каркая, слетел огромный ворон… Нику стало страшно, хоть он и пытался держаться молодцом. Дом выглядел необитаемым – плотно занавешенные окна, тишина. Вика молчала, боязливо оглядываясь на склеп в глубине сада.
– Может, никого нет дома?
– Инна Аркадьевна! – громче крикнул Ник, мысленно посылая молитву, чтобы дом оказался нежилым.
Увы! Очищенные от снега дорожки свидетельствовали об обратном.
Он снова, как и тогда, ощущал себя исполнителем чужой воли. Будто это не он по своему желанию явился сюда, а его заманили. Но зачем? Тогда Вален, одержимый поисками клада, вынудил Ника прийти в этот дом. А теперь что привело его сюда? Желание покрасоваться перед девушкой? Можно найти тысячи способов удивить ее! Что она видела в своем глухом Велино? Ник показал бы ей Москву – театры, кафе, рестораны, выставки! Девчонка бы сияла от счастья!
Они уже собрались уходить, когда дверь со скрипом отворилась, и из нее выглянула древняя, сморщенная и сгорбленная старуха, одетая в коричневое платье и перепоясанная пуховым платком.
– Вам кого? – хрипло спросила она.
– Мне?.. – растерялся Ник. – Нам… Инну Аркадьевну…
– Кто это? – нахмурилась старуха.
– Х-хозяйка этого дома, – ответил молодой человек, чувствуя, как у него начинает дергаться подбородок.
– Тут не хозяйка, а хозяин! – заявила старуха, собираясь уже захлопнуть дверь перед его носом. – Вы ошиблись адресом.
– Подождите! – сам того не желая, настаивал Ник. – Можно нам поговорить с хозяином?
Ему не хотелось идти в дом, – напротив, он боролся с желанием поскорее унести ноги отсюда, – но было стыдно перед Викой. Он пообещал ей показать портрет, а сам…
– Я пойду спрошу, – поколебавшись, ответила старуха. – Постойте тут.
Она скрылась в глубине дома. Время, казалось, остановилось. В воздухе летели маленькие снежинки.
– Вряд ли нас пустят… – с сожалением вымолвила Вика.
– Пустят! – В этом Ник почему-то не сомневался.
– Заходите. Хозяин вас примет, – прохрипела старуха, неожиданно возникшая на пороге.
– «Примет…» – шепнула Вика ему на ухо, когда они шли за старухой по длинному темному коридору. – Так сейчас не говорят…
Они вошли в гостиную, которая неузнаваемо изменилась. Комната была тесно заставлена старинной мебелью разных стилей. Диваны с гнутыми спинками, такие же стулья, пара глубоких кресел, шкафы с вычурной позолотой, пестрый ковер на полу – и при этом всем плоский телевизор на стене, компьютер… У Ника голова закружилась от обилия вещей.
– Спасибо, Гортензия! – произнес резкий, неприятный голос, и Ник обратил внимание на хозяина, который затерялся среди пышного убранства, поэтому они с Викой его сразу и не заметили.
– Здравствуйте… – пролепетал Ник, еле ворочая языком от страха.
Куда делась Инна Аркадьевна? Кто этот человек в красном бархатном халате, рыжий и сморщенный, как печеное яблоко? Смогут ли они увидеть портрет? Находится ли он в доме или исчез вместе с хозяйкой? Что все это значит, наконец?
Старикан, сплошь покрытый рыжими волосами, сидел в уголке дивана, почти сливаясь с его яркой обивкой.
– Принеси кофе гостям, Гортензия, – проскрипел он, не глядя на посетителей и не отвечая на приветствие.
Старуха молча удалилась. Она привыкла ничему не удивляться, не задавать вопросов и ни о чем не думать. Хозяин знает, что ей надо делать.
– Присаживайтесь, господа, – наконец обратился тот к Нику и девушке. – Меня зовут Ардалион Брониславович.
Вика осторожно присела на краешек стула, Ник примостился рядом. Стулья стояли вплотную друг к другу, их было слишком много для такой комнаты, как эта гостиная, где Вален и Ник пили чай с Инной Аркадьевной и слушали страшную историю о проклятии рода Баскаковых. Нику казалось, что с тех пор минула целая вечность…
Хозяин подошел к буфету в стиле рококо и достал оттуда серебряные блюда с восточными сладостями – нугой, халвой и рахат-лукумом. У Вики разбежались глаза, – и от посуды, и от разложенных на ней угощений. Ника же волновало совсем другое.
– А… где Инна Аркадьевна? – спросил он, чувствуя, что его вопрос звучит глупо и не к месту.
– Сия почтенная дама скончалась… – сверля Ника маленькими, горящими, как угольки, глазками, ответил хозяин. – Не далее как месяц назад. Бедняжка! – Он притворно вздохнул. – Едва успела оформить завещание в мою пользу.
– К-как? – удивился Ник, вспоминая Инну Аркадьевну, ее стройное, совсем еще не старое тело, бодрый вид и прекрасное самочувствие. – Отчего?
– Эх, молодой человек! Возраст, болезни… Люди не думают о душе. А потом, когда спохватываются… уже слишком поздно!..
– Чем так странно пахнет? – шепнула девушка в самое ухо Ника. – У меня в голове мутится…
Ник попытался открыть рот, но на него нахлынуло оцепенение, и язык прилип к небу. Сладковатый одуряющий запах медленно проникал в легкие, растекаясь по телу вялой истомой.
Старуха, шаркая ногами, принесла кофе.
– Угощайтесь. – Хозяин радушно улыбнулся, при этом его длинные рыжие бакенбарды разъехались в стороны.
Нику стало смешно. Дом, пышно обставленная комната и Ардалион Брониславович больше не казались ему зловещими. Вика тоже порозовела, как от легкого вина.
Старикан пустился в рассуждения о своей любви к покою.
– Я нажил себе неврастению от этой ужасной цивилизации! – восклицал он, воздевая руки к потолку. – О, как меня раздражают шум и суета! Куда люди постоянно торопятся? Может, вы мне подскажете?
Он хрипло, прерывисто дышал, то и дело потирая виски и прижимая руки к сердцу. У него было отечное лицо нездорового цвета, бледные губы и тонкая, усыпанная веснушками кожа. В глазах вспыхивала насмешка. Как будто он разыгрывал комедию перед двумя зрителями.
Нику полегчало, и он вспомнил о портрете. Пора спросить хозяина о том, зачем они пришли.
– Инна Аркадьевна много рассказывала нам о доме, о своем дворянском прошлом… – нерешительно промямлил Ник, боясь встретиться взглядом с рыжим хозяином.
– Да? – удивился тот. – Неужели?! Это у них-то дворянское прошлое? Тоже мне, аристократы с птичьего двора! Настоящая голубая кровь ведет свой род от Тацлава, короля Атлантиды… А эти?! – Старик возмущенно вытаращил маленькие злобные глазки. – Нет, вы только послушайте! – завопил он, все больше распаляясь. – Они называют себя дворянами, аристократами! Какие-то потомки Свиньиных и Щербатых! Вы только вдумайтесь в эти фамилии! – Он сплюнул от негодования, подпрыгивая на диване и размахивая тощими ручками.
Так же внезапно, как вскипел, Ардалион Брониславович потух и совершенно успокоился. Огонь в его глазах превратился в масло, а саркастическая ухмылка в елейную улыбочку.
– Так что вам поведала милейшая дама о своем… мгм… – он многозначительно кашлянул, – дворянском прошлом?
– Да так… ничего особенного, – пролепетал Ник, напуганный внезапным приступом гнева хозяина. – Она… показывала нам портрет… своей родственницы… А-Александры…
От волнения Ник начал заикаться.
– Парадный портрет Александры Баскаковой! – громко и торжественно проскрипел старик, смакуя каждое слово. – Как же! Шедевр! Я имею в виду не женщину, – пояснил он, – а само полотно. Роскошная вещь! Разумеется, портрет у меня. Как можно упустить такую жемчужину, такую сказочную живопись?! Одна рама чего стоит…