– Что мы будем делать дальше? – спросила Тина, подкладывая под голову вторую диванную подушку. – Вести жизнь лесных отшельников?
Сиур сидел рядом, по его лицу скользили багровые отблески пламени.
– Некоторое время придется…
Будь он один на свете, то ни за что не стал бы прятаться, отсиживаться. Сиур не привык поворачиваться к врагу спиной. И только страх за Тину заставил его принять непростое решение. Из-за него уже пострадали люди, которые не имели отношения ни к статуэткам, ни к рубинам, ни ко всем этим проклятым тайнам! Судя по всему, ждать развязки осталось недолго. Что ж, они наконец смогут посмотреть в лицо своей судьбе…
– А сколько?
– Что? – Он углубился в размышления и потерял нить разговора.
– Сколько еще нам тут сидеть? – раздраженно переспросила Тина. – Татьяну ты тоже не слушал?
Она опять не сдержалась. Успев пожалеть о вылетевших словах, она не могла вернуть их обратно…
– Что с нами происходит? – вздохнул Сиур. – Со мной, с тобой?
– Не знаю… Мне кажется, ты стал другим. Мы привыкли друг к другу, как привыкают муж и жена, которые годами живут вместе.
– Разве это плохо?
– Если чувства не поддаются однообразию и скуке, то нет…
– Ты полагаешь, нам не хватает развлечений?
Тина пристально посмотрела на него и усмехнулась:
– Не притворяйся, будто не понимаешь, о чем речь. Тебе не идет.
– Просто навалилось много проблем, – устало сказал он.
– Вся жизнь состоит из проблем! – возразила Тина. – Если после решения всех проблем ты собираешься уделить мне немного свободного времени, то не напрягайся! Это не то, чего я хочу. Я хочу тебя всего, и ты это знаешь. Крохами, которыми ты собираешься со мной делиться по мере необходимости, я никогда не смогу утолить свой голод. Поэтому не стоит стараться. Расслабься и отдыхай!
Давай освободим друг друга, раз это создает тебе столько хлопот…
Сиур слушал ее и диву давался. Женщина, которую он любил и считал частью себя, отчитывала его, как провинившегося школьника. Она не упрекала, не злилась. Она рассказывала ему, как мужчина становится неинтересен. И это было похуже упреков.
– Любовь – это цветок, который нужно поливать каждый день, – заключила она. – Иначе он увянет.
– И что тогда делать?
– Наверное, сажать новый…
Она замолчала, глядя на огонь, а Сиур ощущал себя изгоем, как будто за ним с тяжелым, натужным скрипом закрылись ворота родного города и он может идти теперь на все четыре стороны.
Свобода, которую он внутренне отстаивал, думая, что Тина покушается на нее, показалась ему скучной до ломоты в скулах. С Тиной в его жизнь пришли опасность и смерть, жгучие тайны, магические фигурки, кровь и пепел. Без нее в душе станет пусто, как в разоренном доме. Из ожидающего их впереди будущего исчезнет самое главное – присутствие ради другого существа, преданное служение и сладость взаимности.
Когда-то он уже испытывал это безнадежное отчаяние. Шуршащие от ветра пески предстали перед ним, и он сам, сбросивший жреческое одеяние, слившийся со всеми в мире, кто тоскует об ушедших возлюбленных, приник к шершавому, нагретому солнцем камню… Тогда он не мог ничего вернуть и только надеялся, что в далеком грядущем снова встретит ее. Она не покинула его навеки, приходя в снах и мечтах о счастье…
Разве их может разлучить что-то кроме смерти?
Оказывается, может. Тина права – он начал воспринимать ее как неотъемлемую часть себя. Он думал о ней как о женщине, которая ждет его всегда, и поэтому к ней можно не торопиться. Можно позволить себе легкую забывчивость, мелкие оплошности – она все поймет и простит. Потому что она его любит!
Он перестал говорить ей о своей любви, потому что все слова уже были сказаны. Он перестал думать о встречах с ней с волнующим нетерпением, как о долгожданном заветном празднике, потому что каждодневные заботы превратились в рутину, лишенную новизны и непредсказуемости.
Сколько раз по дороге домой, уставший после напряженного дня, он хотел купить ей цветы или какой-нибудь приятный пустячок – бутылку вина, духи, шоколадку – и откладывал на потом. Только бы добраться до постели! Все остальное после, когда он не будет таким измученным…
Но для любви не существует «потом»! Она всегда и без исключения сейчас. В этом ее неповторимая прелесть и тайна, которую она несет в себе. Неблагодарные и забывчивые терпят поражение в самый непредвиденный момент, когда ничто, кажется, не предвещает бури. Любовь отвергает мертвые схемы, привычку и отсутствие изобретательности. С этим священным и драгоценнейшим даром вселенной непозволительно обращаться как попало. Райская птица вспорхнет и улетит, когда ей надоест один и тот же корм! Она отправится искать другие небеса…
Существуют ценности, которым нет замены ни в каком виде. Сиур вдруг понял, что его отношения с Тиной гораздо важнее того, чем закончится вся эта история с «призраками из прошлого» или какая угодно другая, самая занимательная и фантастическая.
Он решил, что подарит ей сегодня ночь любви, которой она еще не знала.
Она отвечала ему нехотя, уступая его настойчивости, и только после долгих, долгих ласк и признаний, которые он шептал ей в тишине среди отблесков догорающего пламени, оттаяла и снова стала его женщиной, единственной и непохожей на всех остальных…
Они лежали, отдыхая, в темноте, полной шорохов и запаха березовых углей. Тина привстала, вглядываясь куда-то в угол.
– Посмотри, что это?
В комнате без окон, с погасшим камином разгоралось розоватое свечение…
– Это рубины! – догадался Сиур. – Они тоже наконец-то вместе, как и мы с тобой.
– Ты привез с собой второй камень?
– Да. По просьбе Никиты.
– Почему они светятся?
– Наверное, их питает любовь. Как и всю вселенную…
Глава 30
Гортензия выздоровела. Так же внезапно, как и заболела. Она не могла поверить, что ее тело снова послушное, а голова ясная. Чудеса! Она была бы вполне довольна, если бы и хозяин чувствовал себя так же хорошо, как она.
С Ардалионом Брониславовичем творилось что-то странное. Он то нервничал, то радостно смеялся и потирал руки, то задумчиво сидел и курил. Вечерами, а иногда и днем, он выскальзывал из дому и где-то подолгу пропадал.
Гортензии приходилось делать дополнительные закупки продуктов и выпивки, особенно много уходило кофе и табака. Волнение обостряло аппетит хозяина, а после еды он любил выпить кофе по-восточному и покурить.
Вот и сейчас он сидел на бархатном диване, глядя в одну точку, с трубкой в зубах. По комнате витал сладковатый аромат дорогого табака.
– Гортензия! – капризно позвал он. – Где кофе?
– Несу, несу.
Старуха торопливо перелила густой напиток в разогретый на плите кофейник и только вышла в коридор, как в дверь постучали. Она споткнулась и едва не уронила поднос.
Ардалион Брониславович, казалось, ничего не слышал. Он ждал кофе.
– Кого это принесло так поздно? – пробормотала Гортензия, расставляя на столе перед ним кофейный прибор.
– Что ты там бормочешь? – рассердился он. – Когда ты научишься говорить внятно? По-твоему, я должен догадываться, что ты хочешь сказать?
– Кто-то пришел! Пускать?
Хозяин задумался. После недолгих колебаний он принял решение:
– Пожалуй, пусти…
Гортензия накинула пуховый платок и засеменила к дверям.
– Давно пора замки смазать, – ворчала она. – Все пальцы сломать можно, пока откроешь!
Дверь распахнулась, и сильный порыв ветра со снегом ударил ей в лицо. У порога стоял человек, закутанный в черный плащ.
– Ну и погодка! – низким, хорошо поставленным голосом произнес незнакомец. – Еле добрался до вас. Хозяин дома?
– Где ж ему быть в такую метель? – удивилась старуха.
Голос и повадки мужчины показались ей смутно знакомыми.
– Ты все хорошеешь, Гортензия, – усмехнулся он, входя в дом и отряхиваясь. – Цветешь, как роза. Не жалеешь, что когда-то послушалась меня и согласилась прислуживать капризному Бриссону? Не надоело тянуть лямку?
– Шутите, господин аббат! – узнала его старуха. – Кому я нужна, кроме моего господина?
– Он окончательно развратил твою душу. Раньше ты была обыкновенной ведьмой, а теперь стала пособницей дьявола!
– Он нуждается во мне, – смущенно пробормотала Гортензия. – Я дряхлею, но все еще обхаживаю его. А так бы давно истлели мои косточки. Он пообещал мне долгую жизнь… и не обманул.
– Твоя правда. Не забыла, что это я в давние Средние века спас тебя от костра, вырвал из цепких лап инквизиции?
– Как можно? – всплеснула она руками. – Я каждый день благословляю вас за вашу доброту!
– Ну-ну… – недоверчиво усмехнулся аббат.
– Какими судьбами вас сюда занесло?
– Вот решил с Бриссоном встретиться. Больше посоветоваться не с кем.
– Ваша правда, месье де Гуайт! – воскликнул Ардалион Брониславович, который не усидел в комнате и вышел навстречу «запоздалому путнику». – Гортензия! Ступай, нарежь мяса, оливок положи побольше! Да кофе еще свари!
Рыжий старик едва доставал гостю до плеча. Они обнялись, потом направились в гостиную.
Гуайт поразился переменам, которые произошли с хозяином коломенского дома. Его энергичный профиль, напоминающий рисунки старых немецких мастеров, как-то сник и обвис. Аббат помнил де Бриссона алхимиком, священнодействующим среди реторт и магических знаков. Его взор пылал фанатичным стремлением к господству над миром. Он, словно дьявол в глубинах ада, окутанный серными парами, отправлял жуткие кровавые ритуалы.
Еще Бриссон занимался тем, что называют «выходом в астрал», и научил этому аббата, который далеко превзошел своего учителя. Ему не нужны были морфий и гашиш, как Бриссону, и «астральные путешествия» совершались естественно, не истощая тело. Отекшее лицо хозяина дома и прерывистое дыхание говорили о том, что могучий организм не выдержал всех извращений жизни, наполненной жестокими играми и наркотическими галлюцинациями. Тело де Бриссона сморщилось, и даже яркая огненно-рыжая грива, придающая ему вид дикого зверя, основательно поблекла. Только глаза и свирепое выражение лица напоминали прошлое Рыцаря Розы, полное к