– Право, Роберт, мне так жаль… давно надо было все рассказать тебе… – Она подалась к нему, хотела обнять, прижать к себе, но он отстранился, отталкнул от себя ее стул. Он не хотел, чтобы она к нему прикасалась. Он схватил со стола фотографию, на которой она и Николас сидели на пляже.
– Что там, мать твою, было? – В его голосе опять больше гнева, чем боли.
– Давно надо было тебе все сказать… но… Нет, Николас ничего не знал. Правда… Ничего не знал… все это было так давно… я…
– А то я не знаю, когда это было, – прервал ее он. – Да и какое это имеет значение? Давно, недавно. Ты сделала это. – Он сгреб фотографии в кучу и швырнул ей лицо.
От неожиданности и страха она задохнулась. Большая часть снимков упала на пол, два-три опустились ей на колени. Она смахнула их.
– Да, Николас, – продолжил он. – Что он видел? Я – это одно дело, поступай со мной как знаешь, но он-то здесь при чем? Как ты могла? Никогда бы не подумал, что ты способна…
Он запнулся, а она молчала и ждала, когда ему удастся договорить, облечь мысль в слова. А ждать было опасно. Лучше бы прервать его, пока не сказано слишком много, но она тоже не находила слов. Она погружалась в прошлое, вспоминала.
– Кто это был? Мне надо знать, кто это, мать твою, был. И что это было – долгий роман? Или тебя просто, как какую-то шлюшку, приехавшую на курорт поразвлечься, трахнул местный официант? А что, легкая добыча. Этакая английская потаскушка – немного солнца, бокал-другой вина, и под любого ляжет. Правда, как правило, такие не берут с собой своих ублюдков. Тебе что, скучно стало? Захотелось чьего-то внимания?
– Нет, нет, все было совсем не так… – Ей казалось, что с ней разговаривает не Роберт, а совершенно незнакомый человек.
– Да? А как же в таком случае? Он фотографировал нашего сына. Ну, валяй, говори, как это было.
– Не кричи на меня!
Потому что он действительно кричал, и от этого у нее путались мысли. Холодности в нем больше не было, он оттаял, ярость согрела его.
– Пожалуйста. Прекрати. Я все тебе объясню. Просто выслушай меня… попробуй послушать… – Она схватила его бокал с виски и осушила его. Она готовилась все произнести вслух, признаться в том, о чем – и почему – раньше ничего ему не говорила. – Помнишь, я не хотела, чтобы ты уехал, оставил нас там вдвоем? Я просила тебя остаться, не думать о работе… – Она остановилась, подбирая слова, но он не дал, прервал ее и, не в силах сдержать ярость, заговорил вновь:
– Неслыханно! Получается, это я во всем виноват? Получается, мой ранний отъезд оправдывает то, что ты трахалась с каким-то незнакомым типом прямо под носом у нашего сына? Напоказ ему? Выходит, ты и впрямь считаешь, что тебе все позволено? Что ты всегда права? Что правда всегда на твоей стороне? Кэтрин – святая шлюха.
Она была потрясена. В тот момент он ее ненавидел, она это осознавала ясно. Как же быстро он перешел от любви к ненависти! Да, он оскорблен, сказала она себе, но, кажется, дело не только в этом. Из горла у нее вырывались какие-то хриплые протестующие звуки. Она видела, как у него открылся рот, слова полились потоком:
– Ты что же, четыре дня не могла без меня вытерпеть? Четырех дней без секса вытерпеть не могла? А ведь, насколько я помню, мы с тобой и так тогда сексом почти не занимались. Потому я и купил тебе это чертово нижнее белье. – Он ткнул пальцем в одну из фотографий. – Ладно, и сколько все же времени это продолжалось? Потом вы встречались время от времени? Уже в Англии, за бокалом красного? А может, во время командировок? С собой его брала?
Чего она ожидала? Только не этого. Она смотрела на разбросанные по полу фотографии, потом наклонилась, чтобы собрать их.
– Как они к тебе попали?
Роберт не ответил, схватил портфель и швырнул на стол книгу. «Идеальный незнакомец».
– Стало быть, это про тебя.
Она почувствовала, как ее халат пропитывается потом.
– Да, только все было не так… не так, как тут описано… – Ощущение было такое, будто он стиснул ей горло и слова бессильны вырваться наружу.
– Да ну? А чего же в таком случае ты так разволновалась? Зачем в огонь бросила? Ты только что сказала, что Николас ничего не знал, но ведь ему тоже послали книгу, разве не так? Стало быть, и он каким-то образом связан с этой историей…
– Да, но… – начала она и тут же остановилась. – Ты прочитал?
– Нет. Не смог заставить себя. С меня и этого хватило. – Он снова пнул ногой фотографии. – Так это он написал.
– Нет, – едва слышно прошептала она.
– Что? Не слышу. – В его голосе презрение. Угроза.
Она покачала головой.
– Кто в таком случае? Его жена? Она что, все узнала?
– Его отец. Мне кажется, это его отец.
– Отец? О Господи. Так это был молодой человек? Нельзя ли точнее – насколько молодой? Только не говори мне, что он несовершеннолетний.
И тут уже Кэтрин повысила голос, но это не крик, а вопль. Пронзительный и отчаянный:
– Он мертв! Он умер…
Она видела, как перекосилось от ужаса лицо Роберта. Это была волна ужаса, которой понадобилось двадцать лет, чтобы докатиться от нее к нему и смести все с таким тщанием выстроенные ею сооружения, обороняющие их совместную жизнь.
Глава 24
1993, лето
Была не полночь и не три утра. Была вторая половина солнечного, лучезарного дня. Мы с Нэнси сидели у себя в саду, читали газеты и пили чай. Мы передвинули стулья на угол террасы, ловя последние лучи солнца перед тем, как наш сад, выходящий на север, окажется в полной тени. Поначалу я ничего не услышал, лишь, выйдя на кухню долить чая, увидел через стеклянную входную дверь две фигуры. А потом и услышал. Лишь по прошествии времени я сообразил, что, скорее всего, они какое-то время стучали, ибо, оказавшись на кухне, услышал уже не просто стук – в дверь колотили кулаками. Не угрожающе, но настойчиво. В руках у меня был чайник, я уже наклонил его над чашкой, но теперь отставил в сторону и посмотрел через открытую кухонную дверь на Нэнси: защищаясь от солнца, она надвинула на глаза шляпу и погрузилась в чтение. Что именно она читала? Сейчас уж не помню точно. Кажется, это был раздел рецензий, так что, скорее всего, речь шла о спектакле, или фильме, или концерте, сообщение о котором она собиралась обвести кружком и предложить мне купить билеты. Но этого не произошло. И вообще с тех пор мы ни разу не сходили в театр и не слушали музыки.
Я оставил ее наедине с газетой и пошел к выходу. Знаете, всегда чувствуешь, когда что-то неладно. И мне хотелось, чтобы Нэнси как можно дольше оставалась в этом старом мире, где читают воскресные газеты и сочувствуют бедам других людей, не переживая собственных.
– Мистер Бригсток? – осведомился мужчина. Я кивнул, не отступая в сторону, не желая впускать их в дом.
– Позвольте войти, сэр? – на сей раз заговорила женщина, твердо глядя мне в глаза.
Я заколебался, затем сделал шаг назад, открыл дверь пошире и предложил им войти.
– Ваша жена дома, сэр? – осведомилась она. Я кивнул.
– А что, собственно, случилось? Кто вы такие?
– Боюсь, у нас дурные вести. Позовите, пожалуйста, жену.
Я повиновался. Они последовали за мной в гостиную и сказали, что подождут здесь. Я вернулся на кухню, вышел через боковую дверь на террасу и остановился в тени как раз в тот момент, когда шляпки Нэнси коснулся последний блик заходящего солнца.
Жена подняла голову.
– Что там? – Она прищурилась и, моргая, посмотрела на меня. – Стивен?
– Полиция. Нас ждут в гостиной.
Она не сводила с меня взгляда, рот у нее слегка приоткрылся, и вид был такой, словно она осознавала, как и я, что нам предстояло постареть раньше времени. Согнуться под бременем невыносимой тяжести. С трудом, словно жизненные силы уже покидали ее, она выбралась из глубин шезлонга. Я протянул ей руку, мы прошли в гостиную и сели на стулья. Полицейские устроились на диване.
– У вас есть сын Джонатан? Девятнадцати лет? Сейчас он в Испании.
Мы оба кивнули в ответ. Стало быть, он жив, мелькнуло у меня в голове… Ведь они употребили настоящее время. Нэнси, видно, подумала о том же: «Вчера мы получили от него открытку. Из Севильи». Она улыбнулась так, словно это доказывало, что с Джонатаном все порядке, что это хороший, любящих своих родителей мальчик, что он никоим образом не хочет их волновать.
– Очень жаль, но мы вынуждены сообщить, что Джонатан вчера погиб. Несчастный случай. Право, мы от души вам сочувствуем.
Я машинально кивнул. Нэнси даже не пошевелилась. Мы оба сидели на стульях, затем я поднялся и подошел к ней. Взял за руку. Рука была вялая, неподвижная.
– Что за несчастный случай? – Я думал, речь шла об автокатастрофе. Что-то случилось на дороге, как это часто бывает. Его сбила машина. Он вылетел из седла мотоцикла. Попал под грузовик. Что-то мгновенное и бесповоротное, не оставляющее надежды на спасение.
– Он утонул, – сказал полицейский, а его напарница встала и предложила согреть чай. Я указал ей на кухню. – Это был несчастный случай. У испанской полиции нет на этот счет никаких сомнений. Гибралтар, понимаете ли, морские течения там… такие коварные. Совершенно непредсказуемые.
Что нам оставалось сказать? Что делать? Мы ждали подсказки со стороны. И полицейский понимал это.
– Вам придется поехать в Испанию, опознать тело, – сказал он. – Это формальность, но иначе тамошние власти не выдадут его. Впрочем, может быть, кто-то сумеет сделать это от вашего имени…
– Так вы не уверены, что это Джонатан? Может, это ошибка? – Нэнси цеплялась за надежду, как за соломинку.
– Мне очень жаль, миссис Бригсток, но никакой ошибки нет. Испанская полиция нашла вещи вашего сына… его сумка была на пляже… Но все равно нужна формальная процедура опознания.
– А что, если сумку украли? – умоляюще спросила Нэнси.
– Обнаружен его паспорт. Нет, это точно Джонатан.
Вернулась его напарница с чаем. Слишком много молока, слишком много сахара.