– Да как скажешь, – пробормотал Лямзин, засовывая мобильник в карман. – Думаешь, от дяди Эдика так просто отделаться? Жизни ты еще мало видел, щегол…
Он вытер со лба пот, достал из багажника буксировочный трос и, перекрестившись, пошел на быка. Тот, сдрейфивший в лобовой атаке, был явно деморализован и пасся на лужайке, активно работая челюстями. Видимо, поднимал себе настроение, заедая поражение сочной травой. Мотнув головой, бык коротко и стыдливо взмыкнул при виде Лямзина, дал накинуть себе на рога петлю и поплелся следом смирно, как овца.
Довольный Лямзин закрепил трос на буксировочном крюке, сел в автомобиль и неспешно поехал по направлению к поселку. Настроение поднялось, и Эдик запел, немного фальшивя и раскачивая в такт головой:
– Сердце красавицы, склонно к изме-е-не и к перемене, как ветер мая…
– Му-у-у, – отозвался плененный бык.
– Му-у-у-у-у-у, – протяжно вторил ему нестройный хор коровьих голосов.
Лямзин с ужасом обернулся и обмер: все стадо шествовало за ним в кильватере. В поселок они так и вошли: впереди Лямзин на «вороном коне», следом – бык и весь его «гарем». Учитывая, что коров было много, процессия растянулась на полкилометра.
Тем временем дежурный скучал, подперев кулаком щеку и глядя в окно. Летняя жара, мухи… Тут еще сержант Охрименко бутерброд с чесночной колбасой достал, и по помещению пополз ядреный дух. Копылов поморщился, отодвинул штору и не поверил своим глазам: на площадь торжественно въезжал автомобиль, за которым тянулось немалое деревенское стадо.
– Йо! – эмоционально выразил свое мнение дежурный.
Охрименко повернулся на звук его голоса и уронил с хлеба колбасу.
Тем временем Лямзин припарковал автомобиль в тени и, войдя в дежурку, торжественно объявил:
– Вот, привел, как вы и велели. Причем, заметьте, у мерзавца даже краска на рогах не успела облететь. Прошу занести в протокол…
Лямзин пошевелился во сне и тревожно почмокал губами, пытаясь закричать. Давние события во сне трансформировались и получили совершенно другое развитие: бык несся за Лямзиным, дыша в затылок и заставляя удирать со всех ног. С разбега нырнув в заросли шиповника, Эдик чувствовал себя почти спасенным, как вдруг едва не закричал от ужаса: у его любимого автомобиля кто-то срезал крышу, превратив в кабриолет. Мало того, на заднем сиденье сидела голая мертвая женщина с кроваво-красной бумажной бабочкой на шее и, усмехаясь, смотрела на Лямзина.
Именно в тот момент бык догнал его и совершенно внятно, человеческим голосом произнес:
– Ты, главное, не торопись. Спешка, она не одно дело испортила.
– А? Что? Кто сказал? – Лямзин дернулся и, проснувшись, обеспокоенно завертел головой.
– С пробуждением, Эдуард Петрович, – откликнулся водитель.
– Да, да, я знаю, задремал. Но кто про спешку сказал?
– Никто, все молчали.
– Вы тоже ничего не говорили? – повернулся Лямзин к Таисии.
– Я что, по вашему мнению, к понятию «все» не отношусь?
– Мне тетя ваша снилась, – не отвечая на ее колкость, грустно сказал Лямзин. – Мертвая сидела, но была, как живая…
– Видать, к дождю, – крякнул водитель, включая «дворники».
Дождь пошел небольшой, мелкий, и «дворники» работали через раз, скрипя и щелкая при остановке. Таисия следила за струйками воды, медленно стекающими по стеклу, и думала, что так бегут по щекам чужие слезы. И ей самой хотелось плакать. Время так незаметно проходит, возраст ее уже к сорока подбирается. Когда, как получилось, что из веселой заводной девчонки, она превратилась в работящую лошадь, в жизни которой давно осталась только рутина? Где нужно было остановиться?
Единственный ее брак был гражданский. Скоропалительным, или – скоропостижным, как называла его Таисия.
Ей было девятнадцать, мужу столько же. Они учились вместе, встречались, а потом приняли решение жить семьей. Тогда Таисии казалось, что это навсегда, а то, что без печати в паспорте, так это чепуха. Многие живут, не расписываясь, разве дело в какой-то там бумажке?!
Но, видно, решение и впрямь было принято слишком поспешно, потому что вскоре стало ясно: желание любви Таисия приняла за истинную любовь. Что быстро началось, быстро и закончилось, оставив после себя чувство недоумения и классический горьковский вопрос: «А был ли мальчик?»
То, что мальчик все-таки был, Таисия вскоре поняла по округлившемуся животу и тошноте по утрам. А пока она сдавала анализы и ждала предстоящих родов, ее бывший муж готовился к свадьбе. С другой.
Нет, в первый-то месяц совместной с Алексеем жизни Тая чувствовала себя счастливой, недаром этот месяц называют медовым. Он у нее и был такой – сладкий, волшебный и совершенно неправдоподобный. Таисии постоянно казалось, что она попала в сказку и все происходит не с ней. Жаль только, что сказка быстро кончилась.
Через месяц, видимо устав от семейной жизни, молодой муж стал пропадать где-то по вечерам. Таисия, может быть, и сама хотела бы отвлечься от хлопот и посидеть где-нибудь с друзьями, но беда была в том, что Алексей ее никуда с собой не звал.
Сначала она терпела, надеясь, что это просто случайность, ее ненаглядный скоро одумается, потом стала укорять его. Наступил такой момент, когда терпение лопнуло, и Таисия устроила мужу скандал. На следующий день тот не пришел совсем. А она осталась одна с их еще не рожденным сыном. В том, что будет именно мальчик, Таисия не сомневалась. И будет он таким же голубоглазым и беленьким, как ее несостоявшийся муж.
Через неделю к ней пришла девушка, одетая как с картинки модного журнала, представилась старшей сестрой Алексея и заявила, что он не вернется.
– Не ищи его, не мешай, – говорила она, сверля Таисию взглядом. – Через месяц у него свадьба, а то, что было с тобой, – глупая ошибка.
– А это – тоже ошибка? – вспыхнула Таисия, показывая на живот.
Девушка равнодушно скользнула взглядом.
– Ребенку мы поможем. Купим все, что надо, не звери же мы. Но на остальное не рассчитывай – жить он с тобой не будет.
– А почему жил? – тупо, чувствуя, как от боли разрывается сердце, спросила Таисия.
– Мальчишка. Надоело общежитие, лень было самому себе готовить и носки стирать, вот и устроился. Ну, сама понимаешь.
Что она должна была понять, Таисия не успела разобраться, потому что в глазах у нее потемнело, и она потеряла сознание.
В тот раз жизнь ее крошечному ребенку удалось спасти: открывшееся кровотечение вовремя остановили. Но, видно, судьба такая у него была – ангелом на небо попасть. Через месяц, именно в тот день, когда ее ненаглядный праздновал свадьбу, Таисию с высокой температурой доставили в больницу – бог знает, где она подцепила краснуху. Маленький человечек родился раньше срока и, не прожив на земле и пяти минут, скончался.
Таисия замуж так и не вышла.
Сначала она сама не могла объяснить себе, почему так происходит: как только у нее в жизни намечаются какие-то перемены, она начинает вести себя как шальная, делает глупости, грубит, а потом, оставшись одна, плачет и жалеет себя. А недавно поняла (точнее, позволила себе понять): она боится любви. Боится, что, влюбившись, снова обожжется. И потом будет долго дуть на незаживающую рану.
– Поздно уже, – наблюдая, как Лямзин нервно поглядывает на часы и ерзает на сиденье, произнесла Тая, отрываясь от своих воспоминаний, – ваша жена, наверное, волнуется?
– Хотите выяснить, женат ли я? – буркнул Лямзин, и Таисия покрылась неровными красными пятнами. – Не женат, и никто меня не ждет, а домой хочу, потому что устал.
Таисии ехать домой не хотелось, особенно сейчас. Она даже побаивалась оставаться одна – навалится тоска, опять начнут всякие ужасы мерещиться. Пойти, что ли, в бар? Да засидеться там допоздна, пока уже сил не останется ни на что, и только тогда отправиться домой и завалиться спать. Но если она пойдет в бар, то обязательно переберет калорий… и придут лишние килограммы.
Кажется, она произнесла последние слова вслух, потому что Лямзин вдруг обернулся и спросил:
– Что?
– Нет, нет, ничего! – всполошилась Таисия, никогда ранее не имевшая привычки говорить сама с собой вслух. – Вон туда, налево, пожалуйста.
Во дворе она вышла из машины, не дожидаясь, пока Лямзин откроет ей дверь, сухо попрощалась и засеменила к подъезду. Пес жался к ее ногам, боязливо оглядываясь и скуля. Уже у самого порога зачем-то обернулась, с удивлением обнаружив, что Лямзин так и смотрит ей вслед. Водитель, открыв капот, копался в моторе автомобиля.
Едва Таисия вошла в подъезд, на первом этаже тут же приоткрылась дверь, и худосочная соседка ехидно прищурилась:
– О, явилась наконец. А тут хахаль твой тебя все дожидался, дожидался… И не дождался!
– Какой хахаль? – отмахнулась Таисия. – Вечно вы все путаете, тетя Клава, уже скоро год, как сплю одна.
– Тьфу, срамница! – возмутилась соседка. – Могла бы мне, старой бабке, такого и не говорить!
– Почему? – равнодушно осведомилась Таисия. – Вы мне завидуете?
– Э, чему тут завидовать…
– Как чему, тому, что у меня еще есть перспектива спать не одной.
– Мало тебя батька в детстве порол, – покачала головой соседка. И добавила: – И что этот красавец в тебе, пигалице, нашел? Сам высокий, статный, волосы кудрявые, глаза, как у сокола. И одет так заметно: длинный плащ, из дорогой ткани брюки…
– Ч-что?! – перебила, с перепугу начав заикаться, Таисия. – С-светлый плащ?
– Светлый, светлый, – довольная произведенным впечатлением подтвердила соседка. – Вот видишь, а говорила – не знаешь.
Ничего не отвечая, Таисия попятилась, а потом бросилась со всех ног бежать. Собака от неожиданности села, потом коротко тявкнула и кинулась за ней вдогонку.
– Стойте, стойте! – истерически закричала, выскочив из подъезда, Тая, размахивая руками. – Он здесь, он убьет меня, не уезжайте!
Водитель в тот момент начал разворот, но по знаку Лямзина заглушил мотор и открыл дверь.
– Что случилось? За вами кто-то гонится?