Очень хотелось поспать еще чуть-чуть. Вчерашний ужин затянулся далеко за полночь, и вставать чуть свет было как-то неправильно.
Кому вчера первому в голову пришла мысль отправиться на морскую прогулку, сейчас трудно было сказать, но вечер изрядно затянулся, хотя и вышел на славу. Эдуард с Таисией стояли на палубе, любуясь звездами, и чувствовали себя космическими пиратами. Небо чернотой своей сливалось с морем, корабль медленно плыл среди реальных и отраженных звезд, и казалось, он парит в невесомости. Потом был чудный ужин в ресторане, где пожилой еврей-скрипач играл словно только для них, улыбаясь теплыми карими глазами.
Лямзин с детства любил скрипку, но вот выучиться так и не получилось, о чем он теперь сильно жалел.
– Слышал, в еврейской семье, – сказал он вдруг задумчиво, – когда мальчику в первый раз дают в руки инструмент, обязательно наставляют, что он должен быть только первым. Думаю, это правильно: стремление стать лучшим в том деле, которым занимаешься, должно прививаться с детства. А я вот и музыкой заниматься по глупости не захотел, и ни в чем другом первым не стал.
– А я не думаю, что это верно, – возразила Таисия. – А если человеку по судьбе не дано на скрипке играть? Может быть, ему лобзиком больше нравится выпиливать.
– Пусть будет лобзик. Но когда стремление добиваться совершенства в любом деле заложено воспитанием, выпиливать лобзиком он будет лучше всех, и работа станет настоящим творчеством.
– Э, тебя что-то не в ту степь понесло, дружище, – потрепала его по плечу Таисия. – Мы сюда веселиться пришли, а не судьбу оплакивать.
– Да, ты права, – кисло согласился Лямзин, – тем более что не я один хожу не обилеченным на экспресс под названием «Предназначение». Вокруг полно людей, которые занимаются не своим делом. Короче, пошли танцевать.
Он подхватил Таисию и закружил в быстром танце…
Но мало того, что вечеринка затянулась далеко за полночь, так еще и по возвращении в гостиницу они уткнулись в наглухо закрытые ворота. Бронированная массивная калитка была заперта изнутри на задвижку, а звонок, естественно, не работал. Таисия попыталась стукнуть, но звук получился такой тихий, будто бы она ткнула в каменную стену пальцем.
– Зря только костяшки пальцев отбила, – недовольно пробурчала она, потирая руку.
– Лиля отомстила за утюг, – нетрезво хихикнул Лямзин.
– Может, чем-нибудь потяжелее, камнем, к примеру, стукнуть? – спросила Тая, озираясь по сторонам в поисках подходящего предмета.
– Вот за что я не люблю Сочи, так это за куркульство. Мало того, что все общие дворы поделили частными заборчиками, так еще и гостиницы на ночь на щеколду закрывают. Мещане.
Таисия начала впадать в легкую панику.
– Не ночевать же нам под забором? – заскулила она.
– Не боись, – пообещал Лямзин.
Он разбежался, собираясь перепрыгнуть, но сил не рассчитал и только повис на заборе, зацепившись за верх руками. Таисия хихикнула:
– Слезай, хватит висеть тут сосиской.
– Сама сосиска, – огрызнулся Эдуард. – Завтра специально поведу на турник, посмотрю, как ты подтягиваться умеешь. А то обзываться все горазды!
– Мне можно быть неспортивной, я преступников не ловлю.
– Ой-е-ей, какие мы важные! А соскальзывать с темы – дурной тон. Если уж на то пошло, при твоей сидячей работе спортом даже больше, чем мне, заниматься нужно. Чтоб жирок растрясти.
Таисия поперхнулась от негодования, хотела двинуть Лямзина по лбу сумочкой, но тот резво увернулся и, еще раз разогнавшись, все-таки перемахнул через забор.
– Заходи, – позвал он, отодвигая запор и приоткрывая скрипучую калитку.
Но Таисия не успела зайти – калитка тут же захлопнулась прямо перед ее носом.
– Ты что?!
– Да вот думаю, может, тебя в воспитательных целях оставить на улице померзнуть? – задумчиво спросил Лямзин.
– Конечно. И главное, закройся изнутри покрепче.
– Зачем? – Эдуард приоткрыл калитку и посмотрел в щель на Таисию одним глазом.
– А чтобы потом открыть не получилось, – притворно вздохнула она. – Потому что ключики-то от номера – вот они!
Она погремела перед глазом Лямзина связкой и тут же спрятала за спину.
– Э, что за шутки? Мы так не договаривались! – возмутился Эдуард.
– Как думаешь, кому будет хуже, мне в другой гостинице или тебе на улице? – продолжала Таисия. – Хотя, может быть, хозяйка запасной комплект найдет. Хозяйки, они запасливые. Но это при условии, что тебе удастся ее скоро разбудить: все-таки три часа ночи уже…
Она взвизгнула, увернувшись от бросившегося к ней Лямзина, и понеслась вверх по улице. Возвращались они, возбужденно обсуждая планы на следующий день и то и дело целуясь.
За несколько дней до появления майора Лямзина в городе произошло странное событие. С поезда Москва-Адлер сошел необычного вида мужчина. На лице его блуждала улыбка, в блеклых, выцветших глазах плескалось счастье. Он все-таки осуществил свою давнюю мечту – приехал в Сочи…
Иван Иванович Калемков, профессор университета, когда-то считался если и не богатым, то весьма состоятельным человеком. Потом последовал и развод с женой и женитьба на молоденькой студентке. Но новый брак не задался: стоило Ивану Ивановичу начать прихварывать и оттого меньше зарабатывать, как характер у жены резко изменился. Теперь рядом с профессором была не милая покладистая девушка, а своенравная, всем недовольная стерва. Промучившись три года, Иван Иванович со второй женой развелся – и загремел с сердечным приступом в больницу. Ну да, после такого скандала, какой учинила его юная супружница в суде, любой бы попал в больницу. Но самое интересное ждало Калемкова позже.
Вернувшись из больницы домой, он обнаружил в двери своей квартиры новые замки, в самой квартире – новых хозяев, а бывшая жена исчезла в неизвестном направлении вместе с деньгами со счетов и фамильными драгоценностями. Он же оказался выписанным в деревню Погановку Пензенской области. Профессор попытался судиться, но, так ничего и не добившись, запил по-черному. На работе его сначала терпели, учитывая прошлые заслуги, однако терпение в конце концов лопнуло, уволили: никому не нужен сотрудник, который может внезапно исчезнуть и не появляться в течение двух недель. Оставшись без работы и сбережений, Калемков оказался на улице – хозяин съемной квартиры выставил его вон. Идти было некуда, друзья от Ивана Ивановича отвернулись еще в период его женитьбы на ветреной студентке, а к тем знакомым, что остались, он бы и сам не пошел. Лучше уж бомжевать, чем видеть презрение и жалость в их глазах.
В Сочи Иван Иванович стремился неспроста: во-первых, там зимой практически нет морозов, поэтому бродяге выжить легче. Во-вторых, у него была тайная надежда найти свою первую любовь, которая, по доходившим до него изредка слухам, жила одиноко где-то у горной реки, выращивая сад.
Может быть, то были враки, но проверить очень хотелось. Иван Иванович так часто представлял себе, как найдет свою Анечку и что ей скажет, что почти поверил: именно так и случится. Вот только заработать денег, чтобы добраться туда, все никак не выходило.
И вдруг – такая удача! Подошел к нему какой-то мрачный гражданин и предложил хорошо заплатить только за то, чтобы он, Калемков, передал в офис конверт.
– У тебя есть мечта? – спросил мрачный.
Тон его был фамильярный до невозможности, но у Калемкова так давно никто не интересовался его мечтами, что он не придал ему никакого значения.
– Есть, – зачарованно произнес Иван Иванович. – Я очень хочу уехать в Сочи.
Он мечтательно посмотрел в свинцовое московское небо и перевел глаза на лицо гражданина.
– Я заплачу. Много. Хватит на билет до Сочи и еще останется, – заявил тот.
– За что?! – не поверил в реальность происходящего Калемков.
– За то, что ты сделаешь все в точности, как я скажу, не допустив никакой самодеятельности. Слышишь? Никакой!
Иван Иванович кивнул, взял конверт и поплелся по указанному адресу. Постепенно сомнения начали одолевать его: не могут платить за работу курьера такие деньги. Не имеют права! Значит, его после запросто могут убить. Хотя это и пугало, но расставаться с так некстати проклюнувшейся надеждой осуществить мечту было больно.
– Эх, была не была, – махнул рукой Калемков, – или пан, или пропал. Все равно жизнь катится под откос. Да и не жизнь у меня, а гадость. Что ж, помру, так помру. А не помру – так, даст бог, вырвусь из дерьма.
Он отнес конверт по указанному адресу и пошел обратно, к назначенному месту за обещанным вознаграждением. Но мрачного гражданина не оказалось, и Калемков решил, что его обманули. Когда он уже смирился с тем, что его мечта не осуществится никогда, перед ним как из-под земли вырос нечаянный работодатель. Слегка запыхавшийся и растрепанный, он выглядел не таким лощеным, как в первый раз, и в его костюме был заметен легкий беспорядок – одна манжета на рубашке была застегнута не до конца, а галстук немного сбился набок.
– Вот, держи, – сунул он в руки Калемкову конверт с деньгами и, изобразив улыбку краешками губ, достал из сумки бутылку водки. – А это маленький бонус, то есть премия, по-нашему.
Калемков хотел сказать, что знает английский, и сингальский, и немного тамильский, но передумал. Рассыпаясь в благодарностях, он старательно изображал из себя дурачка, хотя сердце замирало от ужаса. Вдруг Иван Иванович случайно коснулся рукой «благодетеля», и тот брезгливо отшатнулся.
– Ну, хватит паясничать, – процедил мрачный гражданин сквозь зубы. – Выпей водочки и расслабься. Заработал.
– Пренепременно, да, пренепременно, – залепетал Калемков, кланяясь в пояс, – за ваше здоровьице пропущу.
Давно бывшему профессору не было так страшно. Пожалуй, последний раз лет двадцать назад, в Гоа, когда к нему в номер ворвались – по ошибке, приняв за другого, – какие-то люди и приставили ко лбу пистолет. Тогда он успел не только всю жизнь свою за мгновенье просмотреть, но и у всех, кого когда-то чаянно или нечаянно обидел, мысленно прощения попросить. Но тогда понятно – реальная возможность была пулю в голову получить. А сейчас-то чего? Вроде бы не делает ничего плохого человек, денег вот да