— И все же я не советовал бы стоять на пути бизона, равно как и на пути танка, Ави. — Интересно, что произойдет в результате первых совместных маневров Десятого полка с израильскими частями, подумал Райан. В американской армии считали, что репутация израильских войск сильно преувеличена, а за Диггсом шла слава командира, всегда говорящего правду и не стесняющегося подгонять подчиненных пинками, если они того заслуживали. — Похоже, мне нужно будет доложить президенту, что ситуация выглядит многообещающе.
— Без трудностей не обойтись.
— Разумеется. Понимаешь, Ави, новое тысячелетие наступит только через несколько лет, — заметил Райан. — Но ты ожидал, что события станут развиваться так гладко?
— Нет, — признался Бен-Иаков. Он сунул руку за деньгами, чтобы расплатиться по счету, и оба встали. Кларк выбрал момент и подошел к Чавезу.
— Ну?
— Всего лишь один этот парень. Тяжелая сумка, но в ней были, кажется, одни книги — между прочим, учебники. В одной даже еще торчал чек из магазина. Ты не поверишь — книги по ядерной физике! По крайней мере я заметил одно название. Большие, толстые и тяжелые книги. Наверно, он аспирант или что-то вроде этого — послушай, какая прелестная девушка!
— Занимайтесь-ка лучше работой, мистер Чавез.
— Она не в моем вкусе, мистер Кларк.
— Что ты думаешь о швейцарских гвардейцах?
— Выглядят впечатляюще. Я не стал бы связываться с такими, если мне не позволят выбрать место и подходящий момент. — Он замолчал. — Тебе не показалось, что парень, которого я обыскал, слишком внимательно их разглядывал?
— Нет.
— Точно. Он смотрел на них, словно оценивал… — Доминго Чавез снова замолчал. — Наверно, здесь привыкли к самым разным солдатам. Как бы то ни было, он смотрел на них профессиональным взглядом. Именно на это я и обратил внимание, а не на то, как он взглянул на тебя и доктора. У этого парня по-настоящему проницательный взгляд, честное слово!
— Что еще?
— Умеет двигаться, в хорошей форме. Правда, руки выглядят мягкими, не такими жесткими, как солдатские. Для студента слишком стар, но сойдет за аспиранта. — Чавез замолчал в очередной раз. — Боже, да мы на всех смотрим с подозрением, словно параноики. У него не было оружия, да и ладони говорят, что он не занимается каратэ или дзю-до. Он просто прошел по улице, уставился на солдат, окинул взглядом доктора и его спутника и двинулся дальше — вот и все. — Иногда Чавезу хотелось вернуться в армию. Там он получил бы уже диплом, стал офицером — вместо этого учится по вечерам в университете Джорджа Мейсона и является телохранителем Райана. Впрочем, доктор — хороший мужик, да и работать с Кларком было… интересно. Хотя жизнь в разведывательной службе какая-то странная.
— Пошли, — заметил Кларк.
— Понятно. — Динг проверил рукой кобуру с автоматическим пистолетом под свободно падающими полами рубашки. Израильские охранники уже двигались по улице.
Госну удалось настичь их, как он и планировал. В этом ему помогли сами гвардейцы. Старый мусульманский мулла остановил сержанта, чтобы о чем-то спросить. Возникли трудности с переводом. Имам не говорил по-английски, тогда как арабский у швейцарца был еще очень слабым. Такую возможность нельзя было упускать.
— Извините меня, — обратился Госн к имаму. — Разрешите, я помогу вам объясниться. — Он выслушал быстро произнесенные на родном языке фразы и повернулся к сержанту.
— Имам приехал из Саудовской Аравии. Он покинул Иерусалим еще ребенком и просит объяснить, как найти городское управление, где заседает «тройка».
Услышав о высоком звании муллы, сержант снял шлем и склонил голову в знак уважения.
— Прошу передать почтенному имаму, что мы с радостью проводим его.
— А, вот вы где! — раздался чей-то голос, принадлежащий, явно израильтянину. Он свободно говорил по-арабски, хотя и с акцентом. — Здравствуйте, сержант, — добавил он по-английски.
— Добрый день, раввин Равенштейн. Вы знакомы с нашим гостем? — спросил гвардеец.
— Да, конечно. Это имам Мухаммед Аль-Файсал, видный теолог и историк из Медины.
— Значит, это действительно правда? — повернулся к Равенштейну Аль-Файсал.
— Конечно, но в действительности документ представляет еще больший интерес, — ответил раввин.
— Извините меня, — напомнил о своем существовании Госн.
— А вы кто такой? — спросил Равенштейн.
— Студент. Я помог имаму объясниться с сержантом.
— Понятно, — кивнул раввин. — Очень любезно с вашей стороны. Мухаммед приехал сюда, чтобы посмотреть на манускрипт, найденный во время раскопок. Это ученое мусульманское толкование очень старой торы. Поразительная находка, десятый век! Сержант, я провожу уважаемого имама. Благодарю и вас, молодой человек.
— Вам не потребуется сопровождение, сэр? — спросил сержант. — Мы идем в ту же сторону.
— Нет, спасибо, мы слишком стары и не угонимся за вами.
— Хорошо. — Сержант отсалютовал. — До свидания.
Патруль направился дальше. Несколько прохожих, остановившись, смотрели на стариков и улыбались.
— Автором рукописи является сам Аль-Калда, и там есть ссылки на труды Нухема из Акры, — продолжал Равенштейн. — Сохранность манускрипта поразительна!
— Мне хочется скорее взглянуть на него. — Ученые поспешно, насколько позволяли им старые ноги, направились по улице, не обращая внимания на происходящее вокруг.
Лицо Госна не отражало его внутренних чувств. Для швейцарских гвардейцев, удалившихся на половину квартала в сопровождении толпы ребятишек, его лицо выражало удивление и восторг. Внутренняя дисциплина позволила ему не спеша свернуть в боковую улицу, сделать поворот и наконец скрыться в тихом переулке. Лишь после этого он позволил чувствам овладеть собой: увиденное потрясло его и привело в уныние.
Мухаммед Аль-Файсал был, несмотря на свой скромный внешний вид, одним из пяти знаменитых исламских ученых, видным историком и дальним родственником правящей в Саудовской Аравии королевской семьи. Если бы не возраст — почти восемьдесят лет, — он мог бы стать одним из трех религиозных деятелей, управляющих Иерусалимом. Правда, дело было не только в возрасте: по политическим соображениям на этом посту должен был находиться уроженец Палестины. Мухаммед Аль-Файсал не был другом Израиля и оставался одним из самых консервативных духовных лидеров Саудовской Аравии — тогда почему он с готовностью принял договор?
Что еще хуже, швейцарские гвардейцы отнеслись к нему с нескрываемым уважением. Но что было уж совсем плохо, так же отнесся к нему и израильский раввин. Прохожие на улице, большей частью палестинцы, наблюдали за происходящим с интересом и… чем еще? Терпимостью? Одобрением, словно это было самым естественным в мире! Израильтяне с давних пор твердили, что уважают права своих арабских соседей, но это утверждение было писано на песке, так что говорить о нем всерьез не приходилось.
Равенштейн был, конечно, не таким. Книжный червь, живущий в своем маленьком мире мертвых вещей и мыслей, он часто выступал в поддержку умеренности в отношениях с арабами, вел раскопки, привлекая мусульман для консультаций… и теперь…
И вот теперь он превратился в психологический мост между еврейским миром и арабским. Такие люди, как Равенштейн, будут продолжать трудиться точно так же, как они делали это всю жизнь, но теперь их поведение уже не было отклонением от нормы, верно?
Мир. Значит, это возможно. Осуществимо. Это не было еще одной безумной идеей, навязанной жителям региона кем-то издалека. И как быстро привыкало к нему местное население! Израильтяне покидали свои дома. Швейцарцы уже заняли одно поселение и уничтожили опустевшие дома в нескольких других. Создана комиссия из саудовцев, которая восстанавливает земельные участки и передает их бывшим законным владельцам. Готовится строительство огромного арабского университета на окраине Иерусалима, финансируемое Саудовской Аравией. Как стремительно развиваются события! Израильтяне сопротивляются осуществлению соглашений, но не так отчаянно, как ожидал Госн. Он слышал от двух десятков людей, что в течение недели город заполнят потоки туристов — комнаты в отелях бронировали с небывалой быстротой, пользуясь для этого спутниковой связью. Уже запланировано строительство двух гигантских отелей, способных принять огромное количество туристов. От одного лишь туризма палестинцы получат колоссальный доход. Они уже объявили о том, что одержали полную политическую победу над Израилем, и потому решили проявить великодушие в своем триумфе — вдобавок это выгодно с коммерческой точки зрения, а палестинцы были самыми ловкими коммерсантами в арабском мире.
И все-таки Израиль уцелеет.
Госн сел за столик в уличном кафе, поставил тяжелую сумку на тротуар и заказал стакан фруктового сока. Ожидая, пока его принесут, он смотрел на узкую улицу. Повсюду были евреи и мусульмане. Скоро сюда хлынут орды туристов — первая волна уже прибывает в местные аэропорты. Среди них окажутся, конечно, мусульмане, приезжающие помолиться в Куполе скалы, американцы со своими деньгами, даже японцы, пожелавшие взглянуть на страну, что еще древнее их родины. Палестина превратится в процветающий край.
Процветание — служанка мира и палач недовольства.
Ибрагим Госн не хотел, чтобы его соотечественники или его страна процветали. Может быть, в далеком будущем, но только после того, как будут выполнены необходимые предварительные условия. Он расплатился за сок американскими деньгами и двинулся дальше. Скоро ему удалось остановить такси. Госн въехал в Израиль из Египта. Он покинет Иерусалим и отправится в Иорданию, откуда переедет в Ливан. Ему предстояло много работы, и он надеялся, что в купленных им книгах содержатся необходимые сведения.
Бен Гудли был докторантом в школе правительственных структур Гарвардского университета. Школа была создана относительно недавно и названа именем Кеннеди. Бен, умный и с приятной внешностью ученый, обладал неиссякаемым честолюбием, которого хватило бы на всю семью, имя которой носила школа. В своей докторской диссертации он рассматривал процессы, закончившиеся безумием вьетнамской войны. Бен уделял особое внимание разведывательной информации, и собранные им материалы оказались настолько противоречивыми, что профессор — его научный руководитель —