Наина Ельцина тоже смотрит телевизор. Она в шоке и немедленно звонит дочери: «Не могли потерпеть до утра? Вы что там, выяснили все? Зачем сразу давать такое сообщение по телеканалам? Народ на ушах стоит! Какой переворот! Мало ли, задержали до выяснения. Зачем такую шумиху поднимать по телевидению?»
«Мама, это единственная защита, – объясняет Таня. – Другого варианта нет. Как еще найти на людей какую-то управу, ну чтоб они хоть чуть-чуть испугались… Ты понимаешь – другого выхода нет! Выход только один».
«Таня, это же, наоборот, нагнетает обстановку, – причитает Наина Ельцина. – Папа отвернется, и все отвернутся. Ну, до выяснения, до утра можно же подождать, зачем сразу… Нельзя людям такое сообщать».
«Вот для народа, для народа это как раз очень хорошо, – настаивает Таня. – И папа после этого должен их снять. Это единственный для папы путь победить на выборах, потому что вся страна уже устала жить под властью Александра Васильевича».
«Папа их убирать не будет…»
«Тогда папа не выиграет выборы, мама».
«Просто такие вещи по телевидению нельзя заявлять. Это смех. Ну вот завтра их отпустят, и что?.. Завтра кто-то будет отвечать за это. Тот же Березовский. Барсуков не будет отвечать. Он мне уже сказал, чтоб я ему не звонила больше до утра. Ты Барсукова не убедишь ни в чем, и папу не убедишь», – волнуется жена президента.
«По крайней мере, я папе скажу все, что я думаю».
«Он тебя слушать не будет».
«Мам, а чего тогда затевать? – выходит из себя Таня. – Тогда все. Тогда даже очень хорошо, что не изберут, потому что это действительно стране не нужно. Ты просто не понимаешь всю глубину проблемы. Это сейчас единственный выход. И не надо говорить, что я попала под чье-то влияние или еще что-то. Нет. Мамочка, поверь, сделано все, чтобы отгородить папу от этого. Но другого выхода… не говорить нельзя. Потому что эти люди…»
«Таня, ты пойми, что отгораживать нечего. Его невозможно отгородить ни от кого, это одно целое», – объясняет дочери Наина Ельцина.
«Мам, а то, что сейчас происходит, как называется? Никто же работать не будет на этой кампании больше. Это же прямое запугивание. Ты понимаешь, что творится? Ты мне скажи, папа спит?»
«Да».
«Я просто боюсь, выдержит ли он все это. А потом они, конечно, почву подготовили. Конечно, они капали долго. Какие тут все гады те, кто занимается выборной кампанией».
«Я одного не понимаю: они хотят, чтобы Зюганов, что ли, был?» – недоумевает мама.
«Они хотят сами править! – отвечает дочь. – Папу отстраняют, силовой какой-нибудь вариант, и привет».
«А как отстранить папу, если второй тур сейчас должен быть?»
«Да какой сейчас второй тур, если они такие вещи творят? Как можно брать людей, которые занимались финансированием кампании? Это ключевые люди. И ключевой этот проект – "Голосуй или проиграешь"… Не знаю, мам, единственный выход – это действительно их уволить…»
Лебедь в игре
Чубайс тем временем, наконец, дозванивается до Лебедя. Секретарь Совбеза еще ничего не знает и телевизор не смотрел. «Ну, видимо, в эту ночь отдохнуть не удастся, – со смехом говорит ему Чубайс и передает содержание последних экстренных новостей. – В сообщении сказано, что подтвердились слова Лебедя по поводу опасности ГКЧП-3… У нас единственное оружие – это публичность. Иначе непонятно, где мы будем через час находиться. Исходя из этого, мы поднимаем информационную волну. Будем давать интервью и где-то к утру будем собирать пресс-конференцию. Наша задача – добиться отставки, позорной отставки обоих мерзавцев, и того и другого. Я рассчитываю, что это должно к утру произойти. Вот, собственно, и весь расклад. Последняя деталь. Здесь с нами находится Татьяна Борисовна, которая полностью разделяет все наше беспокойство. Вот такая картина, Александр Иванович».
«Я понимаю стратегию этих ребят таким образом, – рассказывает спустя 25 лет Чубайс. – Они думали, что тихо арестуют двух-трех наших ключевых людей и тем самым заткнут нам рот. Рассчитывали, что мы замолчим и будем делать то, что они потребуют. И так они возьмут контроль над ситуацией в свои руки, и все. Я не склонен верить, что предполагались какие-то масштабные силовые действия, честно говоря, это мне казалось и кажется маловероятно. Поэтому мы не выходили тогда ни на Министерство обороны, ни на Министерство внутренних дел».
«Ни один, ни другой министр ничего не знают?» – выслушав расклад, интересуется Лебедь.
«Ну, по крайней мере мы им информацию не давали. Я думаю, что, скорее всего, ни тот, ни другой не в курсе. Я предполагаю, что реально руководит процессом Олег Николаевич Сосковец, хотя он пока себя никак не обнаружил. А идеолог этой тройки, как обычно, Георгий Георгиевич Рогозин. Я думаю, что они вчетвером генерируют идеи и пытаются их реализовать. Откровенно говоря, я полагаю, что наиболее вероятный сценарий сейчас для них – это где-то в течение часа-двух отпустить Лисовского и Евстафьева. А завтра утром заявить, что вообще непонятно, о чем идет речь, какой-то мелкий инцидент, малозначимый, недостойный предметного разговора. Такой будет их стратегия. Но ничего не получится из-за той информационной волны, которую вы уже видели по двум каналам. Информация пошла дальше по лентам "Интерфакса" и ИТАР-ТАСС. Сейчас об этом, несомненно, уже знает весь мир. Это абсолютно однозначно. Это будет, конечно, новость № 1 для всего мира сегодня утром».
«Давайте так договоримся. Сейчас я тогда отдаю некие указания по телефону. Вызываю транспорт. И нахожусь с вами на связи в готовности выехать. К Борису, да?» – спрашивает Лебедь.
«Технический вопрос: вам кабинет успели дать?»
«Ничего мне не успели дать. В том-то и дело», – оба смеются.
«Сейчас ключевой вопрос – связь. Он очень важный, вас часа три искали. Связь есть – уже легче. Ну, Александр Иванович, естественно, решение принимать вам… Мне кажется, было бы правильным, если б вы вышли на связь с этими друзьями и предложили им доложить о ситуации по полной форме, как это и положено».
«Я именно это и собираюсь сделать», – говорит Лебедь.
«И ты, Брут, продался большевикам?»
Коржаков, доехав до дома, выключает телефон и ложится спать. А у директора ФСБ Барсукова телефон разрывается. Ему звонит Наина Ельцина, потом премьер Черномырдин. Все требуют немедленно отпустить задержанных.
«Наина Иосифовна! Я же сейчас ничего не могу сделать! Я даже никому позвонить не могу, потому что вы постоянно занимаете телефон», – отвечает директор ФСБ.
По просьбе Черномырдина Барсуков звонит Чубайсу и слышит в ответ крик: «Скоро вам всем станет очень плохо! И Коржакову тоже! Вы предали президента!» – так, со слов Барсукова, описывает монолог Чубайса Коржаков.
Похоже пересказывает слова Чубайса Альфред Кох: «Я тебя, козел, посажу… ты у меня до утра не доживешь… Пожалеешь, гад, что родился на свет… Если хоть один волос упадет с их головы, ты мне за все ответишь!»
По словам Коха, стоящий рядом с Чубайсом Гусинский смотрит на него как на сумасшедшего: «Ни одной из перечисленных угроз Чубайс не может реализовать даже в самых сокровенных мечтах… Человек с улицы, изгнанный из правительства чиновник прямо угрожает расправой директору ФСБ. Это уже тянет на приготовление к террористическому акту в отношении государственного деятеля. Фактически с Чубайсом случилась форменная истерика». Но Чубайс настаивает: «У меня в этом разговоре было продумано не только каждое предложение, но и интонация каждого предложения. Мне надо было его запугать».
Тон Барсукова, по словам Коха, примирительный: «Да ладно тебе. Да успокойся. Да разберемся. Давай утром созвонимся. Ничего с ними не случится. Да я не знаю, о чем ты…»
Около 4 утра задержанных отпускают: сначала Евстафьева, потом Лисовского. Сотрудника НРБ Лаврова продолжают допрашивать. Чубайс волнуется и звонит Лебедю.
«Это серьезная штука, потому что он всеми финансовыми схемами владеет», – объясняет он.
«Это серьезная штука, – соглашается Лебедь. – Только почему начальник охраны президента срывает президентскую кампанию, не очень понятно».
«Да понятно, Александр Иваныч».
«Как сказал классик, "И ты, Брут продался большевикам?"», – смеется Лебедь.
В 4:30 Лебедь появляется перед журналистами на Старой площади. Он говорит отрывисто и не называет никаких фамилий: «Первое впечатление – кто-то хочет сорвать выборы. Я этого не допущу. Любой мятеж будет подавлен, и подавлен предельно жестоко. Я в этом деле разберусь и назову все фамилии». На вопрос, какой конкретно заговор он имеет в виду: тот, который он предотвратил в Минобороны, или тот, о котором говорил по НТВ Киселев, Лебедь отвечает что-то туманное: мол, предчувствовал что-то.
На 10 утра Чубайс назначает пресс-конференцию: «Ждем до десяти. Если вызовет, поедем к нему. Если нет, поедем прямо на пресс-конференцию», – так описывает Чубайс свои планы в разговоре с Лебедем.
Ультиматум
Утром 20 июня Коржаков как ни в чем ни бывало едет играть в теннис. В 7:10 в машине раздается звонок – Ельцин в 8:00 собирает совещание.
Василий Шахновский под утро возвращается домой и обнаруживает кучу пропущенных звонков. Он идет в СЭВ на Новом Арбате и встречает там всю команду: члены аналитической группы успели съездить по домам и снова собралась в офисе у Чубайса. В 8:00 Коржаков и Барсуков заходят к Ельцину. Директор ФСБ демонстрирует ему рапорты милиционеров, показания Лисовского, Евстафьева и Лаврова.
«Что-то пресса подняла шум», – недовольно говорит Ельцин.
«Борис Николаевич, скажите тому, кто этот шум поднял, чтобы он теперь всех успокоил, – так вспоминает Коржаков свои слова. – Ведь никто, кроме нас, не знает, что на самом деле произошло. Документы все тоже у нас. А мы никому ничего не скажем». Коржаков уверен в своих силах. Он знает, что Ельцин ненавидит воровство и сам факт подозрения производит на него большое впечатление.
Чубайс едет из Дома приемов ЛогоВАЗа в свой кабинет в СЭВе, чтобы позвонить оттуда Ельцину. Президент долго не берет трубку. Наконец Чубайс дозванивается и просит о личной встрече.