В 1940 году Герцену позволили вернуться в Москву, а Огареву выехать за границу. Николай отправился в Берлин и шесть лет слушал лекции в тамошнем университете.
Огарев всегда признавал за собой «слабость к женскому полу» и, находясь в имении, женился на родственнице пензенского губернатора Панчулидзева, Марии Львовне Рославлевой. Огарев позже писал ей: «Я знал блаженство на земле, которого не променяю даже на блаженство рая, это блаженство, Мария, — наша любовь».
Но Марии сразу не понравилась дружба ее мужа с Герценом, и она стала делать все возможное, чтобы уберечь своего супруга от этой «неприятной» связи. В 1838 году умер отец Огарева, и тот остался наследником огромного состояния: земель в трех губерниях и четырех тысяч душ.
Но пока Огарев получал в Берлинском университете знания, Мария Львовна пустилась, что называется, «во все тяжкие»: ее траты не знали удержу, любовников она меняла как перчатки, не скрывая это от мужа.
Друг Герцена и Огарева Николай Сатин, который, кстати, как раз присутствовал на той злополучной вечеринке с песнями, писал в 1842 году Герцену: «Огарев поневоле виноват в одном — в своей слабости. Он никогда не мог бы переделать натуры своей жены, не мог бы остановить ее дурные наклонности… Для него выход невозможен, страдания неизбежны».
В итоге семейная жизнь пошла такая: Огарев выдал жене вексель в 30 тысяч рублей и назначил вдобавок ежегодное содержание, дав полную свободу. А вскоре Мария Львовна забеременела от любовника и заявила, что ребенка отдаст на воспитание своему мужу. Огарев безропотно согласился и на это. Герцен писал в одном из писем: «Да когда же предел этим гнусностям их семейной жизни?»
Но ребенок родился мертвым, и в декабре 1844 года супруги расстались окончательно. Но еще до этого, побывав в Москве и остановившись в декабре 1841 года у семейства Сухово-Кобылиных, Огарев влюбился в их дочь Евдокию Васильевну. Душенька, как все ее называли, слыла первой московской красавицей, и ей Николай посвятил цикл из 45 лирических стихотворений под названием «Книга любви». Но признаться ей в любви, продолжая любить и супругу, Огарев так и не решился. А когда он после окончательного разрыва с Марией вернулся в Россию, Душенька была уже помолвлена.
В 1848 году у Огарева начался роман с тридцатидвухлетней графиней Елизаветой Салиас де Турнемир, писавшей под псевдонимом Евгения Тур. Дама славилась многочисленными любовными приключениями и даже обрела прозвание русской Жорж Санд. Но когда она гостила у него в имении, Огарев влюбился в младшую дочь декабриста Тучкова, девятнадцатилетнюю Наташу. Самому Огареву было тридцать четыре. В 1849 году, наперекор воле отца, Наташа переехала жить к Огареву. Брак заключен не был — официально Огарев все еще оставался женат.
В следующем году Огарева арестовали по обвинению в том, что он состоит в «секте коммунистов». Но увлечения учениями утопистов власти сочли неопасными, и Огарева быстро отпустили.
В 1853 году в Париже умерла Мария Львовна, и Николай с Натальей наконец смогли обвенчаться. А в 1856 году они покинули Россию и отправились в Лондон, к Герцену.
Тот, еще служа в Москве, был снова пойман на революционных настроениях, выслан в Новгород, но после года ссылки ушел в отставку, а после смерти своего отца, в 1848 году уехал за границу. 23 сентября 1850 года он отказался исполнить повеление Николая I и вернуться в Россию и в итоге оказался лишенным всех прав состояния и стал «изгнанным из пределов государства».
В личной жизни Герцена тоже все складывалось не слишком хорошо: его жена влюбилась в женатого социалиста Георга Гервегу, и Герцен даже хотел привлечь того за моральную распущенность к суду Международной демократии. Но Натали, испугавшись последствий для изгнанного, так же как и Герцен, из родной страны любовника, вернулась к нелюбимому мужу. Кстати, Эмма, жена Гервегу, требовала, чтобы Герцен пожертвовал своим семейным счастьем ради спокойствия ее «гениального» мужа. И даже передавала — втайне от Герцена — письма влюбленных друг другу.
После восстановления семейного мира Герцен несколько месяцев был счастлив, но тут на него обрушились новые несчастья: в кораблекрушении погибли его мать и маленький сын Коля. Гервегу же, немного подумав, начал снова преследовать Натали, и даже не столько ее, сколько самого Александра Ивановича, грозя то убить их, то покончить с собой, и в итоге вынес всю эту семейную разборку на публичное обсуждение. Дело дошло до пересказа сплетен, вспоминания старых долгов и рукоприкладства. Натали, не выдержав этого напора, в 1852 году при очередных родах умерла от чахотки.
Герцен не мог уже находиться в Европе и переехал в Лондон. Через несколько лет к нему прибыл и Огарев. Между женой Огарева и Герценом начался роман, и через год они стали жить вместе. Огарев снова безропотно нес свой крест и даже оставался с влюбленными жить в одном доме.
У Натальи Алексеевны родились от Герцена сначала дочь Лиза, а затем близнецы. Отцом детей, естественно, записался Огарев. Лиза, кстати, очень его любила, но в десятилетнем возрасте, по настоянию матери, ей открыли, кто являлся ее настоящим родителем.
В жизнь же Герцена ворвалось еще одно несчастье: в трехлетнем возрасте умерли от дифтерии близнецы. Наталья Алексеевна впала в депрессию и уехала с дочерью из дома Герцена, после чего засыпала Герцена и Огарева мрачными депрессивными письмами с обвинениями.
Герцен и Огарев, два друга, остались одни. «Вместе идем!» — как они и поклялись друг другу в юности. Женщины оказались не в силах сломать их дружбу. Огарев писал Герцену: «Что любовь моя к тебе так же действительна теперь, как на Воробьевых горах, в этом я не сомневаюсь».
Огарев, кстати, усилиями бывшей покойной жены, своими неумелыми экономическим реформами в имении (он, кстати, один из немногих дал крестьянам вольную) и ряда русских писателей оказался совершенно разорен. Герцен платит ему пенсию, чтобы тому было на что жить. После смерти Герцена Огареву продолжали платить родственники Александра Ивановича.
Умер Герцен в 1870 году, а через пять лет семнадцатилетняя Лиза из-за несчастной любви покончила жизнь самоубийством. Наталья Алексеевна Тучкова-Огарева вернулась на родину, где прожила еще 37 одиноких лет.
Герцена похоронили в Париже — в последние годы он путешествовал по Европе, — а потом его прах перенесли в Ниццу. Огарев, совершенно беспомощный, в отличие от энергичного Александра Ивановича, пережил друга на семь лет. Последние годы своей жизни он жил с вдовой Мэри Сетерленд, которую подобрал на лондонской улице, когда та бродяжничала. Впервые в его жизни появилась женщина, не увлеченная какими-либо идеями и даже совершенно неграмотная. Сам Огарев, больной эпилепсией, все чаще после кончины своего друга переживал припадки, и однажды очередной произошел не дома, а на улице. Николай Платонович упал и, повредив позвоночник, скончался через шесть дней в госпитале Гринвича, так и не придя в сознание. Там его и похоронили, но в 1966 году его прах перевезли в Москву и захоронили на Новодевичьем кладбище.
Так и не сумевшие возвратиться в Россию при жизни друзья теперь гостят здесь в форме призраков. «Все изменилось вокруг: Темза течет вместо Москвы-реки, и чужое племя около… и нет нам больше дороги на родину… Одна мечта двух мальчиков — одного тринадцати лет, другого четырнадцати — уцелела», — писал Герцен незадолго до смерти. Но для мертвых не существует границ. Считается, что встреча с призраками Герцена и Огарева приносит удачу, а особенно они благосклонны к студентам МГУ, своей alma mater.
Призрак книговеда Рубакина
Российская государственная библиотека (бывшая «Ленинка»), ул. Воздвиженка, 3/5, ст. м. «Библиотека имени Ленина»
Говорят, что если вы пришли в библиотеку в поисках какой-нибудь редкой информации, то обязательно попросите помощи у книговеда Рубакина, и все нужное вам найдется.
Николай Александрович Рубакин родился в семье купца, выборного головы города Ораниенбаума, 1 (12) июля 1862 года. Уже в детстве он издавал рукописный журнал «Стрелец», а в 16 лет получил деньги за первую опубликованную статью в «Детском чтении». Поступил в Петербургский университет, в котором учился вместе с Александром Ульяновым, а окончив его с отличием (одновременно посещая все лекции на историко-филологическом и юридическом факультетах), начал собирать собственную библиотеку. Для этого он брался за любую работу корректора, получая гонорар книгами по себестоимости. Собрав около 80 тысяч книг, Рубакин передал свою библиотеку «Лиге образования» в Петербурге. Газеты той поры с восхищением писали, что длина полок составила 1 версту, 250 саженей и 9 дюймов, то есть 1 километр 600 метров. (Это дальше, чем от РГБ до станции метро «Тверская». Представьте себе книжную полку «от сих и до сих».)
Рубакин руководил известнейшими издательствами того времени: О. Н. Поповой, Сытина и товарищества «Издатель».
В то же время он принимал активное участие в революционной деятельности, был эсером, но после разоблачения провокатора Азефа, в котором принимал деятельное участие, вышел из партии и вообще уехал из России. Он поселился в Швейцарии, и в 1930 году, за заслуги в области просвещения, советская власть начала платить ему персональную пенсию. Около Кларана в Монтре у Рубакина возник русский клуб, который во время Второй мировой войны поддерживал русских пленных и раненых.
Его главный труд — руководство для читателя «Среди книг», которое содержит 22 тысячи названий, каждое из которых снабжено условным знаком, и читатель может найти себе книгу, руководствуясь не только необходимой темой, но и уровнем своей подготовки. Раздел «Большевизм» в этом каталоге составлен лично Лениным, который хоть каталог оценил и высоко, но «буржуазный объективизм» Рубакина упомянуть не забыл. Кстати, в его библиотеку передала свою коллекцию дочь Герцена — Наталия Александровна.
Незадолго до смерти Рубакин составил таблицу: «прочитано — 250 тыс. книг; создано — 49 больших научных работ; собрано — 230 тыс. книг; составлено и разослано — 15 тыс. программ по самообразованию; опубликовано — более 350 статей в 115 периодических изданиях».