— Мне грустно, что мамы больше нет, но все же я счастлива вернуться. Я скучала по Мексике, по ее краскам, по небу, по еде. И по вам, сестренки! — призналась она Кристине и Матите.
— Ну и как там в Детройте? — поинтересовалась Кристина. — Выглядишь ты, прямо скажу, не ахти.
— Я потеряла еще одаого ребенка, — тихо призналась Фрида.
Кристина испуганно зажала ладонью рот, и Фрида прочла в ее глазах воспоминания о первом выкидыше.
— На этот раз все было еще хуже. Я угодила в больницу. Понадобилось несколько дней, чтобы вытащить из меня плод.
— Почему ты ничего не сказала? — возмутилась Кристина. — Я бы приехала тебя поддержать.
Фрида благодарно улыбнулась ей.
— Со мной была Люсьенн.
— И ты превратила этот ужасный опыт в картину, — добавила Люсьенн.
— А Диего? Он был рядом с тобой?
Фрида кивнула.
— У тебя еще будут дети, — попыталась ободрить ее Матита, но предательская дрожь в голосе подсказывала, что сама она в это слабо верит.
Фрида горько усмехнулась.
— Для этого Диего как минимум должен заняться со мной любовью.
Остальные затаили дыхание.
— Ты хочешь сказать, он тебя отвергает? — наконец осмелилась спросить Люсьенн.
Фрида согласно склонила голову.
— Говорит, что не хочет еще одной трагедии.
— Он чувствует себя очень виноватым перед тобой, Фрида, — заметила Люсьенн. — Он знает, что ты слишком слаба для очередной беременности.
— Скучаешь по нему? — тихо спросила Матита.
— Больше, чем по кому бы то ни было. Я пишу ему каждый день и даже оставляю в конце отпечаток своих губ… — Она помолчала и продолжила: — Но, сказать по правде, жизнь проще, когда его нет рядом.
— Фрида! — резко оборвала ее Матита. — Как ты можешь такое говорить? Конечно, место женщины рядом с мужем!
Художница пожала плечами.
— Я очень люблю Диего и не могу представить себе жизнь без него, и все равно жить с ним не так-то просто.
— Вот бы и мне испытывать нечто подобное к Пабло, — мечтательно произнесла Кристина и при этом скорчила забавную рожицу. Напряжение, разлитое в воздухе, мгновенно растаяло. Женщины громко рассмеялись.
Когда они снова успокоились, Кристина взяла Фриду за руку.
— Радуйся, пока можешь так любить.
— Точно, — согласилась с ней Люсьенн. — В конце концов, ты можешь выразить свои чувства в картинах.
Подбежала зареванная Изольда: она ободрала коленку. Кристина посадила ее к себе и подула на ссадину. Это зрелище расстроило Фриду. «Я была бы отличной матерью», — подумала она. Изольда тут же позабыла о боли и подскочила к Фриде:
— Поиграешь со мной в куклы? Антонио глупый, он говорит, что куклы только для девчонок.
— Ну конечно поиграю! Может, искупаем твоих кукол и уложим их в кроватку?
— Давай!
— Пойдем вынесем все сюда. Сегодня такая чудесная погода.
В конце октября Фрида и Люсьенн вернулись в Детройт. Прощание с сестрами и отцом, с Мексикой далось Фриде нелегко. Но и по Диего она уже соскучилась.
Всю дорогу она молчала и размышляла. Она думала о том, что оставила позади, и о том, что ее ждет впереди: холодная Америка, зимний Детройт, вечно занятый Диего и одиночество. Поезд вез ее из одной жизни в другую, и она не знала, какая из них была правильной. «А как же картины?» — внезапно всплыл в голове вопрос. Ведь они всегда были с ней, у нее в голове, в сердце. Те, которые она уже написала, и те, которые еще предстояло написать. Никто не отнимет у нее творчество.
За окном начало светать, и Фрида увидела свое отражение в заиндевевшем стекле. «Неужели это я? — испуганно подумала она. — Я себя не узнаю. Куда делась моя молодость? Где та беззаботная девчонка, которая выходила замуж за Диего? Где уверенность, что впереди у меня только любовь и радость? Я опять чувствую, что сбилась с пути. А что, если во мне уживаются две Фриды? Фрида Ривера, мексиканка, которая носит разноцветные одежды и шокирует всех своим экстравагантным видом. Она живет в окружении ретабло, родителей, сестер, собак и сада. У нее есть муж, которому она носит на работу обед. Но я еще и другая Фрида Кало, современная женщина. Я живу в гостинице, курю и пью, я коммунистка, бездетная, катаюсь по миру без мужа. Я Фрида, молодая красавица. Обожаю танцевать и петь. Я могу очаровать кого угодно и заставить влюбиться в меня. Я выхожу на улицы, сражаясь за свои права и за права мексиканцев. Мне тяжело сидеть на месте, потому что слишком много всего нужно сделать и увидеть. И я та Фрида, что закована в корсет, который мешает ходить. Я не могу иметь детей, моя утроба пуста. Под цветными одеждами скрывается монстр. А среди множества цветов, которые я ношу в волосах, как корону, прячется моя печаль».
— Фрида?
Голос Люсьенн отвлек ее от грустных мыслей. На лице у подруги она прочла недоумение.
— Ты плачешь? Все в порядке?
— Да, — ответила она. — Я просто думала о себе. О своей жизни.
— Расскажешь?
— Не хочу говорить об этом сейчас, мне слишком больно. Подожди немного, однажды ты и сама увидишь то, что я чувствую, на моих картинах.
Поезд только подъезжал к вокзалу Детройта, когда Фрида, высунувшись из открытого окна, увидела стоящего на перроне Диего. Он в радостном предвкушении мял в руке шляпу, хотя на улице было довольно холодно. Ривера вытягивал шею, а потом, заметив жену в одном из окон, побежал вслед за вагоном. Глаза у него сияли от счастья. «Он скучал по мне так же сильно, как и я по нему», — радостно подумала Фрида.
Однако что-то в нем изменилось. Она не сразу поняла, в чем дело. Диего сильно похудел, и на нем был какой-то странный костюм. Фрида жаждала обнять его прямо сейчас, она не могла больше ждать. Проложив себе путь к дверям вагона, она первой из пассажиров спрыгнула на платформу. Муж подбежал к ней. На мгновение они остановились и, задохнувшись от счастья, бросились друг другу в объятия. Прикосновения Диего ощущались совершенно по-другому. Это было странное, незнакомое ей прежде чувство.
— Диего, — прошептала она. — Мой лягушонок.
— Фрида, моя Фридита!
Он прижимал ее к себе так сильно, что чуть не раздавил. Но Фрида ничего не сказала, потому что была счастлива. Вот бы дальше у них все складывалось так, как в самом начале, когда их любовь была полна волшебства!
Вскоре Фриде пришлось распрощаться с иллюзиями Диего раздражался на ровном месте. Несколько раз придя к нему на работу с обедом, она не заставала мужа на месте. В ответ на вопрос, куда он запропастился ассистенты мялись и опускали глаза. Так она поняла, что Диего завел новую любовницу. После этого она просто оставляла обед рабочим и уходила.
Как-то раз, к ее большому удивлению, один журналист попросил ее об интервью.
— Я недавно видел, как вы работали рядом с мужем, — объяснил репортер «Детройт ньюс». — И он сам сказал мне, что вы великая художница и далеко пойдете.
Позже Фрида и сама не понимала, какой бес в нее вселился. Ей вдруг мучительно захотелось провокации. И мести.
— Ну, вы знаете, малыш неплох в своем деле, но из нас двоих великий художник именно я.
Эта фраза, помещенная на первую полосу, вызвала ажиотаж. С тех пор у Фриды не было отбоя от журналистов. Она быстро привыкла к вниманию прессы, научилась уверенно говорить о своих картинах, шутить и выдавать блистательные экспромты.
Фрида смотрела в окно. На улице шел снег. Уже насту ша зима. Художница обхватила себя руками и яростно потерла плечи, потому что очень замерзла. Она больше; могла видеть эти метровые сугробы на тротуарах и домах. Снег валил не переставая несколько дней подряд, и холод пробрался в каждую клеточку тела. Из-за этого Фриду начала беспокоить нога. На правой ступне пальцы превратились в живую рану и отзывались болью при малейшем движении. Она не могла наступить на правую ногу, поэтому почти не выходила из дома. Она понимала, что так нельзя и стоит показаться доктору. Иногда Фрида даже радовалась, что Люсьенн больше не живет с ними: подруга точно от нее не отстала бы.
Фрида поплотнее закуталась в шаль, но это не помогало. Ей было холодно не только снаружи, но и внутри. Она скучала по Диего. Конечно, он существовал где-то рядом, возвращался домой поздно вечером или ночью. Они спали в одной постели, но муж давно уже не дарил ей тепла. Диего отдалился от нее и думал, вероятно, только о любовнице. Фриде оставалось лишь притворяться, что она смирилась с этим. На людях она вела себя шумно, постоянно употребляла бранные словечки на английском, а потом делала вид, будто не знает их значения. С тех пор как вышла статья с интервью, тяга Фриды к провокациям только возросла.
Недовольно отвернувшись от окна, она принялась бродить по двум комнатам, в которых они жили. Как она скучала по солнцу, по саду, такому, как в casa azul, где можно выйти на улицу рано утром, ощутить на лице нежное дыхание ветерка, понюхать цветы, посидеть у маленького пруда и понаблюдать за рыбками… Heimweh — вспомнилось ей немецкое слово, означающее тоску по родному дому. Оно очень точно передавало нынешние чувства Фриды. Но Диего еще не закончил работу. В лучшем случае он управится к марту. Ей предстояло мучиться еще целую вечность. В их спальне, прислоненная к комоду, стояла картина, изображавшая выкидыш. Фрида долго, стояла перед ней в раздумьях. А что, если нарисовать настоящие роды? Не счастливую мать с ребенком на руках, а то, как это происходит на самом деле, — показать без прикрас боль и кровь. Женщина лежит на крови, расставив ноги, из лона уже показалась головка ребенка.
А мать? Ее лица не видно, оно закрыто простыней. Кем на этой картине будет сама Фрида? Ребенком, лезущим из утробы на свет, или роженицей? Она уже решила, что картина будет небольшой, иначе ей просто не хватит сил ее написать.
Поддавшись порыву, художница поставила одну из металлических пластин, которые принес ей Диего, на мольберт и начала набрасывать эскиз.
Когда через несколько часов вернулся Диего, он застал Фриду за работой.