Еще раз обратимся к М. Гладуэллу и узнаем, что однажды социологи обнаружили научно достоверный феномен: на математических факультетах университетов мира в среднем преуспевают китайцы. Причем в этой закономерности была одна необыкновенная особенность. Лучшие студенты оказывались родом преимущественно из юго-восточных, наиболее плодородных сельскохозяйственных областей, где культура выращивания риса оттачивалась тысячелетиями.
Как выяснилось, это связано с тем, что выращивание риса – необыкновенно трудоемкое и алгоритмически непростое занятие. Выращивание одного килограмма риса требует усилий в одиннадцать (sic!) раз больше, чем выращивание одного килограмма кукурузы. Прежде всего необходимо уметь перед посевом из десятков сортов риса выбрать нужный в соответствии с климатическими условиями. Ступенчатые террасы поля должны быть утрамбованы и гидроизолированы глиной до состояния горизонтального зеркала, так чтобы солнце в зените видело себя в каждой ячейке мозаики террас во всей красе и мощи: от одинаковой толщины залитого водой ила зависит однородность роста и полнота урожая.
Система оросительных каналов требует постоянного надзора, ухода и необыкновенной смекалки, позволяющей использовать сложный гористый рельеф для равномерного распределения силы тока по ячейкам. Пророщенный рис высаживается до трех раз в году, и решение, какой именно сорт из нескольких десятков следует применить в той или иной ячейке, является нетривиальным. И так далее.
Все эти навыки воспитывали в поколениях кропотливость и терпение. Социологи давно выяснили, что готовность личности претерпевать ожидание ради отложенной во времени награды есть залог успеха на жизненном пути. Градация проводилась среди детей с помощью простого эксперимента. Перед ребенком клали конфету, ставили песочные часы и сообщали: “Ты можешь взять конфету в любой момент. Но если ты подождешь пятнадцать минут, ты получишь две конфеты”. После чего оставляли ребенка одного перед конфетой и засекали время, которое он выдерживал, прежде чем соблазнялся ее развернуть. Корреляция между наиболее терпеливыми группами детей и их успешностью в дальнейшей жизни оказывалась предельно четкой.
Таким образом, среди земледельцев, занятых веками выращиванием риса, необыкновенно высок показатель готовности выносить труд и невзгоды ради отложенного результата (урожая), наиболее важного показателя обращенности общества к наследию.
Вне всякого сомнения, такие свойства личности оказываются важнейшим фактором при овладении сложными навыками, успехом в учебе вообще. И математика как наиболее трудоемкая современная научная дисциплина оказалась по плечу множеству китайцев, предыдущие поколения которых под угрозой голода упражнялись в изнуряющих земледельческих процедурах, обеспечивающих существование лишь на грани выживания.
Ивритское слово “прат” происходит от слова “поток” или “разрывать”. В Библии так называется Евфрат – одна из четырех рек, вытекающих из Эдемского сада: “Из Едема выходила река для орошения рая; и потом разделялась на четыре реки. Имя одной Фисон: она обтекает всю землю Хавила <… > Имя второй реки Тихон [Геон]: она обтекает всю землю Куш. Имя третьей реки Хиддекель [Тигр]: она протекает пред Ассириею. Четвертая река Евфрат” (Быт. 2:10–14).
Велимира Хлебникова с юности интересовало сравнение дельты Волги с дельтой Нила. Река, собирающая в свое лоно и в линзу Каспийского моря (единственного моря на планете, чьи берега хранят все мировые религии) свет Земли Русской, река, вдоль берегов которой распространялось земледелие и с ним культура, а торговый путь вел на Восток, связывалась великим русским поэтом с Нилом, истоком египетской цивилизации.
Хлебников считал, что дельта Волги, речная страна со всем ее кормовым изобилием – рыб, птиц, дичи, – неотличима от дельты Нила и это позволяет сделать серьезные выводы. Поэт искал различные подступы к этой метафоре в течение всей жизни. Его перу принадлежит рассказ “Ка”, где развивается тема божественного двойничества на фоне пребывания в дельтах двух великих рек. Поэт считал, что где-то в дельте Нила находится двойник его души.
Это прозвучит несколько фантастично, но стоит задуматься вот о чем. Оказывается, вполне осмыслено картографическое преобразование, при котором дельта Нила переходит в дельту Волги. Для этого следует вычислить координаты пересечения медиан двух треугольников, обозначающих дельты великих рек. Это преобразование состоит из двух отражений – от меридиана и параллели, которые пересекаются в центре симметрии, каковой приходится на горную местность в Восточной Анатолии, поразительно близко к истоку Евфрата.
Нетрудно убедиться, что это картографическое преобразование переводит Москву в окрестности Мекки (и наоборот), Рим – в окрестности Кабула, а остров Ашур-Аде в Каспийском море, на котором Хлебников планировал устроить резиденцию Председателей Земного Шара, – к берегам Пелопоннеса. В целом происходит отчетливая замена центров Запада на центры Востока, вырисовывается объединение веток различных цивилизаций.
Это преобразование четко атрибутируется Хлебниковым, ибо именно он мечтал о таком экуменическом единении и, в частности, будучи русским поэтом, искал осуществления своей пророческой миссии внутри исламской традиции во время своего анабазиса в составе агитотдела Персармии, выполнявшей установку Троцкого о розжиге искры мировой революции на территории Гиляна, северной иранской провинции.
Хлебников всю жизнь работал над “Досками судьбы” – книгой, чья идея наследует старинному калмыцкому гаданию по бараньей лопатке, которое уходит корнями в буддийские традиции. Особенно интенсивно поэт работал над ней во время своего пребывания в Персии, которая интересовала его с юных лет как некий исход из реальности в райские наделы свободы и живого религиозного чувства, где возможно полное осуществление его футуристического предназначения. В “Досках судьбы” Хлебников пытался вывести “Формулу времени” и связать ею значимые исторические события. В этой связи его интересовала исламская традиция, согласно которой исламский мессия – мехди – явится в мир Повелителем времени.
16 января 1922 года в Москве, за полгода до смерти, Хлебников записал в “Досках судьбы”: “Чистые законы времени мною найдены 20 года, когда я жил в Баку, в стране огня, в высоком здании морского общежития, вместе с [художником] Доброковским. <… > Я хотел найти ключ к часам человечества… Земная кора рассечена струнами шара, и они звучат как в пространстве, так и во времени”.
“Струны шара” – это локсодромы, меридианы и параллели. Вышеизложенное предположение провоцирует проанализировать материал “Досок судьбы” с точки зрения картографических преобразований, попробовать найти в их материале пространственные соответствия. Но и без того уже сейчас можно предложить ключ к структуре мышления Велимира Хлебникова, основанный на описанном картографическом преобразовании относительно центра симметрии дельт двух великих рек, орошавших сады двух великих цивилизаций. Этот русский поэт, как никто другой из современников, находился на острие луча времени, проникавшего в XX век, высвечивая его апокалипсические битвы и с ними – великие научные открытия, революционное развитие научной мысли. Разведывая структуру исторического времени, он прощупывал структуру пространства, тем самым обнаруживая и выращивая в ней райские сады смысла человеческого существования.
Мое детство прошло среди роз. В бабушкином саду были высажены десятки розовых кустов. Бабушка не давала розам осыпаться – выходила в сад с медным тазом и щепотью собирала в него лепестки для варенья. Самый удивительный сорт назывался хоросанским. Урожденная в почве, упокоившей Фирдоуси, Омара Хайяма и имама Резу, эта роза была удивительной: отчасти телесного оттенка, очень плотная, но настолько нежная, что была словно тончайшим символом тела. А запах такой, что увязаешь в сердцевине, как шмель: нет сил оторваться, совершенно необъяснимо, как запах роз действует, – если бы девушка так пахла, это не было бы столь привлекательно. Девушки должны как-то иначе благоухать. Например, ноткой камфоры, таким сердечно-обморочным ароматом. На то они и девушки, а не цветы.
Я знал каждое дерево в нашем саду. Я и сейчас помню, какова кора каждого на ощупь.
Шпанская вишня – крупная, сладкая, каждая ягода – драгоценнее любой конфеты. Глянцевитая местами кора, сочащаяся янтарными слезами смолы, в которые попадали наездники и осы.
Огромная абрикоса, тянувшая от забора ствол к крыльцу, осеняя его кроной. После штормовой ночи нужно было аккуратно открывать дверь и потом на корточках над ковром оранжевых плодов расчищать себе путь к садовому крану, чтобы умыться.
Инжир – десяток смоковниц, дававших медовые упоительные плоды. При первом августовском урожае я примечал поспевавшие и каждое утро пробегался по саду, чтобы проверить, не пора ли сорвать.
Хурма пылала в ноябре в изумрудной своей кроне закатными солнцами огромных, просвечивающих от сочности плодов.
Алыча – с похожими на полную луну плодами, заполнявшими рот сладчайшим густым соком, если только надкусить тонкую кисловатую кожицу.
Инжир – самое удобное для лазания дерево: узловатые шершавые ветви, громко шуршащие под ветром пятипалые листья.
Персидская сирень. Ее кисти не отличались роскошью: гибкая кисточка кларнетиста, а не плетеная гроздь длани Шопена. Тронешь – замотается, а не закачается: медлительно, увесисто, упругой прохладой наполняя горсть.
Начиная с восьмого класса персидская сирень устойчиво сочеталась с Грибоедовым; с тем, что видел Вазир-Мухтар из окна, глядя во двор русской миссии в то утро, перед смертью: розоватая пена на раскаленной лазури.
Детство летело, и стволы облюбованных нами с сестрой деревьев со временем отполировались, как школьные перила. Но дело даже не в сирени, а в бабочках.