от струящихся рельс уводящих
к несжатым полям укутанным
шорохом радио где несутся
снаряды над взволнованной
волновахой и в затопленных
шахтах вспышек ищет огонь
они выйдут к тебе все вместе
с расцарапанными щеками
люди лагун песков и стерней
так что их голоса зазвучат
над травой над полями огня
отражаясь от туч и домов
ударяясь о лопасти ветра
и уже не затихнут
«Сети искусства мирное зло, песок вымывающийся…»
сети искусства мирное зло, песок вымывающийся
из плиточных стыков как песок в черноземной земле
где едет кортеж в далекий аэропорт и поэтесса
смеется над нами над нашим неловким богатством
и над крышами нависает огромный тверской бульвар
и наматывают переулки веретёна взрывного ветра
мы идем с тобою и наши колени болят и наши глаза
болят от бескрайне марксистского солнца
но это не страшно — в центре земли живет наш король
и согревает дыханьем своим наши дома, кабинеты
фабрики наших хозяев — и куда бы мы не пошли
унылые хипстеры с преображенки нас будет встречать
эта земля виноградная, почва ее распространенная
в пазухах грузовиков в катышках свитеров в сколах
эмали в каждом движении к нам подступающих парков
во флагах на площади ленина растущих над нами
и воздух будет звенеть и горячий ветер метро спутывать
наши волосы как в далеком тридцать втором где глаза
навсегда высветляет коммунальный струящийся лед
и облака высоки и как никогда шелестящи фонтаны
V
«Я видел мастурбирующих стариков в клубах расцвеченного пара…»
Я видел мастурбирующих стариков в клубах расцвеченного пара
тянущихся друг к другу через слизистые занавеси
на порнографической вечеринке
Я видел как ухоженные тридцатилетние женщины извивались
в потоках сквирта и на сцене разворачивался пенный
анальный секс
И качались флаги над всеми что были там в темную ночь
в столетие революции когда в небе горела
большая больная звезда
И звучало шма Исроэль в странных окутанных молнией нишах
И герои моих стихов совокуплялись с молодыми поэтами,
истекая выдыхая выталкивая из себя колонии микробов из которых мы все состоим, что делают нас людьми —
Преподаватели университетов и сотрудники издательств,
амбициозные философы и современные художники,
печальные ортодоксы и умудренные марксисты
превращались в двигающиеся пост-тела, в разрезающие
дисплеи помехи, в мелкую рябь на светлой волне пронзающей нас струны, в темную иглу сшивающую петли нашего мозга
И свечение в темных комнатах слипалось в пучки белой
рассыпчатой пены
И герои моих стихов жизни моей пели тебе пусть
единственный раз голосом света слепящего
в темном ущелье лофта
И струились по желобам кровотоков, по разрывам дыханий
в сложную ночь рассыпаясь светясь изгибаясь
в воздухе каменного февраля
наши молекулы, истолченные в дымку и пелену, через створки сердец проникая, превращенные в электричество
рассеянный свет огонь
«Войны не будет сплевывая кровь…»
войны не будет сплевывая кровь
сказал он сказала она не будет
войны когда ее лицо в зеркале
распалось на части под давлением
шквала огня
или все же касаясь ее запястья будет
война он повторил про себя
и его друзья евразийцы
повторили будет война и была
война была война
зажигались цветы на границе и пели
огни как всегда зажигались
и пели так же как раньше пели огни
и каждая виноградная косточка
звенела от счастья
«Русские бездомные аэропорта орли…»
русские бездомные аэропорта орли
машут ему рукой под платанами юга
по струящимся во́дам в отслаивающихся
деревнях скользит их пепел и фонари
нависают над их головами и я выхожу
из темного сквота — искры грозы горящие
на горизонте встречают меня и стучат
поезда на мосту увязая в липком плюще
я хочу к вам туда через холод и дождь
сквозь туман отделяющий по утрам
воду от суши свечение от темноты
и военные базы окутывающий блестя
на противотанковых ежах на колючей
проволоке укрывающей спящих солдат
их несет на мыльных волна́х по курганам
славы по ветвистой токсичной реке
там стучат друг о друга тихие створки
снов искры горят над изрытыми влагой
холмами и спускаясь к реке пар укрывает
камни лежащие у дороги — так зачем этот
свет спускается в темную воду если мы
ждем его в покинутых аэропортах жарких
вокзалах и там куда нас выносит течением
сквозь песок и осколки сквозь ил и глину
État
триггер осени щелкнет на уровне первого этажа
совсем у земли постепенно захватит кладку
поднимется к полуприкрытым окнам к полу
прикрытому окну на предательство на убийство
я решусь для тебя воздух осени чистый хотя и
прячут тебя в коридорах наполненных холодом
среди приставов среди пассажиров метро между
этих и тех но занавеска волнуема ветром колеблются
контуры в такт мотылькам и уносит в сторону
сокольников нелепые их оболочки к мамлеевским
полям драгоценную чешую но что пряталось
во дворах в огороженных рынках почти
позабылось хотя слышно стучат под тропами
парка детали машины так что суставы детей
и предателей отзываются радостно и поет
стадион размещенный над горизонтом
«Танцовщицы видят во снах бытие…»
танцовщицы видят во снах бытие
сестры авроры вальсирующие
в забвении чуда с ветвями деревьев
солнцем в пряничном домике страха
в просветах паров они тянут руки
друг к другу в неустойчивый день
когда горлицы симеиза и стамбула
встречают друг друга над озером
над болотом звучащим как ворохи
вертящихся савонарол стучащих
костями в музыкальных шкатулках
на полках темных шкафов
и под маленьким солнцем в траве
горит гуинплен и невыносимая сталь
спадает в долину на дымящиеся
обломки
«От баррикад на бульваре провинциальном…»
гуляющим у никитских ворот
от баррикад на бульваре провинциальном
и выше по улице безымянной неровной
поверхности этой — шпильман слышно тебя
за домами полыми: ты ли меджнун или стучат
тряпье оправляя в бубны слышат они но я не слышу
песок в глазницах твоих и дальше возносится
через кустарники так что корпускулы бьются
снова под нефом фабричным но от нас вдалеке
поджидая овражка округлые сны устремляясь
за ручейные стены его с проходящими робко
флиртуя как умеют частицы земли осушают
оболочки сетчаток а другие исследуют дальше
цветенье канав и ступени запрелые помнят
друг друга но для нас только пряный налет
едва молчаливый но все же к широкой улице мы
по неровной брусчатке скользим
«Кто там сидит в траве прячется…»
кто там сидит в траве прячется
в окнах разбитых в трещинах
пола? скалы его призывают или
смотрит он сам сквозь проемы
стеблей выжидает не упадет ли
дождь не смоет ли солнце
не смешает ли пыль с контуром
поля над мечетью над тлением
волглых камней
кто считает трещины в кладке
изгибы травы уплотненной
воздухом и всеми его именами
роем цветов опаляющим ноздри
раздвигающим створки деревьев
и ее колени?
он не смотрит на нас не видит
огней над рассыпчатыми домами
желтых цветов и роз цветущих
в долине когда горная пена
нас укрывает увядают медузы
у берега и вертолеты дрожат
над застывшей водой
«Танец чахоточный в исполнении…»
танец чахоточный в исполнении
робкой подруги
на лугах гутенберга в легочной
грязи
пленка радости на шерсти гуингма
и путешествий щетина чабрец
с тех же самых лугов в патине
и паутине
заблудившийся терамен
птиц и собак за собой ведущий
у порога стоит хотя и стремится
в трезен
но с нами он спит втроем
пока тянется нить слюны
пока говоришь я была
владыцей членов на лугах
гутенберга в замкнутых
плевой покоях всё это снова
придет вывернет руки снова
придет тишина
«Вызванный в парк в отчетливом ритме…»
вызванный в парк в отчетливом ритме
раскачивающий ветви полы одежды
те же привычки после двадцати или
более лет припоминает колебания
воздуха запотевшие окна транспорта тогда
они ехали с ней куда-то дорожная колея