— Сам породил. Когда выживу, запишу в блокнотик.
— Если выживешь, — тонко намекнула любящая мать, — начни составлять «Самоучитель игры на нервах». Гарантирую грандиозный успех.
Она еще гневалась, но хвост уже не торчал как копье, а приобрел некоторую мягкость, хотя еще время от времени приходил в движение и хлестал ее по бокам.
Бакандор жестоко корил себя за лень и непредусмотрительность. Еще полторы недели тому Милталкон вычитал в «Красном зрачке» объявление о наборе на заочные курсы Правильного Бегства и даже заполнил от их имени две анкеты. Но потом они отвлеклись на что-то и забыли их отправить. Теперь он пожинал плоды своей недальновидной стратегии. Вот этим и отличался от них великий брат: продуманная четкая тактика и тонко проработанная стратегия. Если Такангор чего-то хотел, он всегда этого добивался и знал, как именно достичь желаемого. Хотел вставить в нос золотое кольцо — пошел и вставил. Хотел стать самым популярным чемпионом Кровавой Паялпы — и стал. Хотел прославиться как лучший полководец — пожалуйста, о нем чуть ли не каждый день пишут все столичные газеты. Не хочет чеканить имущество для женитьбы — и ведь наверняка не чеканит.
Бакандор прикинул, чем являются настойчивость и упорство — тактикой или стратегией, но не смог сходу сообразить. Он был уверен, что в этом виновато нервное потрясение, практически шок, испытанный им, когда ласковая мать застукала его на очередной попытке вскрыть таинственный ларец и призвала к ответу таким нежным голосом, что с потолка пещеры посыпались каменная крошка и пыль.
На громовые раскаты ее голоса явился Милталкон с твердым намерением защищать брата до последней капли крови. Раньше роль защитника лучше всех удавалась Такангору, но в его отсутствие кто-то должен был взвалить эту тяжкую ношу на свои плечи.
— Стой на своем, — шепнул он брату, когда Мунемея отвлеклась на какой-то посторонний шум снаружи. — Я вот думаю, ну что она может нам сделать? Не убьет же, в самом деле?
— Недостаток воображения — плохая защита, и безопасности не гарантирует, — сказал родной голос над самым его пуховым ухом. — Вот берите пример с сестер: сидят тише воды, ниже травы, стучат молоточками — невпопад, конечно, притворяются, что работают, а на самом деле — прислушиваются.
— Они хитрые, — обиженно прогудел Бакандор. — Они же девчонки. А нам с братом присущ рыцарский героизм и самопожертвование во имя неведомой, непонятной, но прекрасной цели.
— Это не героизм, а фанатизм.
— Почему это? — обиделись будущие герои.
— Потому что откуда известно, что цель прекрасна, если она неведома и непонятна.
— Ну вот, — огорчился Милталкон. — Мало нам хитростей, так вы, маменька, сюда еще и логику приплели.
— Хитрость нужна воину не меньше, чем логика. А полководцу — и подавно. А теперь к делу. Как втолковать вам, что в этот ларец нос совать не следует?
— Очень просто, — отвечал Бакандор, ставший безмерно отважным после того, как вообразил, что он все равно уже мертв, и терять больше нечего. — Скажите, почему нельзя.
— Вы чудесные дети: добрые, честные, отважные, сильные, — внезапно смягчилась Мунемея. — Вас ждет великая судьба. Но в этом ларце лежит вещь, которая никогда не будет принадлежать ни одному из вас. Она ждет своего нового хозяина, и я берегу ее для него. Я уже говорила вам — это совсем другая жизнь и совсем другая смерть. Она предназначена не вам. И поскольку сейчас вы логично спросите, так что же это, я отвечу так: в свое время узнаете.
— Маменька! Вы понимаете, что только напустили туману и еще больше нас заинтриговали?! — вскричал раздосадованный Милталкон. — А коварным заявлением, что это чужая вещь, вы начисто перекрыли нам возможности для импровизации и успешного взлома.
— Уверена, что я хорошо вас воспитала, — согласилась Мунемея. — Терпение, молодые люди, терпение. Победа в результате достается не самому сильному и не самому хитрому, а самому терпеливому.
— Вам хорошо, вы-то знаете, в чем секрет, вам не нужно все время ломать над этим голову! — укорил Бакандор.
— Мне есть над чем поломать голову, кроме этого.
— А где вы берете тему, если вокруг ничего не происходит?
Мунемея уставилась на сыновей не то с восхищением, не то с сожалением. Они не поняли.
— Вокруг всегда происходит что-то судьбоносное. Нужно просто внимательно смотреть.
— Куда?
— Да хотя бы в сегодняшний номер «Королевского паникера».
Братья переглянулись.
— Там, наверное, опять про политику.
— А война, по-вашему, что такое?
— Сражения и битвы!
— Война — это тоже политика и ничего, кроме политики.
Война — это продолжение политики другими средствами
Жорж Клемансо
— Маменька! — вскричали минотавры в непритворном ужасе. — Что вы такое говорите! Политика — это жутко скучно. А война — весело и отрадно.
— Кого я воспитала! — вздохнула Мунемея.
— Надежду и опору. Утешение на старости лет, — бодро отрапортовали братья.
Тут Бакандор, как старший и более искушенный в отношениях с прекрасным полом, сообразил, что наступил как раз тот самый момент, когда молчание — золото, но он этот момент уже упустил.
Мунемея скрестила руки на груди.
— Надеюсь, мы закончили эту милую беседу?
— Да, да, — нестройным дуэтом запели Бакандор и Милталкон. — Закончили. Мы все равно торопимся. У нас еще столько дел по дому, столько дел. И бублихулу прополоть, и вот еще надо имущество чеканить, и воды наносить, и лабиринт подмести, и посуда у нас там где-то… где-то там… посуда.
— Ну, если посуда, не смею задерживать, — сказала Мунемея. — А когда вырастите три куста роз, откройте газету, полюбопытствуйте, что в мире происходит и что, соответственно, произойдет в ближайшее время.
— Как ты думаешь, про три куста роз — это она иносказательно или в приказном порядке? — тревожно спросил Милталкон.
— А про газету?
* * *
Если правильно перечеркнуть минус, получится плюс
Хотя в поместье творилось сущее светопреставление, удача была скорее на стороне кассарийцев. Рассматривая впоследствии возможные варианты, все единодушно согласились с тем, что как бы трудно им ни пришлось, могло быть гораздо хуже.
Во-первых, воркующие жених и невеста, Намора и Мумеза, весьма своевременно отправились в путешествие, чтобы укрепить пошатнувшуюся из-за мелких разногласий идиллию. Они намеревались посетить нескольких коллекционеров фарфора и фаянса, навестить самых выдающихся поставщиков керамики и завернуть по дороге в два-три антикварных магазинчика где-нибудь в провинции, где нравы посвободнее, а продавцы мыслят шире и масштабнее, и потому, завидев в дверях грандиозную тушу существа, на котором буквально огненными рунами написано, что он демон, не хлопаются в обморок, не мчатся со всех ног вызывать экзорциста с суицидальными, вероятно, наклонностями, не таращатся как на худший кошмар своей жизни, а расплываются в улыбке и щебечут:
— Хвала богам! Как хорошо, что вы зашли именно сегодня! У меня припрятан уникальный предмет специально для такого ценителя прекрасного, как вы! Ибо глядя на вашу восхитительную спутницу, только безумец усомнится в том, что в жизни вы предпочитаете самое лучшее и знаете в этом толк, — и вытаскивает из-под прилавка какую-нибудь кошмарную терракотовую кособуку. Вот такие лавочки Намора Безобразный ценил и любил, а Мумеза сдержанно одобряла. И поскольку вездесущие таксидермисты во главе с Морисом подбросили пару адресов в окрестностях Юкоки и Лялятополиса, самая активная и бескомпромиссная пара Кассарии сейчас отсутствовала.
Во-вторых, Тотисовым промыслом, не иначе, бригадный сержант Лилипупс убыл в неизвестном направлении. Точнее, он полагал, что направление ему отлично известно, и он преследует распоясавшегося вампира с целью пресечения, упрека, назидания а, если потребуется, то и расправы. Однако безумие охватило весь замок, и магический кидацл не миновало пагубное влияние неведомой силы. Поэтому князь Мадарьяга удачно избежал встречи с сержантом, чего нельзя сказать о племени орков-каннибалов, прославившихся на весь Ламарх тем, что в тот день они поголовно обратились в вегетарианство и обрели себя в благочестивом огородничестве.
В-третьих, дама Цица Хвостокрут, и в обычном расположении духа способная на многое, а при соответствующих обстоятельствах — на гораздо, гораздо большее, все еще гостила на острове Нуфа у радушных амазонок, которые нашли в ее лице лучшую слушательницу легенд о Такангоре. Опять-таки, отсутствие в замке самих амазонок тоже сыграло положительную роль в скором восстановлении мира и порядка.
Кехертус с дядей Гигапонтом были приглашены на торжественное открытие первого заседания кружка Молодых Паукеров, и отправились посмотреть, что это за организация, стоит ли брать ее под покровительство либо, напротив, надлежит разогнать и запретить на веки вечные. Много выяснить им, увы, не удалось, ибо начинающих паукеров подвел недостаток воображения. Видимо, они представляли себе Кехертуса умозрительно, и, видимо, как-то иначе. Благородный паук весьма огорчился, когда весь кружок чохом и гамузом ударился в паническое бегство, оглашая округу паническими же воплями бессмысленного, но весьма убедительного содержания. Во всяком случае, к бегству паукеров очень скоро присоединились несколько странствующих торговцев, два путешественника, любовавшихся изумительным закатом всех оттенков спелых цитрусовых, и дева легкомысленного поведения, поджидавшая ценителей ее далеко не несомненной красоты возле дорожного указателя.
Люди с криками разбежались, и лимонно-апельсиновый закат целиком и полностью достался двум паукам, неторопливо возвращавшимся в замок. Из-за паукеров они пропустили волшебное представление Общества Рыболюбов, о чем сдержанно сожалели и уже не так сдержанно порицали членов разогнанного кружка.
— Полагаю, дядя, не стоит в будущем отвлекаться на приглашения неизвестных организаций, фанатиков, а также энтузиастов-передвижников, — заявил расстроенный Кехертус. — Если такое повторится, это может понизить мою самооценку.