― Не могу видеть эту алчную выдру. Пойду к себе наверх. Маня, ты вычистила мой серый костюм? Хочу забрать его сегодня домой. Да, если Стаса не увижу, передай, завтра утром заеду.
Поцеловав в щеку старую тетку, Юля ушла, а через минуту за ней вышла и Галя. Мы с Марией Ефимовной остались одни, я прикинула, что ничего интересного уже не произойдет и только хотела подняться, как тетя Маня сказала:
― Горе с этой Галей! Мало мне волнений со своей семьей, так ещё и за неё душа болит.
Сообразив, что сейчас последуют откровения, я поплотнее уселась на стуле и вытянула шею. Тетя Маня, поглощенная собственными переживаниями, моей возни не заметила и, глядя в дальний угол кухни, рассуждала:
― А как же? Я ж её сюда пригласила! А как не пригласить? Она моя крестница. Мать её, моя сродственница, писала в каждом письме, что девка в деревне пропадает. Ни работы, ни мужа путевого. Ничего! Вот и пожалела на свою голову, а теперь ночей не сплю. Переживаю. А как не переживать? Вижу же, что девка сама не своя последнее время. Ходит, как в воду опущенная, нервная, дерганая. Я уже её и так и этак пытала! Говорю, если с тобой что случилось, расскажи. Обещаю, ругать не буду. Понимаю ведь, дело твое молодое, после вашей глухомани тут соблазнов много. Парни здесь не чета деревенским. Сам, Аня, посуди! Тут в округе и охранников и шоферов полно. Все крепкие, красивые, обходительные. Может её обольстил какой, да и бросил! Откуда я знаю? Я ж не могу за подол её держать, когда она гулять идет!
Я подумала, что подобная беда может приключится с девушкой не только на улице, но и дома, особенно, если живешь под одной крышей с молодым, холостым парнем. Однако, не желая расстраивать Марию Ефимовну ещё больше, говорить ничего не стала. Старушка же пожаловалась, душу отвела и успокоилась:
― Ладно, Анюта, что я тебе голову морочу? У нас проблем ― за день не перескажешь! Иди, лучше, отдохни! Больше толку будет, чем мою воркотню слушать! Да и мне обедом заняться надо, а то и так припозднилась!
Я согласно кивнула и пошла к себе, но не отдыхать, а взять деньги. Валяться на постели желания не было, а вот потребность съездить в город и привести себя в порядок я ощущала. Мне надоело пугать окружающих своим странным нарядом и платком на голове. Так как новые известия от похитителей должны поступить только в среду, ближайшие дни никаких неожиданностей не сулили, решила посетить парикмахерскую.
Я поднялась на второй этаж и едва завернула за угол, как увидела Галю. Она стояла на пороге, держалась за ручку полуоткрытой двери и сердито говорила кому-то в глубине комнаты:
― Не верю я тебе! Врешь ты все. Успокоить меня хочешь.
Заинтригованная, я отступила назад и замерла. Что ответил человек, находящийся в комнате, мне слышно не было, Галя же согласно кивнула:
― Хорошо, сегодня вечером, в одиннадцать, у пристани.
Девушка собиралась сказать что-то еще, но тут заметила меня, побледнела и с силой захлопнула дверь.
Прятаться дальше было бессмысленно, поэтому я сделала шаг вперед и, чтоб как-то сгладить неловкость, спросила:
― С кем это ты разговариваешь?
При этом я лучезарно улыбнулась, намекая, что вопрос чисто формальный и правдивого ответа не требуется.
― Ни с кем! Вам показалось, ― отрывисто, почти грубо пробормотала она.
Но от двери, между прочим, не отошла и в ручку вцепилась так, что костяшки пальцев побелели. Мне тут же вспомнился разговор с Марией Ефимовной и собственные мысли по поводу проживания Кости и Гали под одной крышей. Как видно, моя случайная догадка оказалась правдивой! Я не удержалась и насмешливо фыркнула:
― Скрытничаешь? Ну-ну, давай! Только помни, нет такой тайны, которая, в конце концов, не вышла бы наружу.
Сказала и, очень довольная собой, проследовала дальше. На пороге своей комнаты оглянулась и увидела Галю на прежнем месте, усердно трущую тряпкой филенку двери. Когда же я буквально через две минуты, взяв деньги, опять вышла в коридор, там уже никого не было. Проходя мимо таинственной двери, легонько подергала её, но она оказалась запертой. Значит, пока я отсутствовала, Галя успела шмыгнуть в комнату, и теперь они с Костей затаились там, пережидая, пока я уйду. Глупцы, чего прячутся? Кому какое дело до отношений двух молодых и совершенно свободных людей? Взрослые, а ведут себя как дети! Я снисходительно улыбнулась чужой глупости и переполненная сознанием собственного превосходства направилась к лестнице.
Я вышла из дома, остановилась на ступенях крыльца и улыбнулась. Настроение было великолепное, жизнь, несмотря на все тяготы, казалась прекрасной, хотелось широко раскинуть руки и обнять весь мир. Правда, мир об этом не знал, жил своей собственной жизнью и внимания на меня не обращал. Редкие прохожие неторопливо шли мимо и на меня не глядели, дети с гиканьем носились друг за другом, наслаждаясь каникулами, парень на переднем сидение машины, что приткнулась у кромки тротуара, самозабвенно читал газету. В общем, мир был занят собой, и до меня ему дела не было.
― А, плевать! ― ухмыльнулась я и бодро зашагала к остановке.
Автобуса ждать не стала, рассудив, что получасовая тряска в душном катафалке способна испортить самое прекрасное настроение. Я своим настроением дорожила и хотела сохранить его подольше, поэтому подняла руку и остановила проезжающую мимо «Волгу».
― Тебе куда? ― хмуро спросил толстый мужик с лысой, как колено, головой, и с сомнением обозрел мою странноватую внешность.
― В центр, ― беззаботно объявила я, плюхаясь на сидение рядом с ним.
― А деньги у тебя есть? ― поинтересовался водила, и не помышляя трогаться с места.
Такое недоверие разозлило меня, я вытащила из кармана купюру и помахала в воздухе:
― Доллары подойдут, чтоб на твоей колымаге прокатиться?
Он кивнул и недовольно пробурчал:
― Куда в центр-то? Центр большой! Тебе лично куда надо?
― Вези в парикмахерскую! Самую лучшую! Есть такая в городе? ― бесшабашно улыбнулась я.
Не говоря ни слова, водитель тронулся с места, потом не выдержал, покосился на меня и ехидно спросил:
― Решила причепуриться? Думаешь, стоит? Поверь на слово: пустое дело. Тебе уже ничего не поможет, только деньги на ветер выбросишь.
Я посмотрела на него, сердечно улыбнулась и задушевно промолвила:
― По себе судишь, боров лысый. Думаешь, если на тебя девки не смотрят, потому что ты из-за пуза шнурки завязать не можешь, так и у меня жизнь кончена? Ошибаешься, шар бильярдный! Я девушка молодая и у меня все впереди.
Водитель обиделся, и остаток пути мы проехали в полном молчании. Когда машина остановилась перед парикмахерской, я вышла, бросила на сидение скомканную десятку и бодро зашагала к входу.
― Эй! Ты ж доллары показывала, ― заорал водитель.
― Мало ли что, где и кому показывают, да не все это получают. В твоем возрасте пора уж перестать быть таким доверчивым, ― ехидно улыбнулась я.
― Сука! ― выпалил водитель.
― Точно! ― кивнула я и скрылась за дверью. Вошла, огляделась и подумала:
― Если это лучшая парикмахерская в городе, то город жалко до слез, а если этот боров гладкий меня сюда нарочно привез, то он ещё большая сволочь, чем показался с первого раза.
Давно не ремонтированное помещение выглядело действительно убого и уж никак не производило впечатление процветающего. Наоборот, судя по тому, что в холле не было ни единого человека, даже гардеробщица отсутствовала, посетители здесь были редкостью. Я секунду поколебалась, а потом двинулась вперед, рассудив, что другое заведение искать смысла нет. Ведь не было никакой уверенности, что найду лучше, а самое главное, то, что имелось у меня в тот момент на голове, испортить не мог уже никто. Поэтому, я не стала колебаться, решительно вошла в зал и громко крикнула:
― Есть кто живой?
Какое-то время стояла тишина, потом из двери подсобки появилась полная пожилая женщина в голубом халате. В руках она сжимала кружку, челюсти её мерно двигались, а лицо выражала крайнюю степень недовольства. Прожевав то, что было во рту, она сердито спросила:
― Чего орешь? Не видишь, у людей перерыв!
― А дверь почему открыта? ― поинтересовалась я.
― Тебя спросить забыли! ― приветливо откликнулась мастерица. ― Откуда ты такая любопытная? Чего тебе надо?
― Постричься хочу, ― ответила я, сдергивая с головы надоевший платок.
Увидав мою голову, парикмахерша на мгновение окаменела, потом взяла себя в руки и кивнула на кресло в дальнем конце зала:
― Садись, мастер сейчас выйдет.
Толстуха не соврала, не прошло и десяти минут, как из подсобки выпорхнула молоденькая девчушка и подошла ко мне. Видно, коллега по цеху уже предупредила, что именно её ждет, потому что ни один мускул на лице не дрогнул, вот только в глаза мне она старалась не глядеть.
― Как стричься будем? ― тихо спросила мастерица.
― Это уж вам решать, ― покладисто ответила я. ― С такой головой, как у меня, больших претензий быть не может. Что получится, то и делайте.
Мои слова пришлись ей по душе и немного успокоили. Наверное, девочка ожидала увидеть у себя в кресле готовую скандалить по любому поводу шизанутую бабенку, каких немало бродит по улицам городов. Мастерица принялась ворошить мои волосы, недоуменно рассматривая неровно выстриженные клоки. Решив, не давать ей повода для досужих домыслов и настроить на рабочий лад, я пояснила:
― Это меня так в больнице остригли. Попала к ним с травмой головы. Вот меня впопыхах и обкорнали, как бог на душу положил. Понимаю, хорошую стрижку сделать невозможно, но Вы постарайтесь и, насколько возможно, придайте мне цивилизованный вид, а то люди на улице шарахаются. Кстати, рана на затылке хоть и зажила, но ещё побаливает, так что вы уж поосторожней.
Услышав такое объяснение, юная мастерица окончательно расслабилась и полностью сосредоточилась на моей голове. Сначала она долго перебирала пряди, придирчиво разглядывая их и что-то шепча себе под нос, потом зашла сбоку и принялась разглядывать меня в профиль. Этого ей показалось мало, и она занялась изучением другой половины моего лица. Подумав ещё немного, приняла, наконец, решение и начала стричь. Чтоб не видеть себя в зеркале, я закрыла глаза и полностью отдалась на волю мастера.