Тут подала голос Полина:
― Это потому, что ты меня любишь.
Она успела притащить в кабинет набор «Лего» и теперь сидела на ковре и собирала какую-то замысловатую конструкцию. Однако это занятие не мешало ей внимательно прислушиваться к нашему разговору.
― Точно, ― согласилась я, причем совершенно искренне. Полина мне действительно нравилась.
Услыхав наш диалог, Стас смутился:
― Ты, Аня, прости. Я набросился на тебя с расспросами и даже не поблагодарил. А если б не ты, неизвестно еще, что было бы с Полиной.
― Она меня тебе вернула, ― важно заявила Полина, потом заговорщицки подмигнула мне и совсем другим тоном добавила: А чемодан украли! Когда Аркашка на асфальте валялся.
―Повезло кому-то, ― проронил Стас и тут же перешел к другому: ― Я звонил прокурору города. Он мой хороший знакомый и твердо обещал, что имя Аркадия никак не свяжут с нашей семьей. О Полином похищении знают лишь несколько человек и они будут молчать. В смерти этой Татьяны и её дружков обвинят Аркадия.
― Прекрасно, ― без энтузиазма откликнулась я.
В комнате повисло тягостное молчание, прерывать которое никто не спешил. Первым не выдержал Стас и, смущенно отводя глаза, спросил:
― Что дальше делать думаешь?
Я пожала плечами и как можно легкомысленнее ответила:
― В Москву собираюсь съездить на недельку. И в связи с этим хочу обратиться к тебе с просьбой.
― Да, конечно, ― оживился Стас.
― Просьба связана с этой картиной, ― я кивком указала на портрет на стене. ― Хотела бы взять её в столицу и показать своим знакомым. Просто, чтоб удовлетворить любопытство. Ты сказал, что это портрет Строгановой, а я сомневаюсь. Вот и хочу выяснить, кто из нас прав. Но это только в том случае, если ты не боишься мне её доверить.
― Бери, конечно. Я ведь тебе уже говорил, что она дорого не стоит.
― Спасибо, ― с чувством поблагодарила я и, пока он не передумал, не мешкая направилась к картине. ― Через неделю верну в целости и сохранности.
Дом Стаса я покидала рано утром. Поправив лямку рюкзака и помахав на прощание рукой вышедшей меня проводить тете Мане, я размашистым шагом двинулась в направлении выезда из поселка. Причем, как и все прочие разы, я предпочла воспользоваться не главными воротами, у которых меня могли сторожить Павел Иванович со Щеглом, а боковыми. Они выходили на узкую шоссейку и движение здесь было не таким оживленным, как на трассе перед главным входом, но зато избавляли меня от встречи с «коллегами».
Дождавшись попутной машины, идущей до соседнего городка, я загрузилась в неё со всем своим немногочисленным скарбом и, коротая дорогу разговором с водителем, сама не заметила, как через час с небольшим была на месте. Покладистый водила довез меня прямо до автобусной станции, где я пересела на рейсовый автобус и уже утром подъезжала к Москве.
Попросив остановиться возле станции метро, нырнула под землю и через сорок минут уже была возле своего дома. Ключи, уезжая надолго, я оставляю у соседки с нижнего этажа. Она пенсионерка, выходит редко и охотно оказывает мне эту маленькую услугу. А я не люблю брать в командировки лишние вещи, потому что, если обстоятельства вдруг вынуждают спешно удирать, приходится бросать все без сожаления.
Очутившись в квартире, не стала терять время ни на завтрак, ни на душ и сразу взялась за телефон. Сгорая от нетерпения, принялась набирать знакомый номер, моля всех богов, чтоб Дарья оказалась на месте. Сначала все время было занято, и я уже было решила, что испортился телефон, как вдруг услышала низкий голос:
― Данилова у телефона.
― Дашутка, привет! Это я! ― заорала я в трубку, от возбуждения напрочь забыв, что можно говорить и тише.
― Анка, ты? ― прогудела трубка. ― Вернулась?
― Точно! И очень хочу тебя видеть.
― Ну, так в чем проблема? Приходи ко мне вечером. Посидим, поговорим.
Такой поворот событий меня вовсе не устраивал и я жалобно заканючила:
― До вечера долго ждать, а я соскучилась очень. Сейчас нельзя встретиться? Я бы к тебе мигом подъехала!
На том конце провода установилось длительное молчание, потом Дашка подозрительно спросила:
― Ты меня хочешь видеть по дружбе или дело какое ко мне есть?
По дружбе! Конечно, по дружбе! Ну и дело, конечно! Дашута, можно я приеду?
― Стерва, ― беззлобно пробормотала подруга. ― Ладно, приезжай сюда. Сегодня не особо много дел, чаю можно и здесь попить. Да сувенир не забудь! Иначе на порог не пущу!
― Все! Еду! Жди! Целую! ― проорала я, швырнула трубку на рычаг и принялась спешно переодеваться.
Дашка была не только моей близкой подругой, но и неоценимым помощником. А познакомил меня с ней Павел Иванович, который время от времени обращался к Дарье то за помощью, то за консультацией. Дело в том, что она работала заведующей лабораторией одного очень солидного научно-исследовательского учреждения. И, когда нам в руки попадало произведение искусства, подлинность происхождения которого вызывала сомнение, мы обращались к ней за помощью. Она проводила на своем оборудовании исследования и выносила вердикт, которому мы верили безоговорочно. Дарья была специалистом высокого класса и Павел Иванович, понимая это, щедро платил ей за работу. А она, постоянно нуждаясь в деньгах, потому как зарплату в её солидном институте платили мизерную и очень нерегулярно, охотно выполняла его просьбы. В общем, они нуждались друг в друге, плодотворно сотрудничали и, тем не менее, Дарья его терпеть не могла. Со мной же она сошлась сразу и очень близко, и за те пять лет, что мы с ней дружим, я ни разу об этом не пожалела. Она была всего лишь на два с половиной года старше меня, но это не мешало ей чувствовать себя мудрой и при каждой встрече наставлять меня на путь истинный. Разговор всегда вертелся вокруг одного: Дашка уговаривала меня оставить Павла Ивановича и заняться чем-нибудь другим.
― Подставит тебя этот боров, ― горевала она. ― Ох, подставит! И ведь глазом не моргнет!
В ответ я смеялась и отвечала, что знаю цену своему хозяину, но он хорошо платит, и потому я его терплю.
― Да он на тебе в сто раз больше наживает! ― вскипала Дарья. ― Ты ж никогда точно не знаешь, сколько реально он получает за каждую работу, которую ты ему добыла. У, кровосос толстозадый! Бросай его, пока не влипла!
Как только ты дозреешь, оставишь свое НИИ и организуешь собственное дело, сразу его брошу и к тебе приду, ― хохотала я в ответ.
Эти разговоры возникали почти каждый раз, как мы с ней встречались, но дальше дело не шло. Дашка продолжала трудиться в своей лаборатории, время от времени получая левый заказ, я продолжала работать с Павлом Ивановичем.
В этот раз я нашла подругу в маленьком закутке, отгороженном от остальной комнаты сдвинутыми книжными шкафами. Притулившись на краю стола, она писала очередной отчет и смолила очередную сигарету. Водрузив на стол рядом с бумагами, коробку со слоеным тортом, который она крепко уважала, я сходу предъявила ей картину.
― Опять для Павла нарыла?
― Нет, это моя. Личная. Но я тебе заплачу по обычному тарифу.
― Да, ладно! Какие счеты между своими, ― отмахнулась Дашка и деловито спросила: ― Что тебя интересует?
― Сама не знаю. Эта картина вызывает у меня смутное беспокойство. В ней полно несоответствий. Глянь! Верхний слой блестит, как новый, а холст, на котором она написана, похоже старый. Вот смотрю на неё, и гложут меня сомнения. Будь другом, покрути её на своей аппаратуре, выжми все, что сможешь.
― Ну, давай начнем с рентгеноскопии. Сделаем снимок, и все станет ясно. Если под верхним слоем есть второй, ты его увидишь. Но учти, если присутствуют краски с содержанием металлических белил или картина была перенесена с другого холста, результат гарантировать не могу. Ну, ты это все и сама знаешь! Подожди меня здесь. Я скоро! Пока меня нет, можешь чайком побаловаться. А торт не трогай!
Дарья вышла из комнаты, а я села на стул и принялась ждать. Сколько раз я приходила сюда по аналогичным делам, но никогда ещё время не тянулось так медленно, и никогда я так не сгорала от нетерпения. Тысячу раз я успела пересчитать кафельные плитки над раковиной и цветочки на обоях, пока, наконец, Дарья вернулась и положила передо мной рентгенограмму. Я бросила на неё только один взгляд и с тихим стоном рухнула на стул. И было, ведь, от чего обалдеть! Моя картина была поясным изображением маленькой девочка в широкополой шляпе, а на рентгеноснимке можно было различить даму с высокой прической, глубоким декольте и осиной талией. Если моя девочка была полностью развернута лицом к зрителям, то неизвестная была изображена в повороте. Левая рука дамы, сжимающая сложенный веер, спокойно лежала на складках пышной юбки, а правая была изящно поднята к виску.
― Вот это да! ― выдохнула я.
― Скажешь, ожидала чего-то другого? ― изумилась Дарья. ― Не поверю! Иначе ты бы не притащила её сюда.
― Я надеялась, что там что-то будет, но такое...
― Хватит охать, у меня мало времени! Дальше смотреть будем или на этом остановимся?
― Ну, хотелось бы поглядеть на неё в цвете, ― нерешительно протянула я. ― Черно-белое изображение ― это не совсем то.
― Ладно, сейчас организуем!
Дарья разложила картину на длинном мраморном столе, достала с полки два пузырька и ватные тампоны. Я знала, что в одном флаконе находится изопропиловый спирт и с его помощью она снимет верхний слой краски, а в другом ― очищенный бензин и его она использует как нейтрализатор. Точным и давно отработанным движением, Дарья смочила один тампон спиртом, другой ― бензином и приступила к операции. Затаив дыхание, я стояла рядом и следила, как подруга осторожно коснулась тампоном со спиртом нижнего правого угла картины. Тонкий слой краски исчез, а под ним проступил серо-голубой фон. Она тут же прикоснулась к обработанному участку тампоном с бензином, не давая спирту впитаться в следующий слой картины и повредить его.
― Ну, видишь?
― Вижу! ― выдохнула я