― Да ладно, чего нам ссориться! Конечно, когда мой привез мне эту мазню вместо подарка, я здорово разозлилась. Женщина я вспыльчивая, потому не сдержалась и кое-что сгоряча в доме переколотила. Ну, а на следующий день отошла и подумала: чего я развыступалась? В конце концов, не такие это и большие деньги для нас, а мужик хотел сделать мне приятное. И вас я понимаю! Не могли вы не воспользоваться удачей, если она сама пришла в ваш магазин. В общем, решила, что зря шум подняла, картину на стену повесила и забыла про нее… Только зря я упокоилась, не прошло и месяца как к нам гости пожаловали и изъявили желание её купить. Мне эта мазня и даром не нужна, но если в ней кто другой нуждается, значит, следует узнать её настоящую цену. Я ж не дура, что б задарма свою вещь отдавать! В общем, я предложенную цену подняла вдвое и они, представьте, без спора на неё согласились. Тут ясно стало, что с картиной все не просто, и я отказалась её уступить. Они немного меня поуговаривали, но, в конце концов, ушли. А через два дня снова явились и объявили, что картина краденая. Мне бы на это заявление было глубоко наплевать, да беда в том, что мой муж мэром в нашем городе служит и у него на носу выборы на второй срок. А эти сволочи пригрозили в газету сообщить, что мэр занимается скупкой краденого. Представляете, как конкуренты мужа такому подарку обрадуются? В общем, я решила в Москву смотаться и узнать, что за дерьмо его угораздило здесь купить.
― Что ж вы от нас хотите?
― Дайте адрес человек, который принес вам эту картину. Если подтвердится, что портрет не краденый, разговор с подонками будет совсем другой.
― Мы не даем координаты людей, сдавших нам свои вещи. Это против правил.
― Так ведь и ситуация необычная. Тут можно и правила нарушить.
Директор молчал, прикидывая, как поступить, потом, видно, решил, что проще дать адрес, чем ввязываться в непонятную историю и согласно кивнул.
Через несколько минут я покидала салон с листком бумаги, на котором был нацарапан адрес и фамилия бывшей владелицы портрета. Проживала она на Плющихе, и вполне можно было отправиться к ней немедленно, но меня вдруг охватила необыкновенная усталость. Захотелось очутиться дома, залезть в постель, включить телевизор и, прихлебывая крепкий кофе, посмотреть какой-нибудь необременительный для ума детектив. Я не смогла устоять против соблазна и вместо Плющихи поехала домой.
Следующий день у меня начался с того, что я отправилась на почту и оформила Глаше перевод на солидную сумму. Зная её щепетильность, посылать деньги от своего имени не стала, ограничилась туманной припиской, что это единовременное пособие, выделенное ей негосударственным благотворительным фондом. И только покончив с этим приятным для меня делом, поехала по полученному накануне адресу.
Бывшая владелица картины проживала на втором этаже симпатичного трехэтажного особнячка без лифта. Неторопливо поднявшись по широкой лестнице, я позвонила и нарочно замерла прямо перед глазком, чтоб на меня удобно было смотреть. Спустя непродолжительное время за дверью послышались неторопливые шаги, и стеклянное отверстие потемнело: меня внимательно рассматривали. Длилась эта процедура довольно долго, но я беспокойства не проявляла и терпеливо стояла на площадке.
Выглядела я в тот день совершенно иначе, чем накануне. От вчерашнего кричащего наряда, в котором я заявилась в антикварный салон, не осталось и следа. Собираясь на эту встречу, я даже не прикоснулась к косметике, а из одежды предпочла темную юбку разумной длины и целомудренную белую блузку. Коротенькую стрижку прикрыла повязанным назад шелковым шарфом неброской расцветки, на нос, в качестве последнего штриха к образу, нацепила очки в тонкой оправе. Стекла в них, правда, были простые, без диоптрий, но в диоптриях и нужды не было. Зрение у меня первоклассное, а очками я люблю пользоваться потому, что они придают моему облику беззащитность и клиент невольно начинает испытывать ко мне доверие. Ведь первое, что приходит на ум при виде очкарика, что тот человек интеллигентный, зрение испортил чтением книг, такой не может быть аферистом или проходимцем, значит, ему можно доверять. А в моей работе доверие играет огромную роль.
В общем, я терпеливо стояла перед глазком и очень надеялась, что по ту сторону двери останутся довольны осмотром моей персоны и, в конце концов, откроют. Терпение было вознаграждено, засовы загремели и дверь отворилась. Правда, не полностью, а только на длину цепочки, но и то было хорошо, могли ведь вообще не открыть. В образовавшейся щели нарисовалась пожилая женщина с гладко зачесанными назад волосами и настороженным взглядом.
Я растянула губы в робкой улыбке и неуверенно спросила:
― Простите, я могу видеть Надежду Викторовну Золотову?
― Это я. Что вам угодно? ― ответила женщина. Ответила, надо сказать, вполне спокойно, без излишней агрессивности, но цепочку откидывать не спешила.
Я вытащила из сумки фотографию портрета девочки в шляпе и с извиняющейся улыбкой протянула его женщине:
― Я по поводу картины.
Она посмотрела на фото, потом перевела взгляд на меня и сказала:
― А в чем дело? Что не так с этой картиной?
Я замялась, потом, запинаясь и с трудом подыскивая слова, пролепетала:
― Нет, нет! С самой картиной все в порядке! Картина великолепная! Но дело в том…
― Вы сами-то кто будете? ― перебила меня хозяйка.
Я часто-часто заморгала и, спотыкаясь на каждом слове, проговорила:
― Ох, извините! Я забыла представиться. Я такая неловкая! Меня зовут Анна. Это я купила вашу картину.
Я ещё раз потрясла перед её лицом фотографией.
― Ну, и в чем дело?
― Понимаете... так трудно сразу объяснить... я не знаю с чего начать... это немного приватный разговор...
― Откуда вы узнали мой адрес?
― В Салоне дали! ― с готовностью выпалила я. ― Вошли в мое положение и дали! Конечно, это против правил, но они меня поняли и посочувствовали. Говорят, у них такого никогда раньше не случалось!
Мои слова оказали на хозяйку квартиры именно то действие, на которое я и расчитывала. Она встревожилась, сдержаться не смогла и порывисто выпалила:
― О чем это вы? Объясните толком!
Я прижала руки к груди и испугано глянула из-за стекол очков:
― Извините... Я сбивчиво говорю… это потому, что я нервничаю.
Потом пугливо оглянулась и, понизив голос, попросила:
― Мы не могли бы поговорить? Ну, не через дверь и не на площадке. Может, выйдем на улицу и посидим на лавочке?
Хозяйка помолчала, потом со вздохом распахнула двери и пригласила:
― Входите!
Я змейкой скользнула в квартиру и, стараясь не отставать, пошла по коридору следом за женщиной. Она привела меня в комнату, оставленную массивной старомодной мебелью с обеденным столом в центре. Указав кивком на стул с высокой спинкой, сама села напротив и сухо проронила:
― Слушаю вас.
Я осторожно села на краешек стула, суетливо одернула юбку, вытащила из кармана платок и принялась протирать очки. Я сознательно тянула время, желая прощупать, насколько женщина готова к диалогу. Если будет изнывать от нетерпения, раздражаться от моей несобранности, значит, разговора не получится, на откровенность вытянуть её не удастся, а значит и затевать игру не стоит. На мое счастье она совершенно спокойно дождалась, пока я закончу манипуляции с очками и снова пристрою их на нос, и только тогда спросила:
― Ну, так что там с картиной?
― С картиной все в порядке, ― торопливо заверила я хозяйку. ― Мы с мужем купили её в Салоне и очень довольны. Она нам очень нравится.
Тут я замолчала, скроила скорбную мину и выдохнула:
― Вот только после покупки стали происходить странные вещи.
Она вопросительно вздернула брови, послала мне колючий взгляд, но не сказала ни слова.
Выдержав короткую паузу и сообразив, что нужной реплики от неё не дождусь, я пустилась в объяснения:
― Мы с мужем живем не одни, у нас большая семья. С нами живут родители мужа, потом у нас двое детей... В общем, в квартире целый день полно народу... Ох, извините! Я опять так сбивчиво говорю!
Она понимающе кивнула:
― Ничего! Рассказывайте, как считаете нужным…
― Да, да... спасибо. Короче, вскоре после покупки в квартире стали раздаваться странные звонки. Неизвестный набирал номер, а когда поднимали трубку, не говорил ни слова и тут же клал её. Знаете, мы бы не обратили на это внимания... Но однажды нам опять позвонили и в этот раз не молчали. Напротив, мужской голос сообщил, что звонит по поводу приобретения у нас картины. Он имел в виду портрет. Я, конечно, удивилась, объяснила, что ничего не продаем, но он продолжал настаивать, и я положила трубку. Второй раз он позвонил и попал на мою свекровь. Она человек вспыльчивый, бывший торговый работник, слушать ничего не стала, просто накричала на него. Третий раз звонивший опять попал на меня, я не смогла ему отказать и согласилась выслушать.
В его изложении история выглядела так: несколько лет назад эта картина была украдена у его семьи. Портрет ему дорог, как семейная реликвия, поэтому все это время он не прекращал поисков, стараясь выяснить его судьбу. Каким-то образом, ему удалось узнать, что портрет выставлен на продажу в салоне. Он кинулся туда, но опоздал и картину успели приобрести мы. Вот он и предлагает выкупить её у нас, причем за большую сумму, чем мы заплатили. Знаете, он ужасный человек! Когда я отказалась продать портрет, он стал грозить мне милицией, судом, конфискацией. Чего он мне только не наговорил! Я так растерялась, что сглупила и согласилась на встречу с ним. Он приехал к нам домой, долго рассматривал портрет, потом сказал, что это тот самый. И опять заговорил о выкупе! Опять слово в слово повторил историю о похищении и семейной реликвии. Только, я уже немного пришла в себя, смогла соображать и начала задавать вопросы. Понимаете, в его истории было столько несоответствий, и она выглядела так неправдоподобно... Гость на мои вопросы отвечать отказался. Он просто ушел от них, и весь разговор повернул так, будто я уже дала согласие на продажу и вопрос теперь только в цене. Я, конечно, возмутилась, он вспылил и мы... поспорили. Я даже думать боюсь, чем бы все закончилось, будь я одна дома! Мне кажется, он вполне мог стукнуть меня по голо